Большой театр

Новая сцена

29-31 января 2019 года в 19:00

Хореография Джона Крэнко
Декорации и костюмы Юргена Розе
Руководитель постановочной группы — Рид Андерсон
Балетмейстеры-постановщики — Агнета Валку, Виктор Валку
Художник по свету — Стин Бъерке
Музыкальный руководитель и дирижер — Павел Сорокин
Права на хореографию — Дитер Графе

Аранжировка и оркестровка Курта-Хайнца Штольце
Нотный материал предоставлен компанией Adrian Thome Musikverlag, Мюнхен

 

 

Ольга — Анна Тихомирова. Ленский — Семен Чудин. Фото Дамира Юсупова/Большой театр.

По мотивам книги Джона Персиваля «Театр у меня в крови: биография Джона Крэнко»

Как опера подала идею поставить балет
«Пушкинский» балет Джона Крэнко родился благодаря опере Чайковского. Когда-то, когда ее ставили в Сэдлерс Уэллс (предтеча Королевской оперы Ковент-Гарден), на заре его карьеры, он сочинял для этой постановки танцы. Много лет спустя, совершая гастрольное турне с уже выпестованным им Штутгартским балетом, он упомянул в одном из интервью, что был тогда поражен тем, как эта опера подходит для балета. Большие стилистически контрастные сцены в каждом акте — вот что его прельстило. «Вначале танцуют крестьяне, затем — на дне рождения Татьяны — средний класс, и, наконец, в последнем акте — бал аристократов. А в середине всего этого — тщательно разработанный па де катр*, который делает сюжет». Другому интервьюеру он рассказал, что, работая над постановкой танцев для оперного спектакля, прочел роман Пушкина, и больше всего его привлекло то, что это одновременно и миф, и совершенно правдоподобная в эмоциональном отношении история. Самый пресыщенный человек на свете, который больше не способен чувствовать, не сумел разглядеть гадкого утенка. Когда же утенок превратился в лебедя, он захотел его — ее! — вернуть. Она же в свою очередь поняла, насколько пуст и скучен он на самом деле. И в то время как эмоции говорили ей «Возьми его», разум говорил «Не делай этого».Как в балете не оказалось ни одного такта из оперы, но появился Гремин
Из всей музыки оперы больше всего ему нравилась ария Гремина в последнем акте, и, думая о постановке балета, Крэнко видел ее как основу для любовного дуэта. Он думал аранжировать для балета музыку оперы, и об этом шел разговор, когда он собирался ставить этот балет для Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева в театре Ковент-Гарден. Однако воспротивился Совет директоров, который никогда не слыхивал о том, чтобы балеты ставились на музыку опер. Как выяснилось впоследствии, театральное руководство в Штутгарте — тоже. Но в Штутгарте, где в 1965 г. родился этот балет, за партитуру для «Онегина» взялся друг и соратник Крэнко, немецкий композитор Курт-Хайнце Штольце. Он создал композицию — и аранжировал ее — из других произведений Чайковского. Ни ария Гремина, ни какие-либо другие фрагменты оперы в эту композицию не вошли. Были использованы пьесы из цикла «Времена года» и другие сочинения для фортепиано, фрагменты оперы «Черевички», увертюры-фантазии «Ромео и Джульетта», симфонической поэмы «Франческа да Римини». Но супруг Татьяны в балете фигурирует — под «оперным» именем Гремин.

Письмо Татьяны в зеркальном отражении
Одной из ключевых проблем являлось письмо Татьяны, которое необходимо было как-то «представить» публике. Сцена была решена как сон Татьяны. Во сне разворачивался ее дуэт с призрачным Онегиным, выходившим из зеркальной рамы. Романтичный и страстный, он совершенно не походил на того Онегина, которого спящая красавица видела наяву. Но наступал рассвет — призрак исчезал, письмо было дописано — и с помощью Няни отправлялось к своему реальному адресату. Дуэт получился великолепный, возможно, еще и потому, что это была уже вторая проба пера: дуэт героини с воображаемым возлюбленным был поставлен Крэнко и в более раннем его балете — «Забытой комнате» на музыку Ф. Шуберта.

Это веселое имя Пушкин
Крэнко хотелось оттенить трагизм этой истории юмором, блестки которого он справедливо разглядел в пушкинском романе. Самодовольному Онегину это, может быть, и не «пошло на пользу», зато придало теплоту персонажам, во всяком случае, характеры обрели хоть порой и комичные, но такие человеческие черточки. В балете Крэнко — четыре главных и танцующих героя (Татьяна — Онегин, Ольга — Ленский), другие персонажи (Госпожа Ларина, Няня, Гремин) танцем особенно не обременены. Однако присутствуют весьма масштабные кордебалетные сцены. Причем, кордебалет не выступает сплошной народной массой: например, на празднике в честь именин Татьяны он являет собой собрание индивидуумов, в том числе и весьма забавных.

Дуэльный «кодекс»
Дуэль преподнесена с эффектом, напоминающим представление театра теней: герои действуют будто в тумане. После довольно натуралистично решенных сцен вызова на дуэль и самой дуэли Крэнко ставит исполненные горя, бешеные пассажи для двух сестер, которые возводят кульминационный момент спектакля на еще большую эмоциональную высоту.

Она другому отдана
Но самая эффектная и эмоционально насыщенная сцена, как тому и следует быть, венчает весь балет. Это грандиозный финальный дуэт Онегина и Татьяны, в котором они меняются ролями: он смиренно просит, она — отказывает. Однако ясно дано понять, как она колеблется, с каким трудом дается ей принятое решение — об этом говорит весь ее танец.

«Театр у меня в крови»
Крэнко знал, кому заявить декларацию о своих художественных намерениях. Его кредо документально зафиксировал авторитетный британский балетный критик Джон Персиваль, который после смерти Крэнко посчитал своим долгом написать книгу о друге и в название которой поставил строку из этой декларации — «Театр у меня в крови».

«Есть люди, которые думают, что истинное искусство несовместимо со стремлением к достижению коммерческого успеха, будто гораздо больше престижа в том, чтобы быть притягательным исключительно для избранной публики. Я с этим не соглашусь никогда. Театр у меня в крови, должно быть, потому я всегда хочу, чтобы люди получили удовольствие».

Крэнко и созданная им труппа, которую вскоре после того, как он покажет ее миру, назовут Штутгартским чудом, имели грандиозный успех. Громкая слава началась в 1969 г. на гастролях в США, что было зафиксировано другим маститым критиком, Клайвом Барнсом: «Ни у кого не бывает маленького успеха в Нью-Йорке: либо огромный, шумный, оглушительный успех, либо столь же сокрушительный провал. Штутгартский балет завоевал Нью-Йорк — частично благодаря своим балетам, частично благодаря своему танцу, но прежде всего благодаря своему духу».

Это был уже не совсем тот «Онегин» (на гастролях в США он фигурировал под своим полным именем — «Евгений Онегин»), который впервые увидел свет рампы в 1965 г. В 67-м Крэнко довольно существенно переделал балет: например, убрал пролог с занемогшим дядей и эпилог с нежной сценой между Татьяной и ее детьми. Эта версия номер два стала одним из самых востребованных современных балетов. «Онегина» перетанцевали едва ли не все ведущие балетные труппы мира: балет Парижской оперы, Венской оперы, Королевский балет Ковент-Гарден, Токио-балет, Американский театр балета (АБТ), Бостонский Балет, Балет Сан-Франциско и многие-многие другие. И успех ему сопутствует неизменно. Крэнко мастерски владеет даром «рассказчика», великолепно выстраивает и массовые, и дуэтные сцены, изобретательно применяет высокие поддержки, чему, как считается, он научился у русских во время первых английских гастролей Большого театра, которые в бытность его молодым хореографом в Лондоне произвели на него такое неизгладимое впечатление.

«Онегин» как неэнциклопедия русской жизни
В 1972 г. Штутгартский балет показал своего «Онегина» в Советском Союзе — в Ленинграде на сцене Малого театра оперы и балета (ныне Михайловский), в Риге и в Москве, в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Госконцерт, который привозил в СССР гастролеров, упорно пытался убедить Крэнко не везти «Онегина», дабы не дай бог не бросить тень на «наше все». Но Крэнко упорствовал — и победил. Во всех смыслах. Великая балетная держава под названием Советский Союз тоже признала и Штутгартское чудо, и балет по роману Пушкина, хотя он и получил свою порцию суровой критики.

Разумеется, балет не без «клюквы», чем его нередко попрекают те, кто мало в нем ощущает русского духа. Однако «Онегин» Крэнко обаятелен даже в своих очаровательных нелепостях, настолько искренен в проявлении чувств — и автора, и его героев. Он производит впечатление сродни тому, что произвел тридцать лет спустя кинематографический «Евгений Онегин» Марты Файнс, которую тоже упрекали за то, что Лив Тайлер праздновала Татьянин день глубоким летом.

Наталья Шадрина

*То есть отвечающие за развитие сюжета главные герои — Онегин, Ленский, Татьяна, Ольга.