Зал был полон: увидеть знаменитого пианиста не за роялем, а в процессе беседы хотели не только журналисты, но и зрители, которые накануне были на концерте. Оно и понятно – услышать комментарии автора книги из первых уст, почувствовать ауру ярчайшей личности – от такого подарка трудно отказаться.

Вел пресс-конференцию Ашот Джазоян, рядом с ним, кроме Евгения Кисина, сидели Наталия Соломадина, Александр Соколов и Георгий Каретников. Евгений – в центре президиума: собранный, внимательный, доброжелательный. От этого человека исходит спокойствие, хотя мы прекрасно знаем, насколько во время исполнения он бывает эмоционален.

Первое впечатление – низкий, красивый тембр Евгения Кисина и очень медленная, плавная речь. Иногда долго подбирает слова, и мысленно начинаешь подсказывать их. Ответы – искренние, никакой позы и пафоса.

Второе впечатление – очень уважительное отношение к публике. Подробно отвечал на все вопросы, по окончании встречи практически все пришедшие захотели взять автограф. Я пробыла в зале минут сорок, с сочувствием смотрела на толпу вокруг Евгения, и все это время Кисин выслушивал слова благодарности и подписывал книгу, слушал и подписывал, подписывал и слушал… Эта терпеливость и ненарочитая вежливость поразили.

После недолгого вступления Ашота Джазояна, в котором он поблагодарил Евгения, что тот выступил на этой очень важной для журналистского сообщества церемонии, начались вопросы.

Наталья Зимянина: Спасибо Евгений Игоревич за то, что вы далеко не в первый раз поддерживаете усилия по установлению справедливости в нашей стране. Спасибо вашей супруге Карине за то, что она стала выкладывать ваши записи на Фейсбуке – мы с удовольствием их слушаем, и вы видите, какое количество лайков там стоит.

Вчера, в концерте памяти погибших журналистов 29-я Соната Бетховена пришлась более чем к настроению этого вечера. Я хотела спросить о вашей личной предыстории подхода к этой сонате. Когда, почему как вы начали ею заниматься? Как сами оцениваете, что́ вчера получилась?

Евгений Кисин: Конечно, я всегда знал, что когда-нибудь сыграю это произведение. Помню еще на заре туманной юности очень любил слушать запись – к сожалению, только первой части. Кто-то подарил мне аудиокассету (в то время таковые были еще в ходу) с разными записями, и в том числе с записью первой части в исполнении Соломона.

Много лет спустя познакомился с гилельсовским исполнением Хаммерклавира, прослушал целиком запись всей Сонаты. То было выступление Эмиля Григорьевича в Большом зале консерватории, меньше чем за год до его смерти. Помню, что оно произвела на меня просто ошеломляющее впечатление, особенно в третьей части. Тогда я еще не заглядывал в ноты и поэтому не знал, что там всё это написано – Appassionato, Molto espressivo и т.д. …

Взялся я за это произведение где-то год назад. В прошлом концертном сезоне почти не выступал – это был специально взятый творческий отпуск, – и выучил Сонату. Вы спросили – как она для меня самого вчера прозвучала? Вчера я играл Хаммерклавир пятый раз в жизни, и очень хорошо знаю по собственному опыту, что это еще только начало. Вчера, пожалуй, сделал то, что мог сделать на данном этапе, но многое еще впереди. В декабре я снова буду играть эту программу в Петербурге, на фестивале «Площадь искусств», 18 декабря, приезжайте.

Йосси Тавор: Вы в течение года исполняете одну и ту же программу. Я представляю, что при каждом выступлении будете обнаруживать для себя что-то новое. Почему целый год эта программа и почему такое объединение Бетховена с Рахманиновым?

Евгений Кисин: Как мне с самого начала показалось, и как я каждый раз убеждаюсь играя – это очень хорошее сочетание. И эти два композитора: Бетховен и Рахманинов, и большая, гигантская, громадная 29-я соната хорошо сочетается с набором небольших произведений.

Целый год уходит на то, чтобы получить в программе то, что хотелось бы сделать, довести ее до такого уровня, на котором хочется ее исполнить. Как и любое произведения – для желаемого результата недостаточно одной домашней работы, нужно исполнять программу на сцене много раз.

Давно, когда я только познакомился с Мстиславом Леопольдовичем Ростроповичем, он мне дал совет, даже, я бы сказал, странный: «Начинать исполнять новое произведение надо с концертов, когда оно еще не совсем готово». Так я на самом деле не делаю, но знаю, что от концерта к концерту, от выступления к выступлению исполнение меняется, улучшается.

Поскольку у нас сегодня презентация книги, вы все сможете ее прочитать, я бы хотел выразить благодарность человеку, который мне очень помог ее написать – Марине Аршиновой. Она, к сожалению, не смогла сегодня приехать, но именно ей принадлежала идея создания этого проекта. Она задавала мне вопросы, предлагала темы, и потом отредактировала мои ответа, рассказы и сделала из них книгу. Спасибо Марине.

Александр Соколов: Все пришли слушать не меня, а Евгения Кисина, поэтому буду краток. Для Московской консерватории вчерашнее выступление было особым фактом биографии, особенно при условии, что оно совпало с нашей новой традицией отмечать день 8 сентября духовным поклоном тем, кто творит мир, в котором мы живем. Поэтому то, что именно Евгений Кисин украсил этот вечер своим выступлением очень знаменательно.

А я вспомнил впечатления 1984 года, когда мальчик в пионерском галстуке исполнял на сцене Большого зала консерватории два концерта Шопена. Тогда Татьяна Петровна Николаева, высота обозрения которой всем известна, была абсолютно потрясена: что это в принципе происходит – шопеновское rubato дается Богом, выучить этому невозможно. Евгений, этот концерт наверняка остался в вашей памяти. Чем была для вас сцена Большого зала консерватории на том этапе жизни?

Евгений Кисин: Сцена Большого зала была для меня, пожалуй, самой большой высотой, о которой я только мог помыслить и мечтать. Этот концерт стал и остался для меня важнейшим этапом в жизни, я бы так сказал. Интересно, что я практически совершенно не помню самих моментов на сцене, видимо, был полностью захвачен музыкой. Но зато хорошо помню подготовительный период, а он был очень долгим. Этот репертуар – оба концерта Шопена – входил в мою жизнь в течение нескольких лет.

Мне рассказывали, что только Генрих Густавович Нейгауз исполнял их оба в один вечер. Теперь мне предстоит такое ответственное событие. Помню, как я сначала 2-й концерт сыграл на своем первом сольном концерте, аккомпанировали мне на втором рояле – приблизительно за год до БЗК. Несколько месяцев спустя я его исполнил со вторым составом оркестра Ленинградской филармонии. Потом выучил 1-й шопеновский концерт, сыграл его в Свердловске, и только потом оба этих гениальных произведения исполнил на сцене в БЗК. Хорошо помню, что было потом, отклики в газетах… Тогда как раз были весенние школьные каникулы, и несколько дней я провел в Звенигороде. Много лет спустя родители объяснили, почему они меня туда увезли, подальше от послеконцертной шумихи. Полагаю, что все это на меня плохо бы не повлияло, просто даю штрих, как меня воспитывали.

Наталья Зимянина: Вчера одним из бисов прозвучала ваше собственное сочинение – яркое, оригинальное. Мы не имеем никакого представления сколько у вас сочинений, что вы еще сочинили и сочиняете?

Евгений Кисин: Вчера исполненная мной Токката – это последняя часть цикла из четырех пьес: Размышление, Додекафонное танго, Интермеццо, Токката. На самом деле я начал писать Токкату еще около тридцати лет назад, но почему-то тогда не закончил, но многое, даже то, чего не записал, осталось в голове. И пару лет назад я наконец-то к ней вернулся и записал текст. Еще у меня есть одно произведение для виолончели и фортепиано, длится оно 13 минут, название пока не придумано. Разные люди, которым я его послал и которые впоследствии его исполнили, предлагали разные названия, в том числе Sonatensatz, потому что пьеса одночастная и написана в сонатной форме. Сейчас я ничего не пишу, потому что с такой программой, которую я вчера представил в Большом зале, практически не остается времени на сочинение музыки. И тем не менее пытаюсь урывками сочинять кое-что для голоса и фортепиано.

Александр Соколов. К сочинению музыки вас подтолкнул Арво Пярт, это написано в вашей книге. В ней и некоторые другие имена упомянуты. А как складывалось профессиональное общение с композиторами? Была ли потребность «сверить часы»?

Евгений Кисин: Профессионально я много общался с композиторами в прошлом, даже в детстве. Последние семь лет перед отъездом из России я проводил каникулы в Домах творчества – в Рузе, в Иванове, где подружился со многими композиторами: с Александром Чайковским, с Рафаилом Хозаком. В детстве я много сочинял, показывал свои попытки и получал советы.

Георгий Каретников. Я хочу поговорить о вчерашнем вечере и о программе концерта. Это очень важный вопрос, ведь речь идет о сочувствии, о сострадании. Когда я первый раз говорил с Евгением, предлагая ему участие в концерте, и речь зашла о программе, было решено: программу Евгений придумает сам, зная, что это мероприятие посвящено памяти погибших журналистов. Мощнейшее предложение, и ответ был более чем адекватным. Огромная жизнь, которая проходит в Хаммерклавире Бетховена, и во втором отделении набор избранных Прелюдий Рахманинова, где есть всё. Только нет подлости, нет убийств, и нет убитых журналистов. Когда мне Евгений прислал программу, я понял: нет обычной концертной стройности, но этот контраст абсолютно соответствовал всей атмосфере. Вчера было объявлено, что Евгений Поддубный и Юлия Латынина получают очень высокую премию – журналиста года. Но не прозвучало, за что Латынина ее получает. Я прочту: за правдивость, бесстрашие, настойчивость и профессиональное мастерство в современной журналистике, за пробуждение в читателях и слушателях необходимого сегодня чувства высокой ответственности и гражданского самосознания. Интуиция у Евгения – фантастическая: как он мог почувствовать атмосферу события и предложить такую программу?!

Евгений Кисин: В первую очередь оформили концерт таким образом, что ощущение атмосферы было создано и задано давно. Играя вчера, я осознавал полностью, на фоне кого я играю. Я не могу употребить такое слово как «рад», когда идет речь о погибших, но я доволен тем, что мы это сделали. Потому что память достойных людей надо чтить, а память тех, кто отдал жизнь, да еще в таком молодом возрасте отдал за правое дело – тем более. Вспоминая Высоцкого «Кто кончил жизнь трагически – тот истинный поэт, а если в точный срок – так в полной мере».

Йосси Тавор: По поводу вашего творчества пером. Насколько вы собираетесь продолжать литературное направление?

Евгений Кисин: Я не собираюсь его продолжать, это вопрос вдохновения. В книге я, кстати, упомянул о самом первом своем серьезном беллетристическом опыте. Однажды мне пришел в голову сюжет, и он не отпускал, причем в течение долгого времени я был уверен, что сам ничего по этому сюжету написать не смогу. Но вот не отпускал он меня и все, и я в итоге написал, и получил профессиональное одобрение и поддержку. Так же происходило и со всем остальным. Убили Бориса Немцова – написались несколько стихотворений его памяти. Я эти вещи не планирую.

В любом случае моей профессией – пока физически я буду иметь такую возможность – останется игра на рояле. Все остальное – не загадываю, не планирую.

