Время от времени  я посещаю спектакли известного цюрихского оперного дома. На сей раз  мне особенно повезло:  не только  удалось  познакомиться с работами руководителей труппы – интендантом и режиссером Андреасом Хомоки и музыкальным директором  Фабио Луизи, но и с принципами их политики: приглашать лучших, достойных исполнителей,  дирижеров и постановщиков, способных по-настоящему обогатить оперную афишу. Судите сами: Симона Янг  – маэстро «Электры» в постановке режиссера Мартина Кушея.  Из исполнителей отмечу, прежде всего, Анью Хартерос, выступившую в  главной партии в «Силе судьбы» Верди, Вальтрауд Майер как Клетемнестру в «Электре» Рихарда Штрауса, Михаеля Волле в роли Набукко в одноименной опере Верди.  Но – по порядку.

 

«Сила судьбы». Сцена из спектакля. Фото — Моника Риттерсхаус

Из трех спектаклей, которые удалось посетить,  «Сила судьбы», пожалуй, воспринималась наиболее цельной и  органичной.  Более всего это, наверное, заслуга режиссера Хомоки,  придумавшего некую троицу, объединившую молодую цыганку Прециозилллу, монаха  Фра Мелитоне и   погонщика мулов Трабуко, которая, по его замыслу, дескать, и инициирует те роковые обстоятельства, которые сотрясают содержание оперы: случайное убийство  испанского Маркиза Калатравы сыном короля инков Альваро, преследуемым   за борьбу с испанскими угнетателями, любящего   дочь Маркиза Леонору и любимого ею;  вынужденное расставание влюбленных, чувство мести, преследуемое  братом Леоноры,  Дон Карлосом,  затем  опять же его случайное убийство. Все эти события возникают как бы по мановению  свыше, которым на земле будто руководит заявленная троица. Она появляется уже в начале действия из красного люка и  сразу чисто пластически обозначает свою роль. До поры до времени эта троица действует молча, лишь в течение оперы каждый  получает по велению Верди и либреттиста Ф. Пиаве в драматургии оперы  свою роль, в том числе и певческо-актерскую.

Большой куб – основная сценическая конструкция.  Время от времени  в нем открываются те или иные стороны, символизирующие как бы выход из сложившихся трагических случайностей, но вскоре вновь закрываются. И этим процессом – как и открытием сторон, так и их захлопыванием руководят также отмеченные трое.

 

«Сила судьбы». Сцена из спектакля. Фото — Моника Риттерсхаус

В первых двух актах оперы царствует  Анья Хартерос – Леонора.  Такой глагол  возник не случайно. Она воистину артистка – Царица.  Подобный эффект – занимать центральную позицию, независимо от потребностей исполняемой роли, – возникает редко, но когда возникает, то  как бы незримо руководит даже палочкой дирижера. Хартерос не только владеет вокальным аппаратом в совершенстве, она подчиняет его передаче разнообразнейшего спектра эмоций. При этом необыкновенная свобода, легкость, запредельное тембровое богатство, пластичность и в пении, и в движениях, а какой естественный артистизм! Словом,  перед нами исполнительница  экстра-класса!  Ее основной партнер в роли Альваро – южнокорейский тенор Юнхун Ли  обладает большим красивым голосом, артистически достаточно мобилен, но, мне кажется, что ему определенно следует усовершенствоваться в вокальном искусстве, слишком уж он покрикивает,  особенно в драматических местах. Правда, в дуэтах с Дон Карлосом  (Георг Петян) эти недостатки скрадывались, и  дуэты выглядели  и в певческом, и в драматургическом плане вполне достойно.  Удачно выступил и  исполнитель двух ролей Веньвей Чжан, соответственно в партиях Маркиза Калатрава и  Падре Гуардиано. Объединение  этих ролей кажется вполне логичным. В представлении Леоноры падре словно воплощает для нее образ покойного отца.

Справедливо сравнение Верди с эстетикой Шекспира, сочетающего в одном произведении трагическое  с  комическим. И в «Силе судьбы» появляются характерные бытовые  эпизоды, ярко свидетельствующие об их буффонном происхождении.  В решении таких эпизодов – и прославляющих войну, и   при  раздаче хлеба в монастырском дворе Хомоки протягивает недвусмысленные ассоциации с современностью – милитаристской истерией, алчностью и сварливым равнодушием  по отношению к бедствующей толпе. Саму толпу режиссер решает по-настоящему мастерски — яркую, подчас пестро и нелепо одетую,  дифференцированную по рисункам у каждого.  Режиссерская щедрость здесь поистине ренессанская! Живость речевых интонаций  отсылает к богатому, сочному народному юмору. В каждой такой сцене есть свой ведущий. Это  цыганка Прециозилла, увлекающая народ выгодой войны, и ворчливый Фра Мелитоне, брезгливо бросающий хлеб голодной массе.  Тут  артисты, трактующие эти роли, наконец-то в полную силу продемонстрировали свой певческо-артистический комплекс.  Наша соотечественница Елена Максимова (Прециозилла) и  итальянец Ренато Гиролами (Фра Мелитоне) работали в спектакле на славу. И дирижер  Луизи искусно  подчеркивал  контрастность, движущую драматургию оперы – трагический ее ток, дивной красоты лирические страницы сменялись тут  заразительно живой темпераментной жанровой музыкой.

 

«Набукко». Сцена из спектакля. Фото Моника Риттерсхаус (Monika Rittershaus)

В постановке   «Набукко», наиболее новой из трех увиденных представлений, авторами выступили   дирижер Фабио Луизи,  режиссер Андреас Хомоки, хормейстер Янко Костелик. Здесь для меня в первую очередь выделились исполнители. Это  выступивший  в главной роли  Набукко  Михаель Волле с его разнообразной голосовой и психологической палитрой, проявляющий себя подчас как настоящий драматический артист, а также предводитель евреев Захария, открывающий серию типичных басовых партий Верди во впечатляющей трактовке Георга Цеппенфельда. В концепции оперы они – ровня. И если Набукко показан в опере в разных обличьях, то Захария, пророчествующий о падении Вавилона, представляет собой  очень цельный образ. Несколько слов о воплощающей сложный  образ старшей дочери Набукко Абигайль.  Я слышала в московских театрах эту русскую певицу Анну Смирнову неоднократно. Причем, в очень сложных ролях. Достаточно сослаться на Ренату в «Огненном ангеле» Прокофьева или Катерину Измайлову  в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Смирнова – замечательная вокалистка с сильным многокрасочным голосом, незаурядным темпераментом. Однако в образе Абигайль, мне думается, она несколько переборщила со злобными чертами своей героини,  мне не хватило именно противоречивости этой сильной честолюбивой натуры.

Огромна роль хора в этой опере. Народ тут и смятенный, и горюющий о предстоящем рабстве – гениальный хор евреев из третьего действия сорвал даже  аплодисменты зала. В свое время хоры из «Набукко» вызывали  у итальянского народа огромный энтузиазм, сочувствие и всегда ассоциировались с  национально-освободительным  движением. Сегодня мы обращаем больше внимания здесь на  признаки развития жанра, скажем, чувствуется, что на раннего Верди повлияли монументальные страницы ораториального творчества Генделя или ощущаем преемственную связь с соответствующими героическими страницами произведений Россини.

Электра– Эвелин Херлитциус. Хризотемис – Тамара Уилсон. Фото – Тони Сутер

«Электра» завершила мои оперные каникулы на сей раз. Спектакль по-настоящему потрясал (либретто Гуго фон Гофмансталя). Трудно себе представить, как хватило творческих и психологических сил Рихарду Штраусу окунуться от одного показа человеческих пороков в «Саломее» к еще более экстремальному –  в «Электре», полной  патологической ненависти, разрушающей личность и уничтожающей любой естественный порыв к свету, к проявлениям человечности.

Так получилось, что центральный здесь мотив мести послужил своего рода репризой по отношению к роковым обстоятельствам, ведущим к трагической развязке в   «Силе судьбы».

И  дирижер Симона Янг в трактовке музыки, и  режиссер Мартин Кушей – постановщик,  и художники всех мастей (декорации Ролф Глиттенберг, костюмы Хайди Хакл, свет Юрген Хоффманн), как и  толкователи главных ролей, следуя заветам  создателей произведения,  используют   экстремальные средства.

Что представляет собой место, в котором развертывается действие? Не то  глухой подвал, не то мрачнейший полутемный коридор, не то лабиринт с вздыбленным полом. С двух сторон множество дверей. За ними струится дневной свет, но он не проникает в пространство подвала. Мрак царит здесь всегда…

Электра– Эвелин Херлитциус, Орест – Кристоф Фишессер. Фото – Тони Сутер

Именно тут происходят события, место которым на самом деле в самом дворце. Так появляются  служанки – распущенные грубые как свора ожесточенных собак; далее пространство целиком заполняется   обнаженными женщинами, демонстрирующими свободу омерзительных нравов, господствующих во дворце; как подготовка к осуществлению мести тут же проходит целый отряд с топорами, готовый претворить в жизнь акт возмездия.

Выступив тут  экстремалом во всем, Рихард Штраус изменил и характер оркестрового звучания, использовав признаки атональности, пользуясь нестандартными звуковыми микстами. Само сочетание инструментов в оркестре необычно: разделенным на три партии струнным противопоставлены сорок духовых (в том числе восемь различных кларнетов, гекельфон, контрафагот,  вагнеровские трубы) и целая батарея ударных инструментов.

О феноменальном мастерстве композитора говорит тот факт, что при таком нагруженном оркестре вокальные партии не задавлены,  оказались  не заглушенными. В спектакле,  на котором я присутствовала, надо  отметить, что маэстро Симона Янг  искусно претворила  отмеченные преимущества партитуры, донесла до слушателей всю яркость и выразительность произведения. И при этом   работать с ней певцам было удобно. Она им не только не мешала, воспроизводя всю мощь и оригинальность оркестрового звучания, но и помогала  выделиться.

«Электра». Финал. Фото – Тони Сутер

Артистов, воплощающих очень непростые роли, справедливо назвать выдающимися. Прежде всего, это Эвелин  Херлитциус — Электра. Обладательница  бронебойного голоса и поистине демонического темперамента, эта настоящая вагнеровская певица-актриса  действует на сцене на протяжении почти двух часов. Она похожа на загнанного зверя, одета по-будничному,  ее  навязчивая истеричная зацикленность на идее мщения  за смерть отца Агамемнона проявляется маниакально. В голосе, кажется, кроме резко отрицательных эмоций нет никаких других красок. Даже в разговоре с  сестрой Хризотемис (Тамара Уилсон),  одетой в неожиданное здесь белое платье, пытающейся ее успокоить  и рассказать о своих мечтах создать семью, иметь детей, она остается непреклонной.  Также непреклонна она в сцене с матерью Клитемнестрой. Ни тени жалости к опустившейся жалкой женщине. Все та же маниакальность… Интересно, что знаменитая Вальтрауд Майер, имеющая как артистка скорее положительное обаяние, одетая здесь в   платье цвета крови,  изображает  слабую  несчастную женщину, пытается как-то смягчить озверевшую дочь и ищет у нее сочувствия. Но безуспешно.

Лишь в сценах  с наконец-то узнанным братом Орестом (Кристоф Фишессер) мелькает в голосе и поведении Электры хоть какая-то человечность и то в надежде, что он осуществит  долгожданную казнь преступников – матери и ее любовника. Когда это происходит, он потерян и словно уничтожен происходящим, а она ликует и в экстазе самоуничтожения присоединяется к группе танцующих существ,  «заимствующих» из кабаре  типичные  белые перья…