В 1907-1908 гг. Сергей Сергеевич Прокофьев, будучи в то время студентом консерватории, создает четыре фортепианные пьесы, составившие Op. 3 Тогда же – в 1908 г. – было написано еще четыре пьесы для фортепиано, вошедшие в Op. 4. Позднее композитор вернулся к этим фортепианным миниатюрам. Пьесы Op. 3 он переработал в 1911 г., а Op. 4 – в 1912 г. В этих студенческих пьесах намечаются те пути, которыми в будущем будет идти развитие фортепианного стиля Прокофьева с его конкретной образностью и характерными стилевыми признаками. Как и в Четырех этюдах для фортепиано, здесь закладывается основа специфического прокофьевского пианизма.
В этих ранних пьесах наряду с отличительными чертами стиля Прокофьева еще проявляется влияние композиторов-предшественников, оказавших влияние на стиль молодого автора – в частности, Роберта Шумана. Но есть здесь и типично русские черты, восходящие к традициям «Могучей кучки». Однако, следуя этим традициям, Прокофьев дает им преломление настолько новаторское и необычное, что в глазах современников – даже таких талантливых, как Анатолий Константинович Лядов, Николай Карлович Метнер или Александр Ильич Зилоти – это выглядело не как развитие традиций, а как грубое их ниспровержение, самоуверенное стремление сломать традиции. По этой причине композитор даже не решился показать эти восемь пьес своему наставнику Анатолию Константиновичу Лядову, тем более – Александру Константиновичу Глазунову, который был еще более критически настроен по отношению к его музыкальными «экспериментам».
В этих восьми ранних фортепианных пьесах Сергея Сергеевича Прокофьева своеобразие и даже изобретательность музыкального языка удивительным образом сочетаются с простотой и ясностью. Свойственная композитору конкретность музыкального мышления находит выражение в предельно яркой образности каждой из пьес – и потому неудивительно, что внимание композитора привлекает программная миниатюра – из восьми пьес этих юношеских сочинений лишь одна («Марш») имеет жанровое название, все прочие наделены программными заглавиями. Образный строй пьес разнообразен – здесь есть и лирика, и драматическая напряженность, и сказочность, и юмор. Все эти образные сферы получат развитие в последующих произведениях Прокофьева – не только в фортепианных пьесах и сонатах, но и в балетах, операх, симфониях, инструментальных концертах.
По признанию Сергея Прокофьева, в собственной способности создавать лирические произведения его убедили «Пять стихотворений Ахматовой» – вокальный цикл, написанный в 1916 г., но первым образцом лирики в прокофьевском творчестве можно считать пьесу «Сказка», открывающую Op. 3. Лирика этой миниатюры имеет сказочный оттенок и ярко выраженный русский колорит: эпическая повествовательность строго диатоничной мелодии и имитация гусельных переборов предвосхищают «Сказки старой бабушки», а ряд гармонических особенностей позднее получит развитие в концертах, сонатах, фортепианных циклах композитора.
Иная образная сфера раскрывается в «Шутке» – эта пьеса с оттенком танцевальности, в которой господствует штрих стаккато, выглядит забавной благодаря острым гармониям, дерзким звуковым наложениям. Их сопоставление с нарочито простыми кадансами воспринимается как юмористический штрих. Столь же комично выглядит сопоставление контрастных нюансов. Стихия юмора господствует и в «Марше» с его предельно упрощенным ритмом и усложненной гармонией – альтерированные септаккорды не получают разрешения.
Совсем иной образ предстает в четвертой пьесе – «Призрак». Здесь царит драматическая экспрессия, близкая мрачным образам «ночного города» в поэзии Александра Блока. В авторском пояснении говорится о «неясных контурах фигур в темноте», об «ослепительном луче света», пронзающем темноту в среднем разделе. По словам Прокофьева, исполнять «Призрак» следует «быстро, мрачно и туманно». Эту пьесу можно сопоставить с такими образцами мрачной фантастики в творчестве Модеста Петровича Мусоргского, как «Баба-Яга» из цикла «Картинки с выставки» или «Ночь на Лысой горе», но преломляется эта линия весьма своеобразно.
Как и предыдущий цикл, Op. 4 открывается пьесой лирического характера – «Воспоминание». Созерцательность господствует в этой миниатюре. Спокойная, задумчивая мелодия сочетается с альтерированными гармониями.
В трех последующих пьесах царит острый драматизм. Тревожный «Порыв» по образному строю напоминает одноименную шумановскую пьесу, но средства воплощения образа более современны. «Отчаяние» – первое у Прокофьева представление трагической темы. Средством воплощения этого образа становится настойчивое повторение нисходящей хроматической фигуры из трех нот – остинато впоследствии станет одним из излюбленных приемов композитора. Образ зловещей стихийной силы предстает в «Наваждении»: тираты в басу, острые штрихи, диссонирующие созвучия, глиссандо. Борис Асафьев усматривал здесь образ «страшных всадников степей, подавляющих всякое проявление жизни».
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев