Соната № 8 си-бемоль мажор стала завершающим звеном Сонатной триады. Как и другие составляющие триады – Шестая и Седьмая сонаты – она была задумана в 1939 г., и тогда же Сергей Сергеевич Прокофьев начал над нею работать, но завершил ее композитор по прошествии пяти лет – в 1944 г.
Летом этого года Сергей Сергеевич находился в окрестностях города Иваново, среди живописной природы. Одновременно с Восьмой сонатой композитор работал над другими произведениями – Симфонией № 5, пронизанной духом мужества и борьбы, музыкой к кинофильму Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», оперой «Война и мир».
По образному строю произведение отличается от предыдущих сонат триады – ведь создавалась она в совершенно иной обстановке. Вместе со всей страной автор ощущал воодушевление – в ходе Великой Отечественной войны произошел перелом, регулярно приходили известия об успехах Советской армии, было ясно, что победа близка. Но не только с событиями времени связаны новые черты в облике сонаты. В фортепианном стиле композитора появилась монументальность, симфоничность изложения, образная многогранность, лирико-психологическая углубленность.
Очень ярко проявляется в этой сонате национальная природа музыкального языка Прокофьева. Некоторые интонационные особенности лирической сферы проистекают из музыкальных характеристик таких героинь опер Николая Андреевича Римского-Корсакова, как Волхова в «Садко» или Марфа в «Царской невесте». Другая образная сфера сонаты – эпическое начало, воплощение которого отличается широтой размаха. Это проявляется даже в диапазоне тематизма – так, в первой части он охватывает около пяти октав.
Соната состоит из пяти частей. Основная драматургическая линия сосредоточена в первой части и в финале, а часть вторая контрастирует им.
Главная партия первой части перекликается с темой любви из «Ромео и Джульетты», с музыкальной характеристикой Наташи Ростовой из «Войны и мира». Ее отличает напевность, но не вокальность – это чисто инструментальная кантилена. Тема предстает в сопровождении многочисленных полифонических голосов, а тональная неустойчивость подчеркивает многогранность ее эмоционального содержания. Связующая, поначалу родственная главной, постепенно приобретает динамичность, утрачивая лирическое настроение. Печальная побочная партия своим речитативным складом напоминает народные причитания. В бурной разработке интонации главной и побочной партий «подчиняются» образному строю связующей, приобретая динамичность. Появляются хроматизмы, диссонансы, резкие штрихи, элементы маршевости. Побочная партия звучит в кульминации как крик отчаяния. Краткая реприза исполнена скорбной патетики. Мрачная кода развивает материал связующей партии.
Вторая часть снабжена обозначением sognando («как в сновидении»). Иллюзорный мир мечты воплощен в «мире танца» – метроритмическая основа темы напоминает медленный полонез, а некоторые особенности мелодии и мелизматические украшения роднят ее со старинными менуэтами. Но черты старинных танцев получают необычное преломление: тема перебрасывается из одного регистра в другой, обогащаясь полифоническими голосами в процессе развития.
Волевое начало, отстраненное второй частью, возвращается в финале, имеющем форму рондо-сонаты. Он начинается с задорной главной партии, напоминающей ранние произведения Прокофьева. Другой оттенок образа раскрывается в побочной партии с оттенком маршевости. Но мрачный вариационный эпизод возвращает к драматическим образам триады. Скорбно звучат фразы из побочной партии первой части, но эти мрачные «видения» отстраняются возвращением главной партии финала. В коде ее интонации звучат ликующе, триумфально.
Первым интерпретатором Сонаты № 8 – по предложению самого Прокофьева – стал Эмиль Григорьевич Гилельс. По воспоминаниям музыканта, его по-настоящему захватила работа над этим произведением. Гилельс отмечал исключительную глубину музыкальных образов, требующую колоссального напряжения эмоций, сочетание драматизма и лирического обаяния.
Впоследствии сонату нередко исполнял другой знаменитый отечественный пианист, первый исполнитель двух предыдущих сонат триады – Святослав Теофилович Рихтер. Он тоже восхищался произведением, которое сравнивал с отягощенным плодами деревом: «Соната несколько тяжела для восприятия, но тяжела от богатства». Наряду с прокофьевскими сонатами № 4 и № 9, Восьмая соната всегда оставалась одним из любимых произведений Рихтера, и каждое ее исполнение пианист считал важным событием в своей творческой жизни. Музыкант говорил о воплощенной в Восьмой сонате «сложной внутренней жизни с глубокими противопоставлениями».
Соната № 8 вошла в репертуар многих пианистов, среди которых Владимир Ашкенази, Лазарь Берман, Григорий Соколов, Евгений Кисин и другие.
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев