На этот раз она играла не одна, а в дуэте с колумбийским арфистом Эдмаром Кастанедой. Но я сразу скажу, что в этом концерте данное сочетание рояля с арфой оказалось просто неудачным по многим причинам.
Во-первых, Кастанеда играл на арфе с усиленной подзвучкой микрофонов. Сама по себе арфа и так оставляет после взятия звука небольшой гул в связи с отсутствием в ней демпферов. В симфоническом оркестре этот инструмент используется в основном в качестве особой тембральной краски для создания некого воздушного волшебного образа где-нибудь в опере «Садко» Н.Римского-Корсакова, в «Лебедином озере» П.Чайковского, либо во многих оркестровых произведениях Равеля – «Болеро» или леворучном Концерте для фортепиано с оркестром. Этот небольшой послезвучный гул струн арфисты, как правило, закрывают при помощи ладоней.
В этом концерте Кастанеда играл открытым и очень громким щипковым звуком, словно на гитаре, без всякого заглушения ладонями, поэтому создавалось ощущение громкого металлического «бренчания», среднего между гитарой и контрабасом.
Рояль – по сути, та же арфа, он даже похож по форме, но звук на нем извлекается молоточками и глушится при помощи демпферов. Звук более короткий в смысле продолжительности, и значительно скорее угасает в отличие от арфы. Кроме того, на рояле есть педаль, помогающая регулировать эту продолжительность.
Поэтому в результате одновременного звучания на концерте арфа здорово перекрывала рояль. Она просто «пожирала» его звук. А учитывая еще, что Кастанеда постоянно после каждой пьесы подстраивал арфу по собственному усмотрению, точной звуковой частоты между роялем и арфой не было, и в целом звучало немного фальшиво.
Хироми со своей стороны приходилось все время подстраиваться под Кастанеду, играя так же громко, и я в итоге часто ловил себя на том, что общее звучание напоминает неразборчивую «кашу».
Я вообще готов смело утверждать, что по всем законам акустики и грамотного инструментоведения сочетание арфы и рояля – вещь невозможная! Уж слишком заметна разница в тембрах.
Далее, когда они играли вместе, было заметно, что джазовый и общемузыкальный уровень Хироми Уехары значительно, «на сто голов» выше, чем у Э.Кастанеды.
Хироми Уехара – не только мировая звезда в джазе, но также уникальная пианистка с особым качеством мастерства. Она виртуоз высочайшего класса с исключительно «ровными», цепкими и быстрыми пальцами. У нее очень точная звуковая атака и красивый звук, особенно на piano. С самого детства она получила блестящее классическое образование. В ютубе даже есть известная запись, в которой Хироми, будучи 15-летней девочкой, играет произведения Шумана перед профессором В.Горностаевой. Причем играет замечательно! Кроме этого, Хироми получила прекрасное образование в джазовой школе в Беркли, что дало возможность ей овладеть практически всеми джазовыми стилями.
Позже она выступала со многими мировыми звездами в дуэте, в частности, с Чиком Кориа. И это был настоящийравноправный дуэт двух величин с высоким уровнем джазового мышления и фортепианного мастерства.
А Эдмар Кастанеда пока до этого высокого уровня не дотягивает. Хотя, в принципе, он считается одним из самых известных музыкантов; арфист, играющий в основном латиноамериканскую музыку со всеми ее ритмами и интонациями. Он даже неоднократно выступал со многими звездами джаза, например, с трубачом У.Морсалисом. И я должен заметить, что в данном случае сочетание арфы с духовым инструментом вполне оправдано и звучит более «правильно», нежели с фортепиано.
Но все же называть Э.Кастанеду джазовым по мышлению музыкантом я при всем желании никак не могу. Он, на мой взгляд, не владеет в чистом виде джазовой импровизацией. Это особенно бросалось в глаза в его сольных проигрышах, в которых весь упор был направлен на ритмическую составляющую вместо импровизаций – в основном это были «бренчащие» громкие аккорды с утомительными и надоедливыми секвенциями в чисто латиноамериканском стиле: гармониями, сползающими вниз по тонам A-G-F-E.
Все первое отделение они играли композиции самого Эдмара Кастанеды, в эдаком громком, подчеркнуто ритмическим стиле «фьюжн», сочетание джаза с роком и фолком. Мне, честно говоря, подобный стиль малоинтересен. Больше предпочитаю спокойные и ясные классические стандарты. Но это, собственно говоря, уже дело вкуса.
В антракте я все-таки подошел к звукооператору и попросил его сделать по возможности нормальный баланс, объяснив, что фортепиано совершенно не было слышно.
Надо сказать, что зал, в котором выступали исполнители, был достаточно маленьким, мест на 200, не больше, поэтому гул во время игры стоял огромный, что страшно утомляло.
Но во втором отделении, словно по мановению волшебной палочки, произошло настоящее чудо! Хироми вышла играть соло!
Это была очень спокойная, романтическая, в лирических тонах ее собственная композиция, которая привела меня в восторг. Вступление было очень тихое, по фактуре напоминающее начало пьес из «Песен без слов» Мендельсона: переливающиеся арпеджионные звуки из левой в правую руку. Затем на них была наложена мелодия, удивительная по красоте, напоминающая своими линиями и интонациями мелодии из японского этоса, но украшенные современными джазовыми романтическими гармониями, предельно ясными, несложными, но очень красивыми в своей последовательности.
Чудо продолжало расти прямо на глазах! После проведения темы с большой развернутой кульминацией, Хироми стала делать «мягкие» импровизации в своем фирменном стиле – виртуозные воздушные фиоритуры, сыгранные безукоризненным приемом «perle», ровным и отчетливо ясным по звуковой атаке. Такой ювелирной бисерной техники я не слышал ни у одного джазового музыканта в мире.
Хироми в буквальном смысле слова ткала звуковую паутинку, играя все тише и тише! После этого она вообще стала играть только одной правой рукой, причем не останавливаясь! Этот бисер не прерывался ни на секунду. Я долго вспоминал, где же мог «видеть» такую звуковую паутинку? Ну, конечно же, в старой японской знаменитой монохромной живописи, из глубины веков, с техникой «Нихон-га», в которой все линии контура прорисовываются тончайшей кистью. И это даже не кисть, а несколько собранных и воедино связанных тонких волосков, которые каждый мастер изготавливает специально для себя. Именно таким звуком и техникой «Нихон-га» Хироми играла свои импровизации на рояле. Больше чем уверен, что этот художественный информационный код из глубины веков, так сказать, заложен в музыкальном мышлении талантливой японской пианистки.
А в конце пьесы звуковая паутинка вообще «испарилась», и пианистка закончила играть композицию на pianissimo последним аккордом.
Эффект был невероятно поразительным, после окончания пьесы в зале некоторое время стояла мертвая тишина. Мне даже показалось, что у самого остановилось дыхание.
Уж сколько я в своей жизни переслушал музыкантов, и меня, собственно, уже ничем невозможно удивить, но такое в джазе услышал впервые!
Кстати говоря, подобный эффект в восприятии у меня произошел четвертый раз в жизни.
Первый раз в Израиле, когда японская пианистка М.Ушида на концерте играла самое начало соль-мажорного «Рондо» Моцарта, в котором звук возникал буквально из тишины. Затем, второй раз, когда А.Володось исполнил собственную транскрипцию романса С.Рахманинова «У моего окна», после которой я так и не понял, «что со мной произошло», сидя несколько мгновений в безмолвном оцепенении. Третий раз, когда недавно Э.Вирсаладзе играла «Сонату» Моцарта B-Dur, и то же самое начало, сыгранное абсолютно волшебным хрустальным звуком.
И вот сейчас снова Хироми…
Я никогда в жизни так громко и истошно не кричал «Браво!!!». Весь зал в полном недоумении повернулся ко мне. Хироми тоже услышала мой крик и засмущалась.
Ну, а затем к ней снова подсоединился Э.Кастанеда со своей «бренчащей» арфой, и все вернулось на круги своя.
Звукооператор после антракта что-то немного исправил, стало чуть лучше в смысле баланса, но все равно настоящего звукового ансамбля так и не произошло.
В дальнейшем они сыграли четырехчастную сюиту в громком джаз-роковом стиле, сочиненную Хироми. Конечно же, ее джазовое высочайшее мастерство во время импровизации прослушивалось, несмотря на громкий аккомпанемент арфиста. Но подобного волшебного эффекта, как в сольной пьесе, уже не было.
А закончили концерт очень оригинальной обработкой «Танго» Пьяццоллы, с яркой и эффектной концовкой. Зал просто взорвался от восторга.
После концерта я пошел поздравлять Хироми. Специально ее поблагодарил именно за соло. Потом напомнил ей о том, как был восхищен ее игрой в детстве, когда с ней занималась В.Горностаева. Что удивительно, она хорошо запомнила эти уроки, с уважением отзываясь об огромном педагогическом таланте Веры Васильевны. Кстати, когда я разговаривал с Хироми, то заметил, у нее очень маленькие руки, и совершенно узкие ладони.
Думаю, что она достает максимально октаву, не больше. Но зато пальцы очень крепкие и цепкие.
Несмотря на то, что в этот раз она играла в дуэте, все равно слышно было, что Хироми Уехара – особый, уникальный и фантастический талант. Это ослепительно яркая звезда на современном джазовом небосклоне, а в пианистическом отношении ей на сегодня нет равных.
Хироми не просто играет джаз, она им дышит, живет, «купается» в нем, непосредственно реагируя на каждую фразу и интонацию буквально всем своим существом. Хироми обладает удивительной, я бы сказал, атомной энергетикой во время игры.
Ее нужно слушать только «вживую», чтобы полностью понять и оценить ее огромное искусство. Никакая запись не передаст подобных ощущений.
Спасибо тебе, дорогая и милая Хироми, за твой уникальный талант.
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев