XXXII Международный фестиваль классического балета имени Рудольфа Нуриева размахнулся на две недели. Дольше, чем прежде. В названии ежегодного праздника балета важно каждое слово: в отличие от некоторых других подобных фестивалей, чей международный статус определяется парой-тройкой приглашенных из Белоруссии или Украины, а, в лучшем случае,  появлением российских артистов, танцующих в западных компаниях в Казань слетаются  балерины и танцовщики из самых знаменитых театров, таких, как  Парижская опера и Covent Garden. И огромная заслуга в этом генерального продюсера фестиваля Айдара Шайдуллина. Неоценимая заслуга  самого  Татарского  академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля в том, что сформирован формат фестиваля, и его придерживаются на протяжении трех десятилетий. Не зря опытнейший директор театра Рауфаль Мухаметзянов и художественный руководитель балета Владимир Яковлев официально названы подлинными Рыцарями балета и награждены премией журнала «Балет» «Душа танца». Благодаря им, татарский театр и фестиваль, в частности, видятся форпостом классического искусства, противостоящим всяческим псевдо-современным новациям, зачастую выглядящим безумной вакханалией бездарности. 
Одной из отличительных художественных особенностей театра являются основательные декорации, значительное место в которых наравне с живописными  полотнами занимают жесткие конструкции. Вместе с тем, используются новомодные технические средства в виде дымовой машины, или видео-анимаций, к примеру. Сказанное вовсе не означает, что на главную сцену столицы Татарстана не допускаются произведения ныне здравствующих талантливых авторов. К примеру, с огромным успехом в программах фестиваля проходили  спектакли Бориса Эйфмана, а на сей раз Денис Матвиенко привез из Новосибирска два одноактных балета Эдварда Клюга – «Radio & Juliet» и «Quatro». Приглашенных артистов так много, что обо всех участниках фестиваля в одной статье просто не расскажешь. Так что театр искусно соблюдает баланс между классической традицией и инновациями.
Афиша Нуриевского фестиваля концептуально  — так или иначе — сопрягается с именем и творчеством Рудольфа Хамитовича. Он либо блистал в   балетах «Корсар», «Лебединое озеро», «Дон Кихот», «Баядерка»,  или «Жизель», либо ставил на сценах мира. А включение  в этот ряд «Шурале», можно считать символом его национального происхождения. Впрочем, организаторы не сковывают себя какими-то железными рамками и с удовольствием представляют публике произведения, которыми гордится театр. Одно странно, на фасаде здания или вблизи его не увидеть никакой рекламы. Правда, билеты на фестиваль расхватываются загодя, и все же трудно объяснить чьи-то непонятные запреты на использование наружной рекламы, которая красуется на европейских, да и российских театрах, отнюдь не конфликтуя с их архитектурной и исторической ценностью.
Традицией фестиваля им. Нуриева стало открытие его премьерой. В этот раз пришел черед «Корсара». Зрителям показали шедевр балета XIX века  версии Владимира Яковлева, опиравшегося на постановку Петипа в редакции  Константина Сергеева.

«Корсар».  Картина «Грот корсаров»

«Корсар» требует колоссальной работы всех цехов – не только  балетного. Это очень сложный в постановочном отношении спектакль. Чего стоит одна только сцену бури, раскалывающей корабль пиратов. Правда, театр нашел хитрый ход: строить судно, наподобие фелуки Большого театра, не стали, а заменил физическую гибель корабля средствами кинематографа. Тем не менее видеоряд, дополненный фонограммным свистом урагана и ревом бушующих волн, создал необходимое напряжение. Художники Андрей Злобин (декорации) и Анна Ипатьева (костюмы), работающие в тандеме, «одели» не один казанский спектакль. Живопись рыночной площади достаточно реалистична, хотя художник не удержался и повторил свое солнце в «паутине», изображенное им в «Спартаке». Пожалуй, лишь чрезмерная колористическая насыщенность городских строений и перспективы мешала принимать красивую картинку достоверной. Впрочем, декорации разных картин спектакля можно расценить по-разному. Дворец Сеид — Паши (Денис Исаев) смахивает на эстетику броских шоу-программ Лас-Вегаса, а волшебный сад, возникший в грезах правителя, оказался лишенным какой бы то ни было поэтичности.
Своеобразное творчество проявила Анна Ипатьева, почему-то снабдившая костюм Медоры, Гюльнары и их подруг подобием одного рукава. По-видимому, такова была придуманная художницей мода в этом средиземноморском городе. Может, идея оригинальна, но не учла, что руки танцовщиц не следует сокращать, прикрывая пальцы. А хореография Трио Одалисок, одетых в полупрозрачные шальвары  еще больше требует открытых ног.
Театр подготовил два состава исполнителей. И они по-своему расставили акценты. В первый день в роли Медоры выступила Кристина Андреева – артистка балеринской стати и манеры. Ее Гюльнарой оказалась боевитая Аманда Гомес,  Во второй день роль Медоры исполнила невысокая, резвая солистка театра «Кремлевский балет» Екатерина Первушина, Вот кто была бы превосходной Гюльнарой! Однако роль Гюльнары досталась лирической Лауретте Саммерскейл.
С мужчинами дело обстояло гораздо лучше. Превосходный Конрад получился у Михаила Тимаева, в котором ощущались крепость мускулов и  сила воли настоящего лидера. Будто с портрета Байрона работы Т.Филлипса в роли главаря корсаров сошел солист Московского музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко высокий, романтичный Денис Дмитриев. 

Екатерина Первушина – Медора, Денис Дмитриев – Конрад, Олег Ивенко — Али

Вагнер Карвальо в роли  работорговца Исаака Ланкедема даже не лишен привлекательности. Зато Йона Акоста из Баварского государственного балета, имеет столь выразительную внешность и такую хищную повадку, что даже без грима может создать великолепный образ отъявленного мерзавца. 

Йона Акоста- Исаак Ланкедем

Невозможно не упомянуть исполнителей игровой партии Евнухов – Дмитрия Строителева и Станислава Сыродоева. Оба они прекрасно вошли в роль забавных смотрителей гарема, но мимика Сыродоева было столь умиленной,  его герой так подобострастно кланялся и смешно семенил ногами, что окатил зал порцией солнечного настроения.

В «Шурале» и «Анюте» явственно проступают классические черты, фольклорные мотивы и заостренные характеры. В основе обоих спектаклей большая литература: в первом случае  татарский эпос в изложении Габдуллы Тукая, во втором – рассказ Чехова. Основа драматургии «Шурале» — противопоставление двух миров. Причем, сказочные герои «Шурале» воплощают зло, а реальные персонажи смелость, благородство, любовь. И в этом немало патриотизма. Великолепны эпизоды разгула нечисти во главе с эффектно-звероподобным Шайтаном Алессандро Каггеджи и бесноватой Огненной ведьмой Ольгой Алексеевой. В крючковатой пластике ломал свое тело заглавный герой Олега Ивенко. Из Михайловского театра приехали Сабина Яппарова и Эрнест Латыпов. Сюимбике Яппаровой трогательна и беззащитна, но еще важнее — балерина хорошо ощущает национальную природу образа. То же можно сказать и о Латыпове. Ему есть, где развернуться в партии Былтыра, показать недюжинную технику темпераментных прыжков и вращений.

Сабина Яппарова — Сюимбике, Эрнест Латыпов — Былтыр

В «Анюте» самое сильное впечатление произвела исполнительница главной партии Людмила Хитрова (Большой театр Республики Беларусь).  Удивительный факт: ее коллега по театру Артем Баньковский (Студент) так точно попал в образ и так убедительно его исполнил, что в роли  второго плана даже оттеснил в сознании зрителя и белорусского танцовщика Такатоши Мачияму (Модест Алексеевич), и солиста Большого театра России Андрея Меркурьева (Петр Леонтьевич).

     

Людмила Хитрова – Анюта, Артем Баньковский — Студент

Конечно, ни один фестиваль не обходится без «Жизели» или «Лебединого озера». В главном романтическом балете танцевали  уже знакомая казанцам Лауретта Саммерскейл и Алехандро Виреллес из Баварского государственного балета. Образ, созданный балериной – идилличен. Однако артистка умело переключает эмоцию из состояния безмятежной гармонии в область глубокой внутренней драмы. Главным же видится ее умение легко парить над сценой, наполнять каждое движение мягкостью и нежностью. Необычная деталь:  когда Жизель вынесла букет, чтобы поднести его Мирте, она сначала склонилась  над распростертым на земле Альбертом, потом приблизилась к Мирте и, сложив у ее ног цветы, молитвенно воздела руки, прося пощады.

Лауретта Саммерскейл — Жизель

Виреллес не обладает безупречной романтической внешностью, но его танец академичен, а эмоция, предающая душевное состояние персонажа, искренняя. Украсила спектакль Мирта-Наталия Клейменова  (Московский музыкальный театр им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко). Балерина обладает превосходным вкусом. Она умеет хранить повелительную  позу хоть в jete, хоть в sauté de basque , наполняет танец широкой амплитудой. Ее Мирта – действительно повелевает инфернальным миром и его призраками, а способность Клейменовой  длить и длить arabesque, стоя на кончике пуантов, вполне соперничал с удивительным умением самой Саммерскейл.
 А вот кордебалет виллис, по-видимому, такой устойчивость не обладает. В сцене появления Жизели-виллисы, там, где призрачное воинство должно резко принять позу 90 градусного arabesque, виртуальное продолжение линий которого мистически пронзает пространство, скрещиваясь в точке Жизели, артистки медленно устанавливаются в менее рискованный attitude (или заниженный arabesque). Так теряется пассионарность драматургического  таинства, подготавливаемого тремолирующим нарастанием оркестра.
Поистине королевский состав собрался на «Баядерку». Во главе — звезды Мариинского театра. Екатерина Кондаурова пронесла тему любви, смерти и возрождения духа Никии в свойственной ей сдержанной манере танца. В нем прежде всего раскрылась острая и точная выразительность, обусловленная отличными внешними данными балерины, готовой и к кантиленности хореографических фраз, и к «стаккатности». В Солоре Тимура Аскерова видны  щедрость природы, одарившей танцовщика мощной фактурой, и зрелое мастерство. Аскеров импозантен, его жест экспрессивен и красноречив. Этот Солор мечется между двумя женщинами любя, предавая и раскаиваясь. Он великолепно справляется и с большими прыжками, разнообразными вращениями и cabrioles. Царственная  Гамзатти Екатерины Осмолкиной, напротив, была беззаветно влюблена и готова на унижение, жестокость и преступление во имя сохранения возлюбленного в «собственности». Ее непринужденные танцевальные эволюции отличались отчетливостью, а fouetté —  «императивом».

Екатерина Осмолкина – Гамзатти

«Ромео и Джульетта» относится к эксклюзивам театра, поэтому приглашенным артистам Ксении Овсяник и Денису Виейра из Государственного балета Берлина в главных партиях пришлось выучить хореографический текст. Овсяник привольно чувствует себя в образе Джульетты. По-детски игривая в собственных покоях, она проходит путем взросления в сцене первого свидания с Ромео и достигает трагического предела в финале балета.

Ксения Овсяник — Джульетта, Денис Виейра — Ромео

Классическим требования, предъявляемым к физической форме романтических балетных героев Виейра соответствует не вполне:  танцовщик имеет невысокий рост, коротковатые и несколько тяжеловатые внешне ноги, правда завершаемые неплохой стопой. Зато в своем Ромео он подчеркнул буйную порывистость юноши. А бразильская страстность артиста, с красивыми чертами лица, по-видимому, оказалась сродни итальянской природе персонажа.
Прима-балерина дрезденской Земперопер Светлана Гилева (Одетта и Одиллия) составила дуэт с премьером Английского Королевского балета Вадимом Мунтагировым. 

Светлана Гилева – Одетта, Вадим Мунтагиров – Принц Зигфрид

Саша Мухамедова из Национального балета Нидерландов стала Китри премьера Михайловского театра Леонида Сарафанова, чей Базиль  в «Дон Кихоте» со всем присущим исполнителю изяществом фонтанировал разнообразными комбинациями и трюками, и актерскими эскападами. 

Саша Мухамедова – Китри, Леонид Сарафанов — Базиль

Со страниц  фестивальных программок часто звучали имена казанских артистов. Михаил Тимаев представал то безоглядно смелым корсаром, то благородным и страдающим Спартаком. 

Алина Штейнберг – Мать волчица, Михаил Тимаев – Спартак, 
 Антон Полодюк — Красс

Артем Белов был сумрачным Гансом в «Жизели» и предателем Бирбанто. Кинжалом Бирбанто вооружился и Антон Полодюк, позднее исполнивший роль самовлюбленного римлянина Красса и кровожадного веронца Тибальда. Олег Ивенко менял обличья, был Рабом Али в «Корсаре», злобным Шурале, острословом Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Танцовщик достиг значительных творческих успехов в своем развитии. Обладая хорошей техникой, он продвинулся в шлифовке исполнительской формы: плечи уже не так вздернуты, улучшилась работа стоп. Артист легко выходит из исполняемых образов, сложнее ему избавиться от образа купающегося в личной славе премьера. Когда зрители горячо приветствуют Олега, ставшего знаменитым после исполнения роли Нуриева в фильме «Белый ворон», он отвечает на аплодисменты широким жестом вскинутых рук и белозубой улыбкой, которую хочет наполнить обаянием и задором.
Истинной любимицей публики, абсолютно заслуженно, является Кристина Андреева. У нее прекрасное чувство стиля. Музыкальность, шарм, элегантность – все на высоте. 

Кристина Андреева — Медора

Фестиваль завершился двумя гала-концертами, ответственность за которые взял на себя Андрис Лиепа.

Фото предоставлены пресс-службой театра
Все права защищены. Копирование запрещено.