«Я проверяю людей по отношению к евреям», – говорил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. По его мнению, в этом народе «сконцентрировалась вся человеческая беззащитность». Тема страданий еврейского народа не раз возникала в творчестве Шостаковича – достаточно вспомнить первую часть Тринадцатой симфонии («Бабий Яр»), но еще раньше был создан цикл «Из еврейской народной поэзии».
Мысли о гонимом народе были вполне естественны для Шостаковича в 1948 году – ведь преследованиям со стороны властей подвергся он сам. Какими только эпитетами ни «награждали» в то время его музыку: «заумь», «мелодическая бедность», «дорога в никуда», «симфоническая клоунада», «антинародные извращения» и любимое обвинение того времени – «назад, к формализму». Не он один из композиторов страдал тогда, и некоторые статьи, проникнутые пафосом борьбы с «безродными космополитами», имели отчетливую антисемитскую направленность.
Непосредственным толчком к созданию вокального цикла стало приобретение сборника «Еврейские народные песни». Увидев его в витрине книжного магазина, композитор, который всегда проявлял интерес к еврейскому фольклору, надеялся найти в нем музыкальный материал, но оказалось, что это только тексты. Впрочем, Дмитрия Дмитриевича это не особенно разочаровало – ведь можно положить стихи на музыку!
Песни, включенные в сборник, были собраны в конце 1930-х гг. преимущественно на территории Белоруссии. В книге они группировались по тематике – семейные и бытовые, исторические, детские, любовные, юмористические, песни о работе, нужде и борьбе и даже советские (о Красной Армии, Сталине, Великой Отечественной войне, Биробиджане). Шостакович выбрал восемь песен. Позднее он добавил к этому еще три текста, принадлежащих к «советским песням».
Номера этого произведения для сопрано, контральто и тенора с фортепиано нельзя назвать романсами или песнями в традиционном понимании – скорее они напоминают драматические сцены. Наиболее близкая аналогия – вокальное творчество Модеста Петровича Мусоргского. В определенной степени перекликается оно и с вокальными циклами Густава Малера – «Волшебным рогом мальчика» и в особенности «Песнями об умерших детях».
Глубоким трагизмом насыщает композитор непритязательные фольклорные тексты. Первый и третий номера – «Плач об умершем младенце» и «Колыбельная» – перекликаются с «Колыбельной» из «Песен и плясок смерти» Мусоргского. Подобно романсу Мусоргского, первый номер строится как диалог, но «роли» его участников поручаются разным исполнительницам. Вокальная линия вырастает из «стонущих» интонаций. В целом секундовые интонации играют немалую роль в музыкальном цикле – в этом проявляется связь с еврейским фольклором. Остинатный ритм в сочетании с органным пунктом порождает ощущение безысходности, а переменный размер придает диалогу характер живой разговорной речи. В отличие от «Плача по умершему младенцу», «Колыбельная» Шостаковича – это монолог, который начинается с «баюкающих» интонаций, но постепенно переходит к декламационности, речитативу.
Драматизм этих номеров оттеняет разделяющая их прибаутка «Заботливые мама и тетя». Подвижная, простая мелодия расцвечена терцовым сопоставлением тональностей. Параллельные кварты и квинты воспринимаются как комический штрих.
«Перед долгой разлукой» – дуэт влюбленных. Почему они должны расстаться, не сказано, но в еврейской истории достаточно грозных событий, которые могут стоять за этой человеческой драмой. Партия сопрано строится на стонущих секундах и скорбных опеваниях уменьшенных интервалов, партия тенора насыщена синкопами – внутритактовыми и междутактовыми. В ней возникают мужественные квартовые интонации, но быстро вытесняются уменьшенными интервалами.
«Предостережение» представляет собой ариозно-декламационное высказывание. Мелодия складывается в нисходящую секвенцию, но она разорвана паузами, раздроблена на короткие мотивы. Переменный размер и нюансы (p, pp) создают впечатление, что персонаж чего-то боится.
Шестой номер – «Брошенный отец» – выглядит оперной сценой из четырех разделов. В первом излагается сущность конфликта, во втором представляются персонажи – старик и дочь его Цирелэ, в третьем их голоса звучат одновременно, но не в согласии, четвертый раздел – мольба несчастного отца.
«Песня о нужде» постепенно переходит от быстрого темпа к медленному (как обессиленный человек), от мелких длительностей к крупным. Музыкальная ткань насыщена хроматическими интервалами.
«Зима» – трагическая кульминация цикла, впервые участвуют все три вокалиста. «Завывающие» пассажи фортепиано создают образ зимы, которая выступает как одно из воплощений смерти. Мелодическая линия складывается из «стонущих» секунд, «отчаянного крика» в движении по аккордовым звукам.
Если первые восемь номеров повествовали о страданиях еврейского народа, то последние три («Хорошая жизнь», «Песня девушки», «Счастье») призваны представить его счастливую жизнь в советские времена. По музыкальному языку эти номера отличаются от предыдущих – появляются интонации, перекликающиеся с советской массовой песней, но их оптимистичность выглядит нарочитой и потому неубедительной. Становится очевидным, что композитор не верит в счастье еврейского народа при советской власти – и не желает, чтобы в это поверила публика.
Музыкальные Сезоны
Пока нет комментариев