Анна ОльНедавно на сцене Музыкального театра им К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко был показан балет Кеннета МакМиллана  «Майерлинг».  Партию Марии Вечеры  исполняла Анна Оль,  с 2012 по 2015 год ведущая солистка балетной труппы Музыкального театра, а ныне прима–балерина Нидерландского национального балета.

 

— Анна, первый вопрос: вы приехали в Москву танцевать в первый раз после отъезда?

— Да, это мое первое выступление за последние полгода. Мне очень приятно, что меня не забывают, что пригласили. Раньше я приезжала в Россию по своим делам, но танцевать – впервые с момента отъезда.

— И какие ощущения вы испытываете?

— Довольно сложно передать. Сначала был некоторый страх. Ведь мы же уехали. Обычно, когда артисты уезжают, то связь теряется. Возможно, была какая-то обида… У нас ведь тогда много людей уволилось, для театра была не очень приятная ситуация. Поэтому мне было немного страшно возвращаться. Но сейчас, когда я уже здесь и увидела друзей, педагогов которые очень тепло меня встретили, я рада. Немножко боязно (улыбается), но только чуть-чуть. Мне хочется снова войти в ритм театра. Ведь я люблю эту сцену, эти залы. Здесь всегда очень яркие спектакли. (Речь о Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко). И перед спектаклями я очень… как говорят по-английски, excited. По-русски мы такого слова не используем обычно… Что-то вроде «взбудоражена», наверное….

— «Взволнована»?

— Да, именно, взволнована.

— Вы живете в Нидерландах уже больше полугода, верно?

— Да

— И