Заметки с главного музыкального фестиваля мира

 

На Зальцбургском фестивале я пока что неофит – езжу на него всего второй год, тогда как есть люди, посещающие смотр десятилетиями. Возможно, старшие товарищи меня поправят, но один вывод для себя я уже сделал: этот главный мировой праздник классической музыки в своем нынешнем великолепии был бы невозможен без мощного российского присутствия.

Если, допустим, в 2005 году выступление Анны Нетребко в «Травиате» воспринималось абсолютной сенсацией, то, желая сравнить это с сегодняшней ситуацией, я даже столкнулся с неожиданной «проблемой» – оказалось довольно трудно найти проект или хотя бы отдельное событие без русской составляющей. Скажем, программы пианистов: да, легендарный Андраш Шифф с полным циклом 48 прелюдий и фуг Баха. Но рядом – не менее легендарные Григорий Соколов, Евгений Кисин. Уверенно восходящий на высочайшую звездную орбиту Даниил Трифонов. Аркадий Володось, Игорь Левит… Или австриец Маркус Хинтерхойзер – кстати, интендант всего Зальцбургского фестиваля, – выступивший в проекте «Время с Галиной Уствольской» с полным циклом из шести фортепианных сонат выдающегося петербургского композитора.

Теодор Курентзис и его музыканты после исполнения Девятой симфонии Бетховена. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

Или в области оркестровой музыки – да, Саймон Рэттл с Лондонским симфоническим оркестром, Кент Нагано с Монреальским симфоническим, Риккардо Мути с оркестром-резидентом фестиваля – Венским филармоническим… Но один из центральных проектов этого года – полный цикл из девяти симфоний Бетховена – отдали пермскому оркестру musicAeterna и его руководителю Теодору Курентзису. Притом надо понимать, что такое Бетховен для немецкоговорящего мира…

Наконец опера – самая «медийная» часть фестиваля, привлекающая наибольшее внимание публики и СМИ. Из восьми премьер этого года в четырех главные партии были отданы нашим – в «Волшебной флейте» это Альбина Шагимуратова (Царица ночи), в «Искателях жемчуга» – Аида Гарифуллина, в « Итальянке в Алжире» – Ильдар Абдразаков (Мустафа), да и Асмик Григорян – исполнительницу заглавной партии в «Саломее» – мы смело можем считать своей: литовка по рождению, она дочь выдающегося советско-армянско-российского певца Гегама Григоряна и не менее известной литовской певицы Ирены Милькявичюте, постоянная участница российских оперных проектов, лауреат «Золотой маски».

И это помимо «Пиковой дамы» – оперы, преимущественно русский постановочный состав которой продиктован самим ее происхождением.

Правда, не обо всем из названного могу вам рассказать – например, на «Саломею», одну из наиболее мощных, по слухам, постановок фестиваля, попасть не смог. Не для меня спели свою концертную программу и Анна Нетребко с Юсифом Эйвазовым – какой публике доступны выступления супер-раскрученной звездной пары, мы наблюдали полгода назад в Москве, когда цены на билеты перескакивали за 150 тысяч рублей.

Несравненная пара Чечилия Бартоли — Ильдар Абдразаков в «Итальянке в Алжире» . Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

А вот на «Итальянку в Алжире» попасть повезло. И это – самый гармоничный из всех увиденных мною спектаклей. Виртуозность ансамбля под управлением задорного, как Арлекин, французского маэстро Жана-Кристофа Спинози сногсшибательна. Достаточно сказать, что той самой итальянкой Изабеллой, «построившей» самого алжирского бея, предстала Чечилия Бартоли, одинаково феноменальная и как вокалистка фантастического выразительного и технического уровня, и как каскадная актриса. Это какой же стремительной реакцией надо обладать, чтобы одновременно сыпать острой дробью фиоритур и так же снайперски бить по рукам множество домогающихся ее мужиков, не отбив притом главного из них – ее возлюбленного Линдоро (уругвайский тенор Эдгардо Роча). Но ведь ни в чем не уступил Чечилии по мастерству и наш знаменитый бас Ильдар Абдразаков. Он даже, по воле Россини, в точности вторил всем ее головоломным фиоритурам, тогда как мы привыкли считать, что низкий мужской голос не может быть столь же подвижным, как женский.

Не только весь музыкальный ансамбль «Итальянки…» изумителен (один баритон Алессандро Корбелли чего стоит в роли престарелого кобелины Таддео), но и визуально опера прекрасно сделана. Ясные, яркие, спектрально чистые тона декораций и костюмов, безошибочное чувство юмора режиссеров Моше Лайзера и Патриса Корье – например, представление итальянских невольников в Алжире командой футболистов, которая благодаря интрижному таланту Изабеллы может наконец вернуться на родину. В год чемпионата мира самое то, а уж россиянам, его хозяевам, просто бальзам на душу.

Итальянцы в Алжире в версии Моше Лайзера и Патриса Корье истосковались по родным спагетти. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

К сожалению, по поводу остальных увиденных спектаклей не могу выразить такого однозначного восторга. Музыкальный уровень их неизменно высок, тут Зальцбургский фестиваль никак не снизил планку. В «Коронации Поппеи» ансамбль Les arts florissants Уильяма Кристи работал очень  надежно, с тщанием передавая авангардные не только для XVII, но и для последующих веков хроматические кружева Клаудио Монтеверди. Не испортили борозды большинство солистов – например, Кейт Линдси, придавшая своему меццо-сопрано ядовито-агрессивный характер, соответствующий роли императора-развратника Нерона. До слез тронула Стефани д’Устрак в роли изгнанницы Октавии. Вписалась в этот ансамбль и болгарка с мировой славой Соня Йончева, хотя ее вокал ближе к традиционному белькантовому, обильно исполняемому ею на главных сценах планеты. Но с другой стороны эта кошачья вкрадчивость, выделяющаяся на фоне архаично-резких ренессансно-барочных голосов прочих героев, очень подходит обаятельной распутнице Поппее. Разумеется, Соню, как и Ренато Дольчини (Сенека), Ану Кинтанс (Друзилла) и большинство других солистов, публика наградила восторженными аплодисментами.

А вот режиссера, он же сценограф и хореограф, Яна Лауэрса наградили дружным «бу», и хоть я недолюбливаю этот западный ритуал театрального шельмования, у нас пока, слава богу, не прижившийся, на сей раз был с залом полностью согласен. Ян распестрил всю сцену Большого фестивального зала фигурами на манер помпейских фресок так, что в глазах зарябило, а еще на этом полу миманс все время кого-то трепал, душил, резал. Плюс в центре на подиуме ПОСТОЯННО, без перерыва даже на секунду, вращался кто-то из танцовщиков. Не знаю, в чем идея – может, Нерон с Поппеей ради забавы в самом деле так издевались над безответными плясунами, но зачем Лауэрс (он вроде бы признанный хореограф, хотя я его хореографических работ, к стыду, не видел) таким садистским способом издевается над сегодняшними артистами, да и зрением публики?

Столь же дисгармоничным показался спектакль «Бассариды». Сама опера Ханса Вернера Хенце по трагедии Еврипида «Вакханки» великолепна своей гипнотизирующей, изломанной музыкальной красотой. И музыка тем роскошнее, чем чудовищней бесчинства, совершаемые человеком под властью бога Диониса, т.е.говоря попросту, по пьяни. Такой             контраст – очень сильный композиторский прием. И музыкальное исполнение под руководством Кента Нагано достойно партитуры.

А вот с режиссурой, по-моему, большая загвоздка. Начать с того, что сцену Кшиштоф Варликовский и его партнеры разбили на четыре «комнаты» – прием, может быть, казавшийся оригинальным некоторое время назад, но сейчас уже половина режиссеров так ставит, и это превратилось в совершенное общее место. Дальше – комнаты надо кем-то заполнять, и почти все герои бОльшую часть времени находятся на сцене. Ну ладно, мертвая Семела тихо себе лежит в прозрачном, разве что время от времени мерцающем гробу, но остальные еще и ходят, а то и танцуют! Правда, некоторые делают это так завлекательно, вроде одной особо рьяной вакханки, которая исполняет свой танец голышом, что это здорово подхлестывает интерес к происходящему, да вот беда, отвлекает от музыки.

