Проказница-Мартышка, Осел, Козел да косолапый Мишка
Затеяли сыграть Квартет…
(И.Крылов)
Оперный фестиваль в Савонлинне был основан в 1912 году по инициативе финской оперной певицы Айно Акте. Ей очень понравилась идея проводить спектакли на фоне живописного замка Олавинлинна, возвышающегося над типичным финским пейзажем. После Первой мировой и революции в России праздник музыки на очень долгие годы прекратился, но возродился в 1967 году и сейчас является одним из важнейших событий в ручейке культурной жизни Финляндии. На нём регулярно исполняются (в том числе впервые) произведения финских композиторов и шедевры мировой классики. Присутствует гастрольная практика. Один из спектаклей последних лет, «Отелло» Джузеппе Верди, смогли увидеть зрители Большого театра.
Исполнитель главной роли (Карл Таннер) оказался, не побоюсь этого слова, «безголосым». Вся партия была пропета одним звуком, не демонстрировавшим ничего, кроме дикого напряжения певца и горькой напрасности всех его потуг. Где же тембр? Где же сила? Где актёрское «наполнение» музыки? Тембр его можно сравнить с цветком, у которого срезали бутон. Силы в голосе попросту нет. Лишь во втором действии он смог как-то сконцентрироваться и в паре нот «выдать» нечто похожее на звучание драматического тенора, но не более. Об актёрском прочтении музыки тут и говорить не приходится, что крайне обидно, потому что роль очень богата и разными гранями одного характера, и множеством оттенков внутри этих граней. Уже в первом действии мы видим по крайней мере три «лица» Отелло: воин-триумфатор в Esultate!, мудрый правитель в сцене после драки, нежно любящий муж в дуэте с Дездемоной. А последующее разрушение этой грандиозной личности и то, как гениально передал всё это в своей музыке Маэстро Верди — просто «пир» для любого актёра и музыканта. Но данный исполнитель вышел лишь пропеть нужное количество нот и сделал это плохо.
Яго в спектакле во всех отношениях превзошёл Отелло. У певца (Элиа Фаббиан) весьма хороший голос, тёмный, как у баса, в низком регистре и немного «зернистый» в среднем и верхнем. В первом действии не очень уверенно звучали высокие ноты, но со второго действия они нормализовались. Нисходящие пассажи певец исполняет легко, но как только речь заходит о восходящем поступенном или скачкообразном движении, то тут возникают ощутимые проблемы: чем выше нота, тем «ярче» она «слетает» с опоры. В конце припева Brindisi, где певец должен уйти на короткое высокое ля, это приём, он уместен и даже необходим, но его нельзя употреблять повсеместно, да ещё и на всех регистрах, потому что тогда это уже не приём, а недостаток техники. Последний дуэт второго действия (Sì, pel ciel marmoreo giuro) превратился в настоящую пытку и напоминал скорее подбрасывание тяжёлого мяча в воздух, чем пение. Зато этот певец обладает прекрасной актёрской выразительностью, хорошей мимикой и способностью по-разному окрашивать исполняемые им фразы.
Исполнительница Дездемоны (Марина Коста-Джексон) — единственная в этом ансамбле, чей голос звучал в полную силу. В самом начале она как будто не могла справиться с дыханием и брала его чаще, чем следовало, а в самом голосе чувствовалась лёгкая вибрация, но со второго действия это волнение исчезло и певица пела всё «как положено». Низкие ноты она пытается, однако, озвучивать так, словно у неё меццо-сопрано, что, на мой слух, неверно, потому что это в дальнейшем сказывается на пении: в среднем регистре после «низов» исчезает ровность, словно голос «ломается». Зато с «верхами» проблем нет. А ещё она прекрасная, очень темпераментная актриса, чётко понимающая свои задачи и точно их выполняющая.
Исполнители других ролей (Йоска Лехтинен — Кассио, Анна Даник — Эмилия и др.) пели и играли на хорошем профессиональном уровне. Хор и оркестр звучали великолепно (Матти Хюокки — хормейстер). Дирижёр (Антонелло Аллеманди) показал абсолютное уважение к итальянским традициям. Ансамблевые и массовые сцены получились у него не очень удачно, но всё остальное было подготовлено и исполнено на самом высоком уровне. Отдельно хочется отметить идеальное соответствие традиционным темпам (для Верди это важно, а в Москве, к сожалению, не все дирижёры это понимают).
Визуальное оформление спектакля (сценограф — Эммануэль Фавр, костюмы — Катя Дюфло и т.д.) максимально лаконично. Костюмы все — серые, но стилизованные «под эпоху». Единственное исключение — Отелло, разодетый в красное. Осколки каменных плит — единственные элементы сценографии. Один из них, в форме крышки клавесина, расположен вертикально. Его венчает Венецианский лев, по-разному «подкрашенный» освещением, а сам осколок превращается в экран для проекций изображений. В сцене бури и в финале мы видим там страдающего Отелло, а на протяжении всего остального спектакля, в некоторых сценах — Дездемону. Особенно эффектно смотрится её наполненное страхом, множащееся лицо на фоне монолога Отелло (Dio, mi potevi scagliar… именно так, не монолог на фоне, а лицо на фоне монолога, потому что оно было куда выразительнее, чем пение).
Режиссёр (Надин Дюффо) ставит спектакль по правилам «конвенционального» театра и наибольшее внимание уделяет актёрской игре. Она трактует Отелло и Яго традиционно, а Дездемону — чрезвычайно «живо». У неё «Отелло» — опера о Дездемоне, и в этом, на мой взгляд, и состоит главный «промах» постановки. Поначалу обилие жестов и перенасыщенность мимики, хоть и вызывают недоумение, но убеждают, в основном, благодаря очень органичной игре актрисы, занятой в спектакле. Но в третьем действии «голливудщина» обнаруживает полную несовместимость с музыкой Верди и отсутствие художественного вкуса у постановщицы: режиссёр, стремясь, видимо, показать, какие мужчины «плохие» и как от них «страдают» женщины, заставляет актрису отказаться от аристократического достоинства вердиевской героини и валяться на полу, кричать, всхлипывать, т.е. вынуждает её «переигрывать», превращая грандиозную шекспировско-вердиевскую трагедию в фарс на уровне третьесортного сериала. Для воплощения таких идей больше подошли бы «Тоска» или «Сельская честь», но никак не «Отелло».
«Традиционные» постановки, по-хорошему, сложнее сделать, чем «режоперные», и здесь, думается мне, «надругательство» над трудом композитора воплотилось даже страшнее, чем в любых «извращённых» концепциях, потому что оно подаётся под маской «традиционализма», в то время как режиссёры «современного» толка и не скрывают, что создают своё сценическое произведение «поверх» произведения композитора. Получается, одним словом, что «компактность» и «транспортабельность» — единственное достоинство этой постановки.
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев