Экзамен по истории музыки. «Сколько симфоний у Бетховена?», – спрашивает педагог. «Три, – отвечает студент. – Третья, Пятая и Девятая».

Этот анекдот вовсе не о невежестве, как может показаться на первый взгляд. Он об одном из существенных свойств человеческой психики: человек может отфиксировать в качестве объекта внимания не так уж и много позиций, три-четыре. В самом широком случае.

Европейские композиторы – Бах, Моцарт, Бетховен. Русские – Глинка, Мусоргский, Чайковский. Дальше можно проверять этот тезис на чём угодно. Хотите, это будут Пушкин, Лермонтов, Толстой. А хотите – Маркс, Энгельс, Ленин. Или Ньютон с Эйнштейном.

Я, собственно, излагаю это ровно затем, чтобы у читателя не появилось чувство вины за то, что он не знает имена, к примеру, Саломоне деи Росси, Всеволода Задерацкого, Александра Цемлинского, Энгельберта Хумпердинка или Александра Локшина. Что тут сделаешь, так мы устроены.

Какое-нибудь из подобных имён может находиться довольно долго где-то на периферии сознания, как бы в запасниках, и достаточно какого-то незначительного, может быть, события, сработавшего как катализатор, чтобы имя композитора вдруг вспыхнуло цепочкой музыкальных ассоциаций и из некоторой музыкально-исторической абстракции в один момент превратилось в близкое и живое музыкальное явление.

мёртвый город

Совершенно случайно, в силу последовательности абсолютных случайностей, я оказался на записи одной из программ «Большой оперы» на телеканале «Культура», где солистка исполняла Песню Мариетты из оперы Эриха Корнгольда «Мёртвый город», музыку совершенно небесной красоты. Более того, и тут вам придётся поверить мне на слово, партитура Корнгольда из середины оркестра звучит настолько феерично, что это доставляет просто физиологическое наслаждение. Мы к этой теме вернёмся позже, потому что для того, чтобы передать вам это ощущение, мне понадобится довольно много слов. Хотя, безусловно, я сделаю всё возможное, чтобы их было поменьше.

Но для начала я всё-таки представлю вам Эриха Вольфганга Корнгольда (1897–1957) – вундеркинда, которого Густав Малер назвал гением, когда ему показали сочинения девятилетнего ребёнка, а в дальнейшем композитора, пианиста, дирижёра, аранжировщика, преподавателя Венской академии музыки…

Да, конечно же, ему очень повезло с отцом. Юлиус Корнгольд был выдающимся музыкальным критиком, в венской «Новой свободной газете» в качестве главного музыкального редактора он сменил Эдуарда Ганслика, легендарного музыковеда и критика, работы которого по сей день изучают не просто узкие специалисты, а студенты теоретических кафедр музыкальных вузов. То есть, Эрих Корнгольд с детства находился в самом центре австрийской музыкальной жизни.

Вы видите не полный текст статьи. Оформите подписку, чтобы увидеть материал целиком.
Вы можете прочитать текст не оформляя подписку. Оплатите доступ к материалу на одни сутки.

Я уже подписчик. Войти