«Иногда танец может выразить ясно то, что бессильно сказать слово. Но для понимания, для уловления сокровенного смысла танца, жеста, позы, для этого нужно какое-то особое душевное свойство»,  — Михаил Фокин                                                                

 

Заступив на должность заместителя директора  Нижегородского театра оперы и балета им. А.С. Пушкина по художественному руководству балетной труппой Морихиро Ивата долго раскачиваться не стал. В ознаменование открытия 85-го театрального сезона, уже в конце сентября он  представил публике художественный проект «Шопениана. Японские этюды». «Проекты», «продукты» — нынче в искусстве слова модные, хоть и малоприятные. Впрочем, в данном случае другого выражения и не подберешь: увы, показ музыкально-хореографической фантазии по многим причинам был единственным, в репертуар она вошла, хотя и выстрелила громко. За символами дело не встало. Во-первых, театр отметил грядущий Год Российско-Японских межрегиональных и побратимских обменов (2020-2021 гг.), и постановка Иваты с участием японской пианистки  Канон Мацуды, кстати, обучавшейся в московской  музыкальной школе  им. Гнесиных, была как нельзя более актуальной. Уже не говоря об иных исторических параллелях, вроде истории уроженца Нижнего Новгорода Рафаэля фон Кёбера, пропагандирующего европейскую музыку в Японии,  и окончившего свою жизнь в 1923 году Иокогаме  —  родном городе Морихиро. Об этих любопытных фактах в своем блистательном вступительном слове поведал недавно назначенный директором-художественным руководителем театра  Александр Топлов.

Сцена из спектакля.

Стоит ли удивляться тому, что на премьеру в театр, носящий имя великого русского поэта, прибыли Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии в России Тоёхиса Кодзуки, Губернатор Нижегородской области Глеб Никитин, видные региональные чиновники, о визитах которых в храм муз  здесь давно и напрочь забыли.

В Топлове, выступившим автором идеи этого вечера, а также в  Дмитрии Белянушкине – еще одном новом художественном руководителе (оперной труппой театра), Ивата нашел заинтересованных соратников. И началась интенсивная работа. Пока в балетных залах шел постановочный процесс, а Белянушкин продумывал общую режиссуру и световую партитуру Вечера, Александр Владимирович раскалял директорский телефон звонками в Москву, Лондон и Японию, чтобы скоординировать все составляющие творческого замысла. Не только добиться приезда пианистов Мацуды и Дмитрия Калашникова, но и доставки трехметрового концертного рояля прославленной японской фирмы «Yamaha».

Татьяна Казанова и Василий Козлов

В фойе развернули выставку детских рисунков на японские темы. А входя   в зрительный зал, публика увидела сцену, обычно до поры скрытую занавесом. Теперь подмотки зияли таинственной чернотой пространства, в котором загадочно клубились облака театрального дыма. Сквозь них взгляд угадывал силуэт роскошного рояля на возвышении. В «волшебное царство поэзии» ввела Канон Мацуда, исполнившая Скерцо h-moll op.20 Шопена, названного Гейне «любимцем тех избранных, которые ищут в музыке высочайших умственных наслаждений». Второе Скерцо b-moll op. 31 в интерпретации Калашникова завершило действо.         

Артем Зрелов

Так, японская пианистка и русский музыкант будут сменять друг друга, аккомпанируя танцевальным эволюциям Елизаветы Мартыновой, Татьяны Казановой, Александры Зреловой, Анны Мартиросян,  Ангелины Наумовой, Юлии Федотовой, Василия Козлова, Андрея Орлова, Артема Зрелова,  Максима Малова, Никиты Аржанникова, Александра Лысова, Михаила Болотова, Андрея Гурцкая и других артистов.

Визуальное оформление вечера было скромным и строгим. Чуть подсвечивался экран арьера, на котором средствами видеопроекции возникали каллиграфические японские иероглифы. Их смысл остался для  большинства неясным, так что иероглифы несли скорее декоративную функцию. А вот красный диск солнца явственно адресовал к государственному флагу Японии. К солнцу тянулась рука графически нарисованной танцовщицы, полускрытой цветками сакуры. И светило словно делилось кумачом с платьицем девушки. Порой происходящее на цене уводило в филармоническую эстетику, упускающую требования театральности. И тогда лишь  перемены свет брали на себя роль визуальной «раскраски».

В концепцию вечера заложили задачу первого опыта хореографии ческой интерпретации целого опуса шопеновских этюдов – самого «нетанцевального» музыкального материала. Причем обратились не к оркестровому звучанию, а к подлинному голосу композитора. Название музыкального жанра в переводе с французского «etude» означает изучение. Прямое назначение  этюдов — разработка исполнительской техники. У Шопена же эти краткие пьесы обрели виртуозное концертное качество. Понятно,  для того, чтобы музыка и хореография гармонично слились, танцовщикам также необходим высокий уровень профессионального мастерства.

Стремление показать балетный класс, упомянув о нелегком труде танцовщиков, цель жизни которых непрестанное совершенствование – не нова. Известны класс-концерт Асафа Мессерера, произведения на тему балетных будней Джерома Роббинса и Харальда  Ландера… Теперь ряд постановщиков, вдохновленных трудом служителей Терпсихоры, продолжил Морихиро Ивата, порой рефлексирующий предшественниками. Балетмейстер умело разнообразит танцевальную структуру, поручая пластические высказывания то солистке (Татьяна Казанова), то солисту (Артем Зрелов), то дуэту (Елизавета Мартынова и Андрей Орлов). Вот сцена заполнена стайкой девушек. Улыбчиво-беспечно порхая в пачках-«шопенках», выплетая изысканные узорах перемещений или фиксируясь в статичных позах-фигурах, они вызывают в памяти образ фокинских сильфид. А вот дева воздуха, опустившись, наконец, на землю, пальчиком, прижатым к губам, процитирует героиню «Романического pas de quatre» Антона Долина.  В могучих прыжках вылетит на сцену четверка мужчин (Никита Аржанников, Максим Малов, Дмитрий Пельмегов, Максим Просянников). Они покорят пространство эффектными, созидающими  эмоциональное напряжение, jete entrelace, мощно отчеканят cabrioles, saute de basque и pas de chat, закружатся в grand poirouette. Как ни странно, но их эластичные  приземления были даже бесшумнее женских.

Вместе с Белянушкиным Ивата озарил свою «японскую шопениану» добрым юмором. В классическую лексику спектакля русско-японский балетмейстер Ивата сумел деликатно вкрапить элементы национальных танцев Страны восходящего солнца. Очередную зрительскую улыбку вызвала мизансцена, где юноши, только что поддерживающие балетные станки для традиционных упражнений артисток, весело уносят за кулисы реквизит вместе с усевшимися на станки-жердочки пташками-танцовщицами. Тактичная режиссерская рука рассадила на планшете сцены танцовщиков, внимающих звукам рояля в заключительной части вечера.

Морихиро Ивата

Сам Морихиро Ивата исполнил  Этюд c-moll. № 12 («Революционный»). Это был сюрприз, не оговоренный прекрасно изданной программкой. За годы Ивата заматерел и несколько округлился, но «летучий японец» не потерял ни легкости и амплитуды прыжка, ни ослепительной координации, ни взрывного темперамента. Его мятежный герой грудью разрывал воздух,  призывая к свободе и воспламеняя сердца.

Общая романтическая тональность вечера была тепло встречена публикой.

 

Фото — Ирина Гладунко

 

Все права защищены. Копирование запрещено.