Иоланта

Фото Дамира Юсупова

Работа режиссеров драматического театра над оперными спектаклями – в настоящее время не редкость. Испытал свои силы в этом качестве и Сергей Женовач – его дебютом стала постановка оперы П. И. Чайковского «Иоланта» в Большом театре. Режиссер признается, что это было для него нелегким испытанием: «Когда занимаешься драматическим театром, у тебя вырабатывается особый ген, ген правдивости, что ли… А оперное искусство условное, с этим очень трудно порой примиряться. Нередко оперные спектакли воспринимаются как фальшь». Применительно к последней опере П. И. Чайковского эта проблема выглядит особенно острой: сюжет «Иоланты» являет собою нечто среднее между притчей и сказкой – теми жанрами, которые по своей природе не претендуют ни на реалистичность, ни на психологическую достоверность. Сергей Женовач в своей постановке к этому и не стремится, делая ставку на условность и иносказательность.

В этом спектакле необычным было все, начиная с программы вечера. Впрочем, программа практически соответствовала тому, что происходило на мировой премьере оперы «Иоланта», когда вместе с ней был представлен балет «Щелкунчик». Для современных зрителей было бы слишком непривычно и утомительно смотреть и балетный спектакль, и оперный, поэтому балет «Щелкунчик» был заменен симфонической сюитой. Но эта музыка не просто исполнялась перед началом оперы – режиссер включил ее в образный строй спектакля: Иоланта во время звучания симфонической сюиты присутствует на сцене, выступая в качестве слушательницы, а музыка призвана раскрыть ее душевный мир, лишенный зрительных образов.

Условность и символичность произведения подчеркивает все, что происходит на сцене. И солисты, и хор присутствуют на ней постоянно, как это бывает при исполнении ораторий, но не опер, лишь иногда перемещаясь по сцене. Исключение составляет только герцог Роберт, которому режиссер все же «дозволил» время от времени покидать сцену и возвращаться. Но даже действия этого персонажа носят условный характер – так, свою знаменитую арию («Что может сравниться с Матильдой моей») исполнитель поет на авансцене – и это похоже, скорее, на концертный номер, чем на часть спектакля (певец даже раскланивается после ее исполнения). Водемон же вообще поет арию… взобравшись на стул.

В оформлении спектакля нет даже намека на «романтическое Средневековье» с рыцарями и замками, не считая некоторой «уступки» сюжету в виде мантии короля или лат Роберта и Водемона (впрочем, эти латы – белые, не вполне пропорциональные – тоже не претендуют на реалистичность). Не похожи декорации и на тот «рай», с которым герои сравнивают обитель слепой принцессы Иоланты. Оформление сцены служит выражению главной мысли произведения – противопоставлению света и тьмы: зрительскому взору открывается некое подобие ангара, разделенного на две части. В затемненной его половине в течение всего спектакля находится Иоланта – одинокая, несмотря на то, что по сюжету она окружена слугами и любящими ее людьми. В освещенной половине – все прочие действующие лица: Марта, подруги Иоланты и музыканты в костюмах, стилизованных под XVIII век, рассаживающиеся за пюпитрами (впрочем, музыканты, присутствующие в замке, упоминаются и в либретто оперы). Лишь влюбленный Водемон прорывается на темную половину – в мрачный мир слепой девушки. В финале вся сцена заливается светом, символизирующим прозрение героини. Лишь один маленький уголок остается затемненным – и зрителю самому предоставляется додумать, что хотел сказать этим режиссер… Может быть, то, что в человеческой душе, даже открытой для света, всегда остается нечто темное?

Темная сторона человеческой натуры в режиссерском решении отражена достаточно ясно – и в этом отношении Сергей Женовач даже позволил себе поспорить с П. И. Чайковским. Композитор вкладывает в уста персонажей, окружающих Иоланту, очень теплые мелодии, выражающие искреннюю любовь к ней не в меньшей степени, чем слова, которые они произносят. Режиссер же позволил себе усомниться в их искренности: не могут же, в самом деле, юные девушки, которым хочется любить, развлекаться и жить в свое удовольствие, искренне радоваться тому, что их «заперли» в замке с неизлечимо больным человеком! Поведение этих действующих лиц резко контрастирует и с их речами, и с характеризующей их музыкой: даже «преданная» кормилица Марта не хранит верность ни  своей несчастной подопечной, ни собственному мужу. Слепота Иоланты в такой интерпретации приобретает еще один аспект: это не только физический недостаток, но и способ сохранить душевную чистоту – ведь в таком окружении действительно только слепой способен сохранить веру в любовь, искренность и доброту людей.

Первый спектакль, поставленный Сергеем Женовачем на оперной сцене, оказался неожиданным режиссерским решением. Оно не может удовлетворить любителей классических постановок – но это спектакль, о котором можно размышлять и спорить.

 

Елена Войнова