«Русская филармония» на открытии фестиваля «Евгений Евтушенко в симфонической музыке»
Лора Квинт с Дмитрием Юровским на поклонах после премьеры
С момента, когда симфонический оркестр Москвы «Русская филармония» возглавил Дмитрий Юровский, минуло уже шесть лет, и за это время коллектив совершил весьма значительный качественный рывок, фактически став одним из лучших в столице. К сожалению, в нынешнем сезоне его программы в Светлановском зале Дома музыки состояли почти исключительно из сверхпопулярных хитов, а вот серьезных и незаигранных произведений в них ощутимо не хватало. Причина тут в общем-то простая: оркестр по большей части существует на самоокупаемости, а серьезные программы в ММДМ (где он базируется) продаются хуже. Зато в конце сезона, благодаря приглашению двух фестивалей, «Русской филармонии» удалось «отыграться», представив под управлением своего шефа две не слишком часто звучащие симфонии Шостаковича, а в придачу еще и две мировые премьеры. Первый из вечеров, прошедший в рамках фестиваля Vivarte во Врубелевском зале Третьяковской галереи, включал в себя Четырнадцатую симфонию (солисты Любовь Стучевская и Максим Михайлов) и свеженаписанный Концерт для альта и струнного оркестра латвийского композитора Петериса Васкса (солист Максим Рысанов). Характер самих сочинений и «обстоятельства места» определили и его сравнительно камерный формат. Второй, состоявшийся в Большом зале консерватории, был гораздо более масштабным и событийным. Этим концертом открылся фестиваль «Евгений Евтушенко в симфонической музыке», программу которого составлял сам поэт, предполагавший и свое собственное в ней участие, но судьба распорядилась иначе. В первом отделении прозвучала Тринадцатая симфония Шостаковича, а во втором – мировая премьера оратории «Страсти по корриде» Лоры Квинт.
Тринадцатая симфония («Бабий Яр»), премьеру которой в 1962 году власти различными способами пытались сорвать, и сегодня исполняется редко. Причин тому несколько. В их числе и чрезвычайно трудная партия солирующего баса, требующая не только незаурядных артистических и музыкантских качеств, но еще и элементарной выносливости. Другая причина заключается как раз в стихах Евтушенко.
К творчеству поэта, недавно покинувшего эту землю, многие относятся неоднозначно. С нередко встречающимися пренебрежительными оценками согласиться трудно, но едва ли оспорим факт, что далеко не все им написанное равноценно по качеству, о чем свидетельствуют и тексты, положенные в основу Тринадцатой симфонии. Кроме того, кое-что в этих стихах сегодня выглядит несколько наивно, а то даже и курьезно. «Шестидесятнический» пафос противопоставления «великих идей» и их «искажения» давным-давно себя дискредитировал, а «исторический оптимизм» поэта оказался по меньшей мере преждевременным. Но многое не устарело и сегодня. Прежде всего – тема антисемитизма, что вряд ли потеряет актуальность в обозримом будущем (пусть даже сейчас у нас ее и оттеснили на второй план разные другие фобии). Или «Страхи» (название четвертой части симфонии и соответствующего стихотворения), которым тогда, в начале 60-х, Евтушенко явно поспешил пропеть «отходную» и которые сегодня вновь возвращаются в нашу жизнь. Да и тема карьеризма ныне тоже злободневна, как никогда. И если в самом тексте что-то порой кажется чересчур плакатным или прямолинейным, музыка Шостаковича переводит все в иное измерение.
Представленную в этот вечер интерпретацию Тринадцатой симфонии я бы уверенно назвал в числе лучших, какие доводилось слышать в посткондрашинскую эпоху (притом, что сам Кондрашин по-прежнему остается недосягаемым эталоном – и отнюдь не только как первый ее исполнитель, – в чем нетрудно убедиться, переслушав его запись). И здесь заслуга не только Дмитрия Юровского, но и Петра Мигунова.
