«Русалка» Дворжака впервые заплыла в Большой театр

 

 

Третья лесная нимфа — Анна Бондаревская. Русалка — Екатерина Морозова. Вторая лесная нимфа — Анна Храпко.
Первая лесная нимфа — Анастасия Сорокина. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Большой театр совершил важный шаг в Европу и шире – в мировой оперный контекст: впервые в истории этой сцены здесь поставлена одна из самых репертуарных на свете опер – «Русалка» Дворжака. И, что еще важнее, сделано это, по убеждению обозревателя «Музыкальных сезонов», на мировом уровне яркости и качества. При всех нюансах и возникших к постановщикам вопросах, мимо которых мы тоже постараемся не пройти.

Отсутствие на главной столичной музыкальной сцене такой изумительной лирической драмы, да еще и поданной в столь любимом публикой жанре сказки, да еще и глубоко родственной славянскому слуху, как «Русалка» Дворжака, трудно объяснить. Возможно, сказалась ревность по отношению к одноименной опере Даргомыжского – у нас ведь долгое время было принято «оберегать национальные устои», уж на сцене крупнейшего государственного театра точно, да и сейчас нам порой напоминают сверху про необходимость блюсти пресловутые «скрепы». Что в случае с Большим звучит тем более странно, поскольку возникает вопрос: а где сама «скрепа»? Т.е.та самая опера Даргомыжского, которой сейчас печальнейшим образом нет в репертуаре театра.

Принц — Сергей Радченко. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Но, пожалев о неласковой судьбе прекрасного творения русского классика (надеемся, когда-нибудь Большой исправит и эту несправедливость), поговорим все-таки о другой партитуре. И порадуемся за сегодняшнее решение театра, пусть с огромным опозданием (даже по отношению к другим отечественным театрам – например, Мариинскому или Екатеринбургской опере), но обогатившее афишу своей Новой сцены мировым шедевром. А главное, предложившее нам очень качественную (прежде всего с музыкальной точки зрения), по-настоящему современную его интерпретацию.

Водяной — Миклош Себестьен. Русалка — Динара Алиева. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Перед режиссером Тимофеем Кулябиным и его единомышленниками встала проблема, которую приходится решать всем сегодняшним постановщикам: как избежать академической рутины и вместе с тем не впасть в глупость осовременивания ради осовременивания. Решил он ее остроумно и даже, возьму на себя смелость сказать, не без виртуозности. Первое действие вроде бы погружает нас в классическую сказочную атмосферу: дремучий замшелый лес (сценограф Олег Головко), низвергающийся со скалы прямо на нас водопад, в мастерской видеопроекции Александра Лобанова то бурно-седой, то, в сцене колдовства Ежибабы над Русалкой, расцветающий таинственными золотыми сполохами. Герои словно сошли с картинок из старинной книжки – да они и на прозаическую землю, т.е.авансцену, практически не спускаются, существуя там, у верхней кромки воды. Лишь в последние минуты акта, когда Русалку находит Принц и они поют свой первый любовный дуэт, из глубин водопада нелепо вырастает ряд кресел, как в кинозале, а в руках у героев оказываются банки с попкорном.

Русалка/ Невеста — Динара Алиева. Принц/ Жених — Олег Долгов. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Оставив зрителя недоумевать в антракте, постановщики подсказывают ему решение во втором действии. Мы уже не в сказке, а во дворце современного нувориша, хоть и стилизованном под старину, и герои тут предстают не в романтизированном виде, а такие, какие они есть «на самом деле». Принц – глуповатый любимчик богатого семейства, отлипающий от своего смартфона только ради общения с такими же оболтусами из числа золотой молодежи. Русалка – бедная студенточка, синий чулок, судя по громадным очкам и скрюченным от стеснения ногам, которым доставляет огромную муку ношение шпилек. Полюбили молодые люди друг друга, видно, случайно, на сеансе старинной киносказки, после чего парень  имел глупость привести девушку в свой дом, где она от сознания собственной неуместности еще и онемела. Свой подлинный облик обретает и отец Русалки – о том, что это Водяной из волшебного первого действия, мы догадываемся по зеленым, как его прежний роскошный кафтан, мешковатым треникам (костюмы Гали Солодовниковой). Ну, и о том, что мы наконец спустились с высот романтического воображения на грешную землю, свидетельствует развитие действия по преимуществу в нижнем, в отличие от первого акта, ярусе.

Водяной/ Отец невесты — Миклош Себестьен. Русалка/ Невеста — Динара Алиева. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Но есть ведь и третье действие, в котором, как известно, отец уводит оскорбленную Русалку в лес, а к ней пробираются сперва слуги Принца, вдруг понявшего, какую низость он совершил и чего лишился, а затем и он сам. Как решит коллизию реальности и иллюзии режиссер? Просто и изящно: верх – это знакомая нам по первому акту лесная сказка, в которую возвращаются герои. Низ – это действительность, которая намного печальнее сказки. Русалка на самом деле ни в какой лес не вернулась, мы же видели, как в конце второго действия отчаявшаяся девушка высыпала в себя целый пузырек химической дряни, и теперь она лежит в коме под кислородной маской в больничной палате, за противоположным окном которой лишь угадывается краешек знакомого водопада. А все действия героев, поющих в «верхнем» мире фантазии, оказываются бредовой трансформацией того, что происходит с «настоящими» действующими лицами в исполнении бессловесных драматических актеров внизу – несчастным отцом (Водяным), бесчувственной врачихой (Ежибабой), напивающимся до чертиков, т.е., простите, русалок женихом (Принцем).

Принц — Олег Долгов. Русалка — Динара Алиева. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Добавим, что выполнено это визуальное решение не только изящно, но и очень красиво – особенно в кульминации, когда в воображении теряющего сознание Принца палата умирающей преображается в светящийся аквариум, а она сама встает, чтобы сквозь стекло подарить ему поцелуй, дающий прощение и вместе с ним смерть.

Ради такого можно закрыть глаза на некоторую замудренность символических деталей, смысл которых, честно признаюсь, не всегда понимал. Что, например, означает кукла, которую отец приносит дочери-невесте во втором действии, а она в раздражении отрывает у нее голову? То, что тема деторождения как венца любви для нее фатально невыносима? Ведь в самом начале мы видим Водяного и Ежибабу, бросающих какой-то окровавленный сверток в водопад, отчего тот страшно преображается в сплошной поток крови. Т.е.по отношению к Русалке был совершен изначальный грех, она стала случайно выжившим нежеланным плодом незаконной связи, отсюда все ее комплексы и несчастья. Ну, допустим – но почему тогда отец приносит умирающей дочери уже две куклы, безголовую и целую? А наверху в это время поющей Русалке видятся два гигантских младенца-монстра, с головой и без, разгуливающие по лесу…

Вверху: Третья лесная нимфа — Анна Бондаревская. Первая лесная нимфа — Анастасия Сорокина. Вторая лесная нимфа — Анна Храпко. Водяной — Денис Макаров. Внизу: Отец невесты — Эдгар Малинь. Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Но это именно детали, малозначительные особенно на фоне мастерского музыкального исполнения оперы. Вспоминаю, как с досадой писал о нескольких недавних премьера Большого: что же это самый богатый театр страны не может собрать достойный состав солистов? На нынешней премьере коллектив полностью реабилитировал себя. Роскошное, богатейшее по выразительным возможностям сопрано и яркая женская красота Динары Алиевой великолепно соответствуют дивной музыке, которую написал для Русалки (на красивейшее, замечу, либретто Ярослава Квапила) Дворжак. Богат, звонок, гибок тенор Олега Долгова (Принц). Краску печали и тревоги приносит обладатель глубокого баса, венгерский певец Миклош Себестьен (Водяной). Зловещей агрессией и иронией брызжет меццо-сопрано Елены Манистиной (Ежибаба). Молодым задором покоряет другое меццо – Юлия Мазурова (Поваренок). Издевательской брутальностью отсверкивает сопрано Марии Лобановой (антагонистка героини Иноземная княжна), чьи мощные вокальные данные подкрепляются не менее эффектной внешностью, в частности модельными ногами (красавице Алиевой свои ноги ради роли приходится, к сожалению, прятать).

Русалка — Динара Алиева.
Фото Дамира Юсупова/ Большой театр.

Наконец, каким великолепием романтических красок переливается под увлеченным ведением латышского маэстро Айнарса Рубикиса (постоянного партнера Кулябина) оркестр! Как гармонично звучит весь ансамбль исполнителей – а ведь пространственные эксперименты вроде отдаления солистов наверх арьерсцены в этих стенах опасны, далеко не идеальная акустика уже приводила некоторые здешние постановки (например, «Летучую мышь»)  к краху. Однако теперь мы слышали всю многокрасочность партитуры – великолепного образца эпохи модерн, впитавшего влияния от Вагнера до Чайковского и предвосхитившего символизм Дебюсси, а главное – озаренного обаятельнейшей индивидуальностью самого Дворжака, одного из самых самобытных, эмоциональных и человечных музыкальных художников.

 

Все права защищены. Копирование запрещено.