Дирижер Хайнц Карл Грубер с партитурой Готфрида фон Айнема «Процесс». Фото Сергея Бирюкова

В этом смысле более чистое впечатление осталось от концертного исполнения не известной мне прежде оперы Готфрида фон Айнема «Процесс» по Кафке. Здесь, кстати, применен по сути тот же прием: вместо ожидаемой в таком страшном сюжете волны истерической какофонии ты слышишь… волшебно-романтическую музыку, но только еще более сладко-улыбчивую, чем у Хенце, с воздушными скерцо и приторными хоралами а-ля Мендельсон, томными вальсами а-ля Штраус (причем даже не столько экспрессионист Рихард, сколько мастер легкого жанра Иоганн). Лишь иногда в эту патоку вторгаются хромые ритмы и сухой рояльный шелест в духе Стравинского. И заканчивается таким же тихим, будто плюх в болото, глиссандо вниз по клавишам. Никакого специального трагического пафоса – но эта сшибка чудовищной античеловечности с бюргерской слащавостью действует, наверное, сильнее, чем самый оглушительный вопль. Ведь та система уничтожения людей наверняка считала себя совершенной, стройной, прекрасной, полной бюрократической поэзии… У дирижера Хайнца-Карла Грубера глаза горели, когда он это играл с Венским радиосимфоническим оркестром, и в том, как он обнял после исполнения тенора Михаэля Лауренца и других артистов, как поцеловал партитуру и поднял ее над головой, было видно, что это не рисовка, а огромная, фанатичная любовь к творчеству старшего, к сожалению уже ушедшего коллеги.

Ну и о «Пиковой даме». Здесь у фестиваля был полный шанс повторить феноменальный успех прошлогодней русской постановки – «Леди Макбет Мценского уезда». Как и на ту оперу Шостаковича, на исполнение шедевра Чайковского пригласили выдающегося петербургского, работающего в основном в немецкоязычных странах дирижера Мариса Янсонса. Он ожидаемо позвал на две главные роли зарекомендовавшую себя год назад пару – американского тенора Брэндона Йовановича (Герман) и петербургскую певицу Евгению Муравьеву (Лиза). Они в общем не подвели, разве что к концу у того и другой немного иссякли силы. Владислав Сулимский (Томский), а особенно Игорь Головатенко  (Елецкий) вызвали шквальную овацию. Хотя и Владиславу иногда бы стоило звучать посмелее, особенно в знаменитой балладе. Оксана Волкова (Полина) блеснула не только прекрасным меццо, но и модельными ногами в шортиках…

Герман — Брендон Йованович, Лиза — Евгения Муравьева. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

Главным же двигателем постановки стал сам Марис Арвидович, подтвердив репутацию скрупулезнейшего мастера: чуть придерживая темпы, он дал возможность расслышать все богатство партитуры Чайковского, смысловую полифонию множества лейтмотивов, обычно от восприятия ускользающую.

Поначалу и визуальное решение заинтриговало: ритмично, стильно, иронично – например, когда выехали «детки в клетке», и их выпустили для строевой подготовки, то бишь прогулки. Так сказать, показали «корни русского милитаризма». Четко работала цветовая гамма: «пятьдесят оттенков серого», на фоне которых выделились красный мундир Германа, кричаще-контрастный черно-белый наряд Лизы и нарочито-безвкусная пестрота балахона Графини. Особенно впечатлил финал третьей картины: в нарастающем ажиотаже перед приездом императрицы светская массовка сбросила гламурные плащи и мундиры и оказалась скопищем скелетов. Стали понятны гармонические чудеса Чайковского в этом грандиозном крещендо – да это те же гримасы дьявольщины, что и, допустим, в скерцо из 6-й симфонии.

А вот дальше что-то в режиссере Хансе Нойенфельсе сломалось. Графиня, похожая на престарелую Эллочку-людоедку, едва увидев в своей спальне Германа, начинает – вы правильно догадались, ластиться к нему, а его пистолет она готова не только целовать, но делать с ним нечто еще более страстное… От описания дальнейшего действа позвольте воздержаться – вновь погружаться в этот набор трюизмов и пошлостей нет никакого желания.

Вот так Зальцбург 2018 года заставил прийти к выводу: оперная режиссура, как говаривали у нас прежде, в большом долгу перед зрителем. Вырвавшись в ХХ веке из разряда вспомогательных театральных профессий в лидирующие, она и потребовала многого от своих представителей. Но увы, кому дано быть на уровне Станиславского и Фельзенштейна?…

Где еще так запросто пообщаешься с великой Чечилией Бартоли, как не за кулисами зальцбургских залов. Фото Александры Муравьевой

Напоследок – еще один краткий экскурс в концертную часть праздника. Речь о том самом цикле бетховенских симфоний в исполнении пермяков. Не скрою, важность события побудила меня при планировании поездки ориентироваться прежде всего на него. Конечно, попасть на все девять симфоний было малореально, поэтому решил выбрать самую масштабную и определяющую не только для Бетховена, но для всей европейской музыки последних нескольких веков – Девятую.

Попал. Только не в зал, а… под дверь. Т.е. симфонию я услышал. Но билета на концерт дирекция не смогла дать – таким был ажиотаж. Гигантский зал Фельзенрайтшуле (это я успел заметить краем глаза) действительно был заполнен до отказа – ни одного свободного места. Такова магия великого Бетховена, загадочного Курентзиса, таинственной России…

Произведение я слушал в дверную щелочку. Слышно, кстати, неплохо, и впечатление вполне целостное – но воздержусь здесь от подробного описания. Все же рецензия из-под-двери – согласитесь, не жанр для профессиональной критики. Отмечу лишь, что при всей странности преувеличенно-быстрых темпов (хоть Теодор в артистической после концерта и назвал их «бетховенскими») четкость произнесения музыкального текста – потрясающая, императивность интонаций (без всякого форсажа звука) – неотразимая. Знаменитая «русская» интермедия в скерцо – не милая жанровая сценка, как у других исполнителей, а отчаянное причитание человека, вдруг оказавшегося среди чужаков: братцы, где я, где я, где, где, где? Восклицания певцов в финале Freude! («Радость!») больше похожи на отрывистые воинские команды. Жесткая, даже жестокая музыка – такая, какой была сама бетховенская жизнь под ударами судьбы и «добрых людей».

Кстати, о столкновении искусства и равнодушия. За все дни, что я был в Зальцбурге, не довелось видеть ни одной съемочной группы из России. За исключением маленькой команды людей с Первого канала, но их пригласил лично Теодор Курентзис. Может, просто не повезло их встретить? Но по прошлому году помню, что из десятков телекомпаний мира, освещавших праздник для пяти миллионов телезрителей, в отчет оргкомитета праздника попало ни одно российское название. Мало оснований считать, что в этом году будет по-другому. Классическая музыка, в которой так преуспели русские артисты, самой России неинтересна?

Вид на Зальцбург из окна архиепископского замка. Фото Сергея Бирюкова

P.S. Зальцбургский фестиваль – это не только акции для широкой публики, включая детские программы, но и профессиональные встречи в более узком кругу. На одну из них посчастливилось попасть – фирма звукозаписи DECCA Classics отмечала 30-летие сотрудничества с Чечилией Бартоли. Это были не только ностальгические воспоминания: певица и ее издатели рассказали о трех новых проектах. Первый – антология из 15 компакт-дисков и 6 DVD, посвященная музыке Россини, включая ранее не издававшуюся запись малоизвестной кантаты «Жанна д’Арк» в оркестровке выдающегося современного композитора Сальваторе Шаррино. Второй – альбом арий другого любимого композитора Чечилии – Антонио Вивальди, записанный вместе с уже знакомым нам Жан-Кристофом Спинози. Оба эти выпуска появятся ближайшей осенью. А третий проект нам представили даже не как новый цикл, а как целый лейбл, получивший название Mentored by Bartoli – «Под руководством Бартоли». Это будет серия альбомов исполнителей, которых Чечилия открыла, помогает наращивать мастерство и продвигаться к мировому признанию. Уже вышел первый диск серии, посвященный искусству мексиканского белькантового тенора Хавьера Камарены. Хавьер и сам выступил на презентации – голоса такого диапазона, красоты и ровности тембра я не слышал давно.

 

Сокращенная версия была опубликована в газете Труд

 

Копирование запрещено.