Ян Шванкмайер – один из самых заслуженных из ныне живых классиков направления киноискусства, условно именуемого сюрреализмом. Так же, как Алехандро Ходоровски или Йос Стеллинг, он создал абсолютно аутентичный авторский стиль, не позволяющий спутать его с коллегами-пограничниками. Начав в мультипликации, он экспериментировал с поджанрами, пока не нашел способа внедрить методики анимации и кукольного театра в игровое кино через контрапункт сновидческой образности. В итоге папа Шванкмайер дал жизнь далеко не одному и не двум загадочным созданиям, собранным из подручных материалов и оживленным магией кинематографа. Он создал для Алисы собственную страну чудес, вернул Фауста в средневековье, нашел идеальное место свидания (сумасшедший дом) для маркиза де Сада и Эдгара По. В конце концов, на основе чешского фольклора, снял фильм про плотоядное Полено, усыновленное бездетной семьей.
Кровь кузнечика белого цвета, лобстера — голубого.
Более чем кто-либо Шванкмайер согласен с тем, что «люди из той же сотканы материи, что их сны». Поэтому неудивительно, что режиссер, всегда стремившийся в монтаже к выразительности самых ярких снов, наконец снял фильм, посвященный психоанализу и бессознательной психической жизни человека, назвав его соответствующе – «Прожить свою жизнь». Интересно, что для главного героя, страдающего кризисом среднего возраста, образ кинотеатра, а шире – самого кинематографа, оказался тем воспоминанием, что сон, преобразив, сделал решающим для достижения «инсайта».
За всю жизнь пчела производит 1/12 часть чайной ложки меда.
«Прожить свою жизнь» оставался крайним в его фильмографии, пока в этом году не вышла новая, и, как объявил 83-летний мастер, последняя его работа под названием «Насекомые».
В предыдущем фильме Шванкмайер практически отказался от пространства, переместив действие «Прожить свою жизнь» в коллажные декорации. В «Насекомых» условность сюжета усугубляется и становится концептуальной основой драматургии. Шванкмайер неожиданно практически отказывается от своего главного оружия – анимации, заменяя ее документальными кадрами, фиксирующими работу съемочной группы.
Каждый год от укусов пчел погибает людей больше, чем от укусов змей.
Сюжет таков: в неком заштатном театришке любители и полулюбители репетируют пьесу братьев Чапеков «Жизнь насекомых», аллегорически высмеивающую обывательские шаблоны о счастье и благополучии. Нелепые костюмы, гротескная бутафория прилагаются. Кроме того, директор труппы (и заодно исполнитель роли светлячка) приносит на съемки насекомых, нанизанных на иголочки, чтобы «актеры знали, кого они играют».
Тут и начинается смещение осей восприятия. Кто-то осознает, что между ним и навозным жуком действительно много общего, кому-то повсюду мерещатся шестилапые и сороконогие… А пока люди срастаются со своими «персонажами», Шванкмайер усердно шлифует резьбу на разрозненных деталях внутри этой слишком уж масштабной метафоры. Действие разряжается внезапными цитатами Короля Лира, интервью с актерами об их снах, комментариями самого режиссера. После самых суггестивных сцен, как например, «героиню тошнит», «героиня видит коллегу, сидящего в муравейниках», или «навозный шар преследует героя», тут же следует разрядка; мы наблюдаем за тем, как съемочная группа варит котел со «рвотой», а режиссер деловито тестирует субстанцию, видим как двое ассистентов катят «навозный шар» по коридору, и как все участники процесса ловят вполне настоящих муравьев.
Насекомые ежегодно пожирают 25 – 30% мирового урожая.
Как это часто бывает, и в чем мы можем наглядно убедиться на примере «Насекомых», в конце творческого пути вместо пышного апофеоза зачастую происходит наглядная деконструкция авторского метода. Шванкмайер разоблачает себя абсолютно сознательно. И потому ухитряется соблюдать пропорциональный баланс между игровым и неигровым, постепенно вычленяя из монохрома обертона. Избегая двусмысленностей и будучи абсолютно конкретными, «Насекомые» остаются фильмом замысловатым, не лишенным секретной детали в своем механизме. Именно за тем, чтобы зритель ощутил ее присутствие, мастер так усложняет и одновременно упрощает себе задачу.
Комаров привлекает запах людей, которые недавно ели бананы.
Вроде бы он лишает фильм лоска и художественных изысков, и как-бы нивелируя дистанцию между зрителем и событием, демонстрирует будни эдаких «сотрудников цеха». Можно подумать, что теперь тут и смотреть-то не на что – вскрыта вся подноготная, нет больше секретов, и столь закрытый внутренний мир кино беззащитно нанизан на иглу зрительского ума. То, чего так старается не допустить Голливуд, так прячущий от зрителя инструменты манипуляции, свершилось, чары оказались только дешевым трюком, о чем мы и так знали, только забывали на время просмотра. Но не тут-то было. Во-первых, сцены разоблачения сняты очень смешно, и сосредоточенность и одновременно отчаянность действий помощников Шванкмайера создают атмосферу веселости, возвращающую наше внимание к происходящему.
Скорпионы могут ничего не есть почти два года, а клещи — до 10 лет.
Но есть тут и много всего столь безоговорочно выразительного, специфически пограничного, что никакие защитные механизмы не сработают. Нагнетая в некоторых сценах – как например, покушения с ножом на Светличиху, когда мы не уверены, произошло ли убийство, или нет – градус безумия, чешский мастер играючи доказывает, что любой ум через художественно-сновидческий пароксизм может стать умишком, и тогда даже мертвый таракан может расплодиться на благодатной почве разгоряченного воображения. Производя вскрытие кинематографа на образце собственноизобретенного стиля, Шванкмайер доказывает, что у кино есть эманация, находящаяся вне анатомии съемочного процесса, если угодно, душа, часть «жизненного потока» в теории Делеза-Бергсона о кино.
Самка таракана способна за год отложить более двух миллионов яиц. Кроме того, таракан может девять дней жить без головы.
«Насекомые» – это не пафосное прощальное слово, не объяснение и не наставление. Также это не попытка сказать то, что осталось между строчками, и даже не постскриптум в завещании. Более того, это вовсе не самый лучший фильм автора. Однако именно с него отныне можно советовать начинать знакомство с его творческим наследием. Ведь «Насекомые» – это ни что иное, как ключик от двери в сказочный мир, где метаморфозе была подвержена любая материя, – будь то сон или обыденность, кино или воображение, пластилин или куклы. Добрый (хоть по лицу и не скажешь) мастер-создатель оставляет его пытливым и любопытным. Этот ключ нельзя вложить в руку или еще чего доброго сделать с него дубликат, однако слитый в единую архетипическую субстанцию, он удивительным образом подойдет и к любой другой двери в изменчивом мире кино.
Живое существо с самым большим мозгом по отношению к телу – муравей.
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев