Теодор Курентзис напомнил, что современная  русская музыка – часть европейской

Про Теодора Курентзиса часто говорят, что он любит быть в центре событий, но это неверно. Человек такого склада может быть только впереди. Играет ли он двухсотлетний Реквием Моцарта, парадоксально дописанный нашим современником Сергеем Загнием, поражает ли терпкостью антифонов гениальной Гертруды Бингенской (XII век), обрушивает ли на веселую новогоднюю Москву жестокую правду блокадной Ленинградской симфонии Шостаковича – всегда он нарушитель инерции, увлекающий публику в только ему ведомом направлении одним из бесчисленных путей бесконечной музыкальной вселенной. Его вселенной. 8 февраля этот путь привел нас на острие современного композиторского поиска, познакомив с музыкой, которая никогда в России не звучала.

Алексей Ретинский,Сергей Невский, Лучано Берио – вот композиторы, которых выбрал Теодор Курентзис для программы своего пермского оркестрово-хорового коллектива musicAeterna в Большом зале консерватории. Имя третьего автора, классика авангарда ХХ века, филармонической публике известно, хотя нельзя сказать, что даже самое его репертуарное сочинение, Симфония (1969), исполняется у нас часто. По поводу Невского ассоциации возникнут, скорее всего, у самых отчаянных опероманов, которых не испугал авангардный язык его «Франциска» в Большом театре лет 5 назад и одной из частей пенталогии «Сверлийцы» в Электротеатре «Станиславский» (2016). А по поводу Ретинского большинство из нас не знало просто ничего – в Москве его партитуры до этих дней еще не звучали.

Поэтому Курентзис, вообще-то на концертах (в отличие от, скажем, Владимира Юровского) не слишком разговорчивый, предварил исполнения небольшими вступительными словами. Правда, не очень ситуацию прояснившими – те, кто слышал или читал интервью Теодора, знают, что в этом потоке возвышенных философем и метафор не всегда легко разобраться. Хотя интригует стопроцентно – ну например утверждение, что Ретинский сочиняет музыку так, будто не рассчитывает, что ее кто-либо когда-либо услышит. Еще больше заинтриговывает вопрос: «Мы говорим – ангельское пение. А кто-нибудь слышал, как поют ангелы?»

Ну, Бах-то с Моцартом наверное слышали. Вагнер, Брамс, Берг, Рахманинов, Стравинский… Вряд ли этот список может быть очень большим. Но думаю, не профанирую его, сказав, что и Ретинскому судя по его композиции Salva regina приоткрыто окошко в некоторую область небесных музыкальных тайн. Этому молодому крымчанину, прошедшему школу в десятке европейских музыкальных академий, дается тонкий баланс между гармоничностью и стихийностью, проявляющейся в вольной жизни каждого из множества подголосков этой прозрачной и вместе с тем загадочно-зыбкой партитуры. Словно мы смотрим на средневековую фреску сквозь вуаль веков, которая размывает контуры, а порой пропускает «наводки» – вторжения шумов времени, стуки и звоны перкуссии, а в самом конце странный, не то человечий, не то чаечий призыв.

Сергея Невского, автора скрипичного концерта Cloud Ground («Облачное основание» – хорошая игра смыслов, ведь Ground – еще и старинная форма вариаций на остинатный бас), Курентзис считает романтическим композитором, и это опять же, на мой взгляд, мало что объясняет, хотя безусловно озадачивает. Чуть понятнее мысль о вечной загадке неуловимого перехода шума в музыку (так же, как обыденного слова в поэзию). Дирижер просит исполнителей показать, как в музыкальную партитуру встраивается скрип вилки по тарелке или пенопласта по стеклу. Впрочем, главное не эти жестокие для иных ушей детали, которые Курентзис предварил, чтобы не «испугнуть» слушателей (право, некоторые Теодоровы неологизмы своей экспрессией достойны того, чтобы остаться в языке), а красота, которая всегда главный источник радостного удивления.

Правда, в столкновении слова «красота» со слуховыми ощущениями от произведения возник явный диссонанс. По крайней мере поначалу. Вспомнились десятки «авангардных» партитур 20-30-летней давности, где крайняя проработанность бессчетных деталей выливалась в свою противоположность – почти  не расчленяемый слухом шумовой поток. Но постепенно сквозь этот частокол звуковых ударов и завываний стали пробиваться более структурированные мелодические линии и гармонии, тяготеющие к классическому мажору. Конечно, хаос и «штирлицевские» зловещие пиццикато не уступали свои позиции без боя, и каденцию, выдержанную почти в классических традициях XVIII-XIX веков, солистке Елене Ревич пришлось играть боязливым «шепотом». Чтобы затем уступить новой волне иронических завываний и веселушных плясок, а закончить слабыми, как хватающиеся за соломинку пальцы тонущего, щипками струн левой рукой.

Перед исполнением Coro Лучано Берио на сцену вышел не Теодор, а… Ингеборга Дапкунайте. Пояснила, что она тут случайно, просто Курентзис «словил» ее в коридоре и попросил ознакомить публику со стихами Пабло Неруды, на которые написано это монументальное сочинение, сочтя, что у нее это получится лучше… Не уверен, что милый литовский акцент, который мы, как и всё прочее в Ингеборге, любим, сделал чтение более внятным, чем распевный греческий говор Теодора. Но ход, согласитесь, опять-таки эффектный – у кого еще, кроме Курентзиса, на сцену вне программы в качестве конферансье может выйти звездная актриса.

Но главное, конечно, до слуха дошло – рефрен «Выходи на улицу, и ты увидишь, что она залита кровью». Сочинение Берио сталкивает фольклорные тексты десятков народов с этой неотвязной мыслью о царящей в мире жестокости. Удивительно, но, как и совсем новые опусы Ретинского и Невского, эта партитура, возникшая более 40 лет назад, лишь недавно впервые прозвучала в России – в Перми, т.е.дома у коллектива musicAeterna, и вот теперь наконец доехала до Москвы.

В исполнении произведения Лучано Берио Coro певцы и оркестранты перемешаны друг с другом

Скажу так: знать это произведение, одно из основополагающих у Берио, безусловно надо. Невероятна изобретательность партитуры, начинающейся вроде бы как камерное сочинение для голосов и фортепиано (отсюда сразу – ассоциации со «Свадебкой» Стравинского, которые затем будут неоднократно подкрепляться всем дальнейшим ходом музыки), проходящей, кажется, через все известные миру типы полифонии и отблескивающей  бесчисленными этнографическими оттенками. Особенно впечатляют мотивы Балкан – края изумительных песен и жесточайших войн. Все эти запевки, причитания, плачи, вскрики в исполнении 40 певцов и 44 оркестрантов вырастают в живой конспект планетарной музыкальной культуры, совокупный образ Музыки Земли. Понятно, почему это сочинение так близко Теодору Курентзису, греку и человеку мира, почему он дирижирует его с таким увлечением, что даже его громко притопывающие ботинки (байкерские бутсы с кричаще красными шнурками) превращаются в еще один выразительный дирижерский инструмент, в дополнение к супер-экспрессивным Теодоровым рукам.

И все же на час длительности внутренней драматургической энергии произведения не хватает. По крайней мере такое ощущение возникло у автора этой заметки, и с ним не особо спорили даже самые увлеченные энтузиасты, которым нравится все, что только бы ни сыграл Курентзис. Даже композиторы Невский и Ретинский, с которыми потом мы обсуждали прозвучавшее. Хотя они и выразили предположение, что музыка эта предназначена не столько для концертов, сколько для записи – только так, приставив едва ли не к каждому исполнителю микрофон, можно донесли до слушателя все богатство партитуры.

Может быть. Ну, тогда кому в нашей стране карты в руки, как не Курентзису?

Закончили же вечер бисом, убедительнее которого трудно придумать: баховской песней «Приди, о сладостная смерть». Точнее, ее обработкой, выполненной современным норвежским композитором Кнутом Нюстедтом и названной им «Бессмертный Бах». В его трактовке короткий зачин песни вырастает в готовый длиться бесконечно воздушно-трепещущий звуковой кластер…

Благодаря таким людям, как Теодор, Россия занимает достойное место в ряду стран, культивирующих современную музыку. Это слова не мои, а тех самых композиторов – Невского, Ретинского, Сюмака (его хоровую оперу Cantos пермяки в эти же дни исполнили в программе фестиваля «Золотая маска»), с которыми, помимо общения через их произведения, удалось поговорить и впрямую, на так называемой Лаборатории современного зрителя – дискуссионном клубе, ставшем ноу-хау всех проектов Курентзиса и проведенном на этот раз музыкальным журналистом Алексеем Муниповым.

Композиторы Алексей Ретинский, Алексей Сюмак и Сергей Невский (слева направо) считают, что новой музыке в России живется вовсе неплохо

Не буду здесь ввязываться в спор с сочинителями, которые сами же рассказали о гораздо больших, чем в России, возможностях обучения, издания, творческих экспериментов в западных вузах и музыкальных центрах. Да ведь они сами, композиторы, свидетельствуют, что, например, Владимир Юровский в Европе играет совсем не тот репертуар, что на родине – в нем гораздо больше сегодняшних сочинений. И жить они отчего-то предпочитают в Европе – Невский в Берлине, Ретинский в Вене. С другой стороны, Курентзис, имеющий различные международные контракты, закрепился именно в России, да еще не в столицах, а на ее становом хребте – Урале. Обнадеживающее исключение? Или подтверждение древней, как мир, истины: музыка живет там, где ее играют и слушают?

Фото Сергея Бирюкова

Все права защищены. Копирование запрещено.