Двадцать лет назад, когда я впервые приехал в Россию после длительного отсутствия, мне надо было получать премию «Триумф». Я не смог приехать с другими лауреатами, потому что сообщили о дате меньше чем за месяц, позже специально для меня отдельно организовали церемонию вручения. Мне пришлось по этому случаю готовить целую речь, и посвятил я свое выступление тому, что жизнь прекрасна неожиданностями. Мои литературные попытки – это те самые неожиданности, которые жизнь преподносит. Насколько прекрасными они будут – судить читателям, но сам могу назвать их приятными.

Наталия Соломадина, главный редактор издательства «Арт Волхонка». Очень приятно было работать с Евгением над этим проектом. В начале мы немножко испугались, потому что знаем, насколько Евгений занят концертной деятельностью и как относится к своей работе. Внутренне даже согласились с тем, что Евгений не сможет находить время для проекта. Мы сделаем его самостоятельно, пришлем ему законченный вариант, Кисин подпишет… Евгений нашел время для уточнения мелких деталей, писал мне по несколько писем в день, причем очень внимательно и скрупулезно отвечая на все вопросы, выверяя каждое слово. Такое бережное отношение к слову написанному, слову звучащему поражает и восхищает. Мы благодарны Евгению за то, что он не экономит на внимании, на времени. Вчера у нас были большие эмоции после концерта и книга – это тоже дополнительные эмоции. Издание этого проекта является событием не только для нашего издательства, но и для читателей: очень добрая и честная книга. В ней отсутствует интрига, она о жизни, о том, каким стал Евгений Кисин сегодня и какой путь он прошел.

Мария Карпова, студентка Академического музыкального колледжа при Московской консерватории. Какие качества вы цените в преподавателе? Расскажите о своем педагоге.

Евгений Кисин. Об этом подробно написано в книге. Мой педагог – Анна Павловна Кантор – всегда считала самой главной своей задачей распознать, сохранить и развить индивидуальность каждого из учеников. В отличие от других педагогов, все ученики Анны Павловны всегда играли по-разному. Одна очень интересная деталь: именно с этой целью она сама никогда не играла на уроках, не хотела, чтобы ученики ее копировали. Всегда пользовалась только словами.

 Вопрос из зала: Насколько русское и английское издания книги одинаковые? Вы могли бы почитать свои стихи?

Евгений Кисин: В общем издания одинаковые. Только уже после того, как английское издание вышло в свет, я написал еще одну главу о Ване Клиберне.

Прочесть стихи не хочу, это скорее всего здесь не имеет смысла, т.к. пишу на идише. Все, кто читает на английском, могут прочесть мои стихи с подстрочным переводом на сайте http://www.kissin.dk/poetry.html . Там же есть и вариант на латинице для ощущения музыки стиха.

Из зала: Ваши любимые писатели.

Евгений Кисин: Ну, конечно, их очень много, так же как композиторов. Шекспир, Гете, Пушкин, Томас Манн, Гессе – перечислять можно долго.

Хочется дать небольшой фрагмент текста, завершающего книгу Евгения Кисина «Воспоминания и размышления». Маленькая глава, называющаяся Кредо (даю ее здесь с купюрами):

«В течение нескольких десятилетий в нашей школе преподавал историю человек по имени Яков Михайлович Рубинштейн. С его внучкой Наташей мы учились в одном классе…

И вот однажды (произошло это за полтора месяца до смерти Якова Михайловича: он умер не дожив несколько дней до своего 99-летия) во время размышлений о некоторых волновавших меня проблемах, возник у меня вопрос, с которым я решил обратиться через Наташу к Якову Михайловичу.

Ответ, который я получил, стал для меня завещанием и моим кредо на всю жизнь. Этот ответ заслуживает того, чтобы его напечатать большими буквами и закончить им книгу.

ВО ВСЕ ВРЕМЕНА И ВО ВСЕХ СИТУАЦИЯХ, вне зависимости от пола, возраста и вероисповедания, для интеллигентных людей (и для еврейской интеллигенции – тем более) ВЫСШЕЙ ЦЕННОСТЬЮ БЫЛА И ОСТАЕТСЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ».

 

Все права защищены. Копирование ззапрещено