Снаряд не может попасть дважды в одну воронку», – думала я, направляясь 14 декабря в Концертный зал Мариинского театра на сольный концерт Люки Дебарга и имея неприятный опыт сдачи билета на отменённый концерт этого пианиста в сентябре, даже не подозревая, что именно в этот момент тот самый снаряд очень даже низко висел над той самой воронкой. Но узнала я об этом только уже во время концерта. Радовала заявленная многообещающая программа концерта: четыре сонаты Доменико Скарлатти, Баркарола и Скерцо №2 Фредерика Шопена, две Баркаролы Габриэля Форе и «Ночной Гаспар» Мориса Равеля. А воспоминания о прошлогоднем концерте приятно бодрили тем, что удастся снова ощутить, как этот трогательно нескладный молодой пианист вдруг захлестнет меня своей игрой, а извлекаемая его пальцами музыка накроет с головой, как штормовой волной.

фото Валентина Барановского © Мариинский театр

Но того, что концерт окажется столь поразительным, я и предположить не могла. Хотя сразу и удивило, что в первый момент не узнала вышедшего на сцену Люка. Причем, дело даже не в отпущенной бородке: просто вместо порывистого юноши с буратинисто-нескладными движениями появился человек в летах, с трудом несущий свое, будто стеклянное тело, и только когда он сел за рояль, я увидела, что это действительно Люка Дебарг. Он заиграл Скарлатти, и это был не тот Скарлатти, которого я помнила по прошлогодним бисам: те две сонаты прозвучали энергичнее и ярче. Теперь это был какой-то более нежный, мягкий и задумчивый Скарлатти, воспринимавшийся, как некая распевка перед основной частью, потому что я не ощутила того завораживающего действия, которое производит обычно игра Дебарга. И только на шопеновском скерцо, столь знакомом, но здесь каком-то более свежем и красочном, сыгранном с зашкаливающей эмоциональностью, я почувствовала, наконец, это гипнотическое воздействие. Последовавшая за ним нежная и прозрачная баркарола Форе возвратила меня к действительности и подготовила к антракту.

фото Валентина Барановского © Мариинский театр

Выйдя в фойе, я краем уха поймала обрывок разговора двоих быстро прошедших мимо меня людей: «… так нельзя, надо было отменить»… Как ни странно, услышанное меня почему-то насторожило. А когда в конце затянувшегося антракта по радиотрансляции было объявлено, что в связи с плохим самочувствием пианиста будет исполнен только «Ночной Гаспар» Равеля, пазл сложился: сомнамбулическая походка, кривые, очень осторожные поклоны и нечаянно подслушанные в антракте слова. Я понимала, что ждать от вконец больного музыканта не просто исполнения труднейшего произведения Равеля, а каких-либо откровений или энергетических воздействий на публику не приходится, но как же я ошибалась! Дебарг с первой минуты поверг меня в состояние оцепенения и транса, его «Ночной Гаспар» обдал замогильным холодом и вызвал какой-то трепет безысходности. И когда смолкли последние звуки Равеля, зал взорвался овацией. Трудно было поверить, что этот хрупкий и явно нездоровый юноша, с видимым усилием несущий охапку цветов, мог только что не просто виртуозно играть, но и держать весь зал в напряжённом состоянии. И уж на бисы, конечно, никто и не рассчитывал, но вышедший снова на поклоны пианист вдруг медленно подошел к роялю, сел и заиграл ту самую баркаролу Форе, которая была изначально заявлена в программе. Ох, как же была необходима эта прохлада струящейся воды, чтобы смыть остатки гаспаровских кошмаров.

фото Валентина Барановского © Мариинский театр

Сбивая ладони в аплодисментах, в благодарности за полностью отработанную, несмотря ни на что, программу концерта, я решала школьный пример на употребление запятой: «Аплодировать нельзя уходить». Ум и сердце подсказывали, что запятая должна быть после второго слова, но подсознание с ними активно не соглашалось. Пока я упражнялась в синтаксисе, Люка Дебарг очередной раз, откланявшись, опять сел за инструмент. Полутораминутная пауза, взятая пианистом, прошла в звенящей тишине, когда каждый присутствующий в зале боялся пошевелиться. И взяв несколько аккордов, Дебарг обрушил на нас сонату-фантазию «По прочтении Данте» Ференца Листа. В тот момент я не знала названия произведения, но все круги ада я прочувствовала, меня кружил по ним адский вихрь, то увлекая в глубину преисподней, то выбрасывая наверх. И в какое-то мгновение я просто перестала дышать, к счастью, это было все же в конце сонаты. Теперь уже весь зал аплодировал стоя, и, наверное, мощный заряд эмоций, шедший от публики, наконец, подействовал благотворно: движения Люки стали точнее, а походка тверже. Дебарг, похоже, понимал, что нельзя так просто отпускать слушателей после воздействия таких адских смерчей, поэтому он сыграл еще одну сонату Скарлатти, тем самым «закольцевав» концерт и, с другой стороны, вернув всем сидящим в зале способность к здравым рассуждениям, что они и проявили в последней овации, когда все как по команде разом прекратили аплодисменты.

фото Валентина Барановского © Мариинский театр

На выходе из зала в памяти вдруг всплыла фраза из «Того самого Мюнхгаузена»: «Не скажу, что это подвиг. Но, вообще, что-то героическое в этом есть». Не удивительно – ведь она так соответствовало ощущениям от этого вечера.

Все права защищены. Копирование запрещено.