Побывав недавно на концерте Игоря Левита в Бирмингеме, я задумался над тем, сколь сложным, подобным, пожалуй, восхождению на пик высокой горы, является для всякого пианиста исполнение им 24 прелюдий и фуг Шостаковича. Редко когда они исполняются целиком в рамках одного концерта. Отточенный ясный контрапункт задает высокую планку: ни один фрагмент музыки не кажется вычурным, но отдельные ее фрагменты чрезвычайно сложны в плане исполнения. Залог успеха – постоянная концентрация как исполнителя, так и слушателя. А уж если что-то пойдет не так, то падение с того пика будет не из приятных, замаскировать свои недоработки никак не удастся. Но на этом сравнения с горными вершинами себя исчерпывают. Шостакович не стремился придать своему произведению лоск величественности и торжественности. Напротив, его изысканные и небольшие по объему работы кажутся весьма скромными, неброскими и очень личными. Когда Левит играл заключительную фугу, по его лицу и напряженной технике исполнения было видно, что эта музыка способна достичь самых потаенных глубин души человека.
Цикл произведений был создан вскоре после визита композитора в Лейпциг, в ходе которого он принимал участие в международном конкурсе имени Баха в качестве члена жюри. Шостакович в то время, вероятно, все еще был глубоко травмирован проходившей на его родине компанией по борьбе с «формализмом», то есть критикой всякого искусства, которое не имело своей основной целью прославлять Советский Союз. Но слава композитора была столь велика, что ему позволили на время покинуть страну; на том фестивале он впервые увидел советскую пианистку Татьяну Николаеву, исполнявшую произведения Баха. Творчество немецкого композитора, в частности, его прелюдии и фуги, известные под общим названием «Хорошо темперированный клавир», настолько заинтересовали Шостаковича, что он принялся за написание своих собственных.
Работа над циклом велась зимой 1950/1951 гг. При этом Шостаковича особо не заботил тот факт, что структура произведений основывалась на строгих правилах, а фуги были ярким примером «многослойной» музыки, хотя опасность обвинений в формализме по этому поводу была очень велика. Композитор был ужасно разочарован суровой критикой, последовавшей за первым представлением, тем более что из-за излишнего волнения в день концерта его выступление было не лишено изъянов. Понять произведение, в которое то и дело вкрадывались лишние ноты, было непросто.
Спустя 65 лет цикл произведений Шостаковича хотя и не часто звучит в залах консерваторий, но вместе с тем неизменно привлекает самые громкие имена. И все же сложно представить себе еще одно исполнение произведения, сопоставимое с исполнением Левита. Высокий класс музыки ощущался с самых первых нот, до минор, начинающий произведение, служит напоминанием о влиянии Баха, но никак не подражанием ему. Красочность музыки, ранее столь присущая Шостаковичу (например, в 24 прелюдиях 1932-33 гг.), уступила место серьёзности Баха и ясности композиции Моцарта. Но это не примитивная имитация, что чувствуется по особой гармонии музыки Шостаковича.
С самых первых аккордов весь концертный зал был наполнен сиянием музыки российского композитора, не в последнюю очередь благодаря замечательной акустике зала и тонкой работе исполнителя. Мне сложно вспомнить другой концерт с таким же замечательным звуком музыкального инструмента. Левит был безукоризненно внимателен ко всем деталям произведения; каждая нота в фуге удостоилась его внимания и старания. Он допустил некоторые нововведения при исполнении прелюдии соль мажор, тем самым создав плавный переход к следующей за ней фуге. Переход ко второй фуге от фуги ми минор вызывает ассоциации с Шопеном, порождает в душе эмоциональное состояние, развитие которого в душе слушателя зависит от следующей пары нот. Навыки игры Левита вообще впечатляли вновь и вновь на протяжении всего концерта: спокойный и тихий звук в прелюдии соль-диез минор ярко контрастировал с порывистым и энергичным звучанием фуги ми-бемоль минор.
Левит придал всему циклу элемент неравномерности, демонстрации различий между отдельными его частями. Дискуссионным остается вопрос, входило ли в намерения самого Шостаковича исполнять подобное произведение целиком или по отдельности, в любом случае умелое сочетание различий в рамках одного концерта позволяет удерживать внимание слушателя. Левит приложил к этому много стараний, вероятно, с таким упорством, что, услышав, как упал один из пришедших слушателей, решивший преждевременно покинуть зал в тот момент, когда он заканчивал один из фрагментов цикла и переходил к другому, не смог удержать улыбки. Первая часть выступления в целом оказалась куда более разнообразной в сравнении с тем, чего я от нее ожидал. Ощущение недосказанности и неполноты форм во второй части цикла скорее объяснялось уже накопленными к тому моменту ощущениями и впечатлениями, нежели недоработками исполнителя. Некоторые нарекания могло вызвать разве что исполнение самых динамичных в цикле фуг, которые Левит буквально «пробежал», пожертвовав ясной манерой исполнения. Да, увлекательно, но некоторые детали были утеряны, например, реминисценции к прелюдии ре-бемоль мажор в следующей далее весьма динамичной фуге.
Но в целом, выступление было полно изумительных деталей. Легкий и переливающийся, словно пение птиц, звук октав в прелюдии ми-бемоль минор, а также аккорды в стиле Мусоргского надолго западают в сознание слушателя. Или, например, фуга си-бемоль минор, несомненно, одна из самых ярких фуг в истории классической музыки. Ее звучание преисполнено спокойствия, пока Левит исполнял ее, я словно пребывал в каком-то ином мире, где нет времени. Одному богу известно, какой реакции Союза композиторов на это его произведение ожидал Шостакович. По окончании исполнения публика была в буквальном смысле слова измотана. Работа Левита – значительное достижение в мире музыки, целое путешествие в другой мир.
Источник: bachtrack.com
Перевод: Марат Абзалов
Копирование запрещено
Пока нет комментариев