Петр Мигунов и «Русская филармония» под управлением Дмитрия Юровского исполняют Тринадцатую симфонию Шостаковича в БЗК
Юровский явил нам не просто мастерство высочайшей пробы и соответствующий музыкантский масштаб, но и глубочайшее понимание драматургии этой музыки (во многом унаследованное от отца, Михаила Юровского, по праву считающегося одним из ведущих сегодня в мире специалистов по Шостаковичу), внутренней связи отдельных частей, на первый взгляд, не всегда очевидной.
Мигунову (несколькими месяцами ранее поразившему нас своим Рогожиным в «Идиоте» Вайнберга в Большом театре) – едва ли не единственному из исполнителей Тринадцатой симфонии за время ее существования – удалось найти то «золотое сечение», когда все и вся выпевается, а столь важная здесь четкость и выразительность слова вполне достигается и без перехода на откровенную декламацию, обходясь вместе с тем и без чрезмерного пафоса.
На высоте были также сам оркестр и сводный хор басов (из Государственной академической хоровой капеллы России имени Александра Юрлова, Государственной капеллы Москвы имени Вадима Судакова и Московского мужского камерного хора). И думалось о том, что это исполнение надо бы обязательно повторить для более подготовленной публики, нежели специфический контингент, собранный устроителями фестиваля в стенах БЗК, постоянно нарушавший целостность симфонии неуместными аплодисментами между частями.
В «Страстях по корриде» Лоры Квинт, прозвучавших во втором отделении, к Петру Мигунову присоединилась целая группа превосходных солистов, включавшая в том числе четверых геликоновцев – Ларису Костюк, Ксению Вязникову, Василия Ефимова и Михаила Давыдова – и Надежду Гулицкую, хорошо знакомую москвичам по концертам старшего из братьев Юровских. В исполнении также принял участие Камерный хор Московской консерватории под руководством Александра Соловьёва. Стихотворные тексты экспрессивно и очень музыкально читал Владимир Скворцов. Исполнение в целом оказалось более чем достойным. Юровский выжал из партитуры Квинт, кажется, максимум возможного. Публика была в полном восторге и, по ее настойчивым требованиям, на бис повторили финал.
Квартет геликоновцев (Лариса Костюк, Василий Ефимов, Ксения Вязникова, Михаил Давыдов) в финале «Страстей по корриде»
Может показаться странным, что ораторию Квинт исполнили после симфонии Шостаковича: слишком уж несопоставимы композиторские масштабы. Куда естественнее выглядел бы обратный порядок, который, кстати, и драматургически выглядит более логично, если учесть концепцию, вложенную Евтушенко в его «Корриду». Коль скоро для поэта слово «коррида» ассоциируется лишь с жестокостью и убийством, то в таком контексте и его «Бабий Яр» (напомню читателям, что одноименная поэма легла в основу первой части симфонии Шостаковича, став при этом и ее общим названием) оказывается как бы продолжением темы. Коррида, какой ее видит Евтушенко, вполне может привести в Бабий Яр…
В музыкальном плане оратория отнюдь не безынтересна. В даровании Лоре Квинт, безусловно, не откажешь. В ее «Страстях» есть и яркие мелодические моменты, и по-настоящему выразительные страницы. Другой вопрос, что партитура все же несколько пестровата, включая в себя не только стилизованную «испанщину», но также и пафосность в духе советской песенности. Да и в целом, при всех очевидных достоинствах этой музыки, она, прямо скажем, не слишком-то походит на написанную вот только сейчас, в 2017 году. Скорее ее можно было бы датировать семидесятыми-восьмидесятыми годами прошлого столетия.
Так или иначе, сочинение это имеет неплохие шансы сделаться репертуарным – как в силу броскости и доступности музыкального языка, так и благодаря соответствию одному из трендов нашего времени, когда движение защитников животных, выступающих в том числе и за запрет корриды, ширится и набирает обороты во всем мире. Но если оратория и вправду будет жить, записываться и издаваться, автору стоило бы все же исправить некоторую, мягко говоря, некорректность названия (как известно, словосочетание «Страсти по…» имеет в русском языке вполне однозначную и очень жесткую привязку к евангельским текстам). Почему бы просто не вернуться к исходному названию «Коррида», данному стихотворному циклу, что лег в основу оратории, самим Евтушенко?..
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев