Владимир Юровский полтора часа объяснял музыку, которую потом вместе с ГАСО играл почти столько же

Владимир Юровский рассказывает…

Наконец в цикле концертов Московской филармонии «Истории с оркестром», автором которого является дирижер Владимир Юровский, появился… сам Юровский. 15 июня в зале имени Чайковского он не только сыграл программу австро-немецкой музыки (к которой испытывает особую склонность хотя бы потому, что живет в Германии), но и объяснил новый поворот в своем собственном проекте. В частности, то, почему он теперь в нем не единственный дирижер, как было в прежние годы. А сама программа впечатлила не только интерпретацией Седьмой симфонии Малера (дополненной увертюрой к «Нюрнбергским мейстерзингерам» Вагнера), но и рассказом дирижера, который по длительности превысил обе сыгранные партитуры вместе взятые.

То, что Владимир Юровский – не только прекрасный дирижер, но музыкант-просветитель, мы знаем уже много лет. В памяти его программы-рассказы, посвященные музыкальным трактовкам шекспировских сюжетов или, допустим, репрессированной советской театральной музыке 1930-х годов. Но всегда прежде это были авторские высказывания от начала цикла, включающего, как правило, три концерта, и до его конца.

Однако теперь пришла другая идея. По совету старших коллег (музыковедов Инны Барсовой и Виктора Юзефовича) Владимир Михайлович решил дать старт длительному проекту, где дирижеры современности играли бы программы своих великих предшественников. Нынешние три «Истории с оркестром» призваны послужить затравкой. Понятно, что уже в них должен быть задействован не один, а несколько маэстро. Приглашение приняли Геннадий Рождественский, о чьем концерте 8 июня «Музыкальные сезоны» уже писали, и Александр Лазарев. Причем оба, не сговариваясь, выбрали программы Сергея Кусевицкого – скрябинскую (уже прозвучавшую) и «чайковскую» (ее мы услышим 26 июня).

Юровский – единственный, кто выбрал другого кумира и другую национальную школу: это Густав Малер. Долго объяснять, почему, не надо: это тот редкий тип музыканта, который объединил в себе великого композитора и великого дирижера, оказав и в том и в другом качестве громадное влияние на развитие всей последующей музыки. Из программ же Малера была выбрана та, в ходе которой в 1909 году мастер провел одно из премьерных исполнений своей Седьмой симфонии, дополнив его увертюрой Вагнера к опере «Нюрнбергские мейстерзингеры».

…и дирижирует

Седьмая, как считает Юровский – наименее «обласканная» дирижерами и публикой малеровская симфония. Почему? Прямого ответа мы не услышали. У композитора есть и еще более сложные, еще более пространные произведения. Но, может быть, именно здесь с особой силой отразился кризис, который постиг Малера в основе основ его существования – в семье, когда стала ясна шаткость взаимопонимания с обожаемой женой Альмой. И это ощущение выбитой из-под ног почвы пугает публику, дал понять дирижер…

Впрочем, нынешняя программа полностью опровергла это предположение: зал ломился от народу, в зрительских рядах можно было видеть Наталью Солженицыну, Викторию Постникову, других известных людей. Всех их не испугало предстоящее испытание. Хотя масштаб «бедствия» они себе вряд ли представляли. Дело в том, что Юровский не только дирижировал – он ведь и рассказывал. А рассказчик Владимир Михайлович отменный, но с одним уточнением:  сильно увлекающийся. Так случилось и на этот раз. Сперва нам подробнейшим образом изложили идейный замес Седьмой, рассказали историю ее создания, которая началась с трех средних частей, выдержанных в «ночном» колорите, объяснили происхождение этого колорита, восходящего к сумрачной немецкой романтике, к фантазиям Гофмана и балладам Эйхендорфа, зачитанным Владимиром Михайловичем с выражением. Была изложена уникальная история премьерного пражского исполнения, на которое Малер как манны небесной ждал приезда супруги в расчете, что она расслышит его тревоги  в музыке и поймет его заветные помыслы. Дошло до того, что на генеральной репетиции, едва отзвучал финальный аккорд, композитор положил дирижерскую палочку и, не замечая зала, прошагал к креслу Альмы Малер, взял первый попавшийся под руки стул и сел напротив нее, молча глядя в глаза, чем вызвал смятение присутствующих и самой Альмы…

Подобных колоритнейших подробностей была рассказана масса. Но затем еще последовал и разбор самой симфонии! Напомню, пятичастной, идущей час двадцать минут. И еще более богатой интереснейшими деталями, чем истории вокруг нее. Одно только начало с резким и могучим звуком уникального для симфонической партитуры военного инструмента – теноргорна (слова самого Малера: «Здесь оленем ревет природа») послужило отправной точкой для обширного исследовательского пассажа. Отдельных глав удостоились контрастная лирическая тема первой части, эпизод «горних» звучаний с трубами не то охотничьими, не то ангельскими… Вскрыты интонационные корни марша второй части, иронически переосмысляющего традицию немецкой бытовой музыки. Проанализирована тембровая мистика третьей. Проведено сравнение томительной четвертой части с легендарным Адажиетто из Пятой симфонии, где, как принято считать, Малер объяснился Альме в любви, а тут рассказал ей о своей душевной боли, вызванной столкновением мечты с реальностью. Наконец в сверкающе-мажорном финале пытливый дирижер обратил внимание на интонационные параллели с увертюрой Вагнера к опере «Нюрнбергские мейстерзингеры». Объяснил, что это сознательная отсылка Малера к музыке любимейшего им композитора, попытавшегося в своей единственной «реалистической» опере вырваться из пут пугающих ночных грез, которыми полны его остальные музыкальные драмы. И ту же попытку повторил в своей симфонии Малер, самой резкостью этого помпезного мажора доказав, что спасения от сил мрака нет, что «выход в народ» иллюзорен. И что доживи автор Седьмой симфонии до 1930-х годов, когда самая народная опера Вагнера предстала самым любимым произведением Адольфа Гитлера, он бы, может, не сильно удивился…

Час тридцать восемь минут продолжался этот рассказ! К тому же иллюстрируемый живым звучанием музыки – да не рояля, как бывает на лекциях, а всего Государственного академического симфонического оркестра имени Евгения Светланова – коллектива, которым шестой год имеет честь руководить Владимир Михайлович. Редко кому выпадает счастье пользоваться таким роскошным «инструментом» для иллюстраций.

И все же, при всей увлекательности действа, некоторая часть публики начала потихоньку сбегать из зала. А ведь еще предстояло услышать те самые произведения, о которых велась речь – вагнеровскую увертюру и «выросшую» из нее малеровскую симфонию. Признаюсь, даже у профессионального слушателя, коим является музыкальный критик, мелькнула грешная мысль: да нужно ли все это играть после того, как нам разжевали и значительными кусками озвучили сами партитуры?

Все-таки нужно. Одно дело – слова и фрагменты, другое – цельная музыка. Подробно описывать впечатление уже не буду – почти все, о чем говорил Владимир Михайлович, удалось расслышать и в музыкальном исполнении. Что-то, может быть, не удалось передать так отчетливо, как оно было сформулировано в речи. Например, полифония увертюры, прослушанная «по голосам», не всегда складывалась в сбалансированное целое. Иногда в исполнении симфонии, в небольших «не-цузаммен» (zusammen по-немецки значит вместе) сказалась, подозреваю, элементарная усталость музыкантов от трехчасового сидения на сцене под ослепительными и жаркими, как финал произведения, прожекторами.

Но это мелочи. Композиторский масштаб Малера и просветительский темперамент Юровского практически стерли их из памяти. Разве что дирижер после концерта, вопреки обыкновению, никого не принял, сославшись на утомление, и измочаленный вид музыкантов, собирающих свои инструменты, подтвердил этот аргумент.

 

Фото Сергея Бирюкова

 

Все права защищены. Копирование запрещено