В Большом зале консерватории состоялся сольный концерт пианиста Даниила Трифонова. В этот вечер давка на контроле напомнила времена, когда здесь, не в пример сегодняшнему дню, часто играли пианисты мирового масштаба.
Каков сегодня Даниил Трифонов, триумфатор конкурса Чайковского шестилетней давности? Не измутузил ли его Гергиев? Не подпортила ли плотная череда сольных гастролей? И что этот зал сегодня для выпускника Гнесинки, обретшего в свои двадцать шесть лет мировую славу?
Его программа героически перегружена: не будь она так красиво выстроена, высидеть ее было бы нелегко, а что уж говорить об исполнителе. Все первое отделение было отдано Шуману. С первых же нот «Детских сцен» ошеломил звук, от которого поотвык БЗК, – зал от него будто преобразился, публика подобралась: стало ясно, что на сцене пианист экстра-класса.
Мечты и страхи ребенка в этих, по словам Шумана, «нарядных вещицах», предстали максимально выпукло. Сосредоточенность и пиетет пианиста к автору невероятен. А его нежности к клавиатуре в лирических фрагментах надо бы поучиться более циничным молодым пианистам.
Два словно бы автопортрета композитора – циклы «Детские пьесы» и «Крейслериана» – жирной чертой разделила до-мажорная Токката, сыгранная с излишним остервенением к концу. Однако на ней пианист вошел в раж и «въехал» в бурное начало «Крейслерианы» – изначальный напор превысил все ожидания. Зал неравнодушно внимал этим взлетам и падениям, когда человек уже почти теряет себя. Или избалованная публика теперь так кровожадна, что ее можно пронять только запредельной взвинченностью? При этом было утеряно мистическое начало, незабываемо выявленное в «Крейслериане» Михаилом Плетневым. Острое, жутковатое.
Жутковатость материализовалась, скорее, в позе, в которой закончил исполнение Трифонов: сгорбленный, с остро торчащими, как сломанные крылья, локтями, он на мгновение замер, будто поверженный Демон на известной картине.
Надеюсь, однако, это не всё, что осталось нам от Шумана в ХХI веке. И размышляю: где та грань, за которой изумительный пианизм с одной стороны, а неудержимость, перевозбужденность с другой начинают теснить саму музыку?.. Однако «Крейслериану» Трифонова с этими оговорками принимаешь всё же с энтузиазмом – как проявление его личной свободы, которая уже есть приношение автору, столь ее ценившему.
Пиком же концерта и ярчайшим впечатлением стало исполнение пяти тонко выстроенных по характеру и тональностям Прелюдий и фуг Шостаковича. (№№ 4, 7, 2, 5, 24). Вот где случилась поистине «Крейслериана ХХ века» – с его безднами и жуткими призраками, не изжитыми нами до конца и потому бьющими по нервам куда круче трифоновского Шумана. Заключительная фуга (из № 24) прозвучала памятником человеческому достоинству на фоне самого жестокого времени. В этот вечер Шостакович Шумана сильно потеснил.
Концерт же как ни в чем не бывало продолжился беззаботным поначалу мажором «Петрушки» Стравинского. Страшное нагнетание и феноменальная крупная техника на максимальном звучании, естественно, импонировали публике, но показалось, что яркая вещь лишилась смакования чуть ли не осязаемых картин. По мне, так можно было обойтись и без «Петрушки».
На бис прозвучали неизвестные нам Вариации на шопеновскую Прелюдию № 7 Федерико Момпоу – я даже восприняла их как легкий привет XVI конкурсу Шопена (2010), где жюри курьезно сочло крупный, перспективный талант Трифонова достойным лишь третьей премии. В остроумных миниатюрах испанского композитора под руками мастера сверкали штраусовские блестки, слышались отзвуки то шопеновского этюда, то его мазурки; показалось даже, кое-где мелькала тень самого Скрябина. А в десятой, заключительной вариации прямо процитирована средняя часть Фантазии-экспромта.
Ею пианист и завершил концерт, сыграв этот традиционный бис едва ли не со скоростью света – словно тонкий шелк скользнул по клавиатуре и бесследно исчез. Бисы – вот где случилась мистика!
Публика, аплодируя, повскакивала с мест, но теперь это в порядке вещей. А судя по присутствию некоторых буржуа, не слишком сведущих в музыке, но чующих, в каких местах следует позиционироваться, «рядовой» абонементный концерт в итоге оказался статусным.
Однако всё это не имеет никакого значения в сравнении с тем, что Даниил Трифонов показал себя созревшим крупным музыкантом, необычно мыслящим, волевым, своеобразным до непредсказуемости. И пугающе открытым и расточительным.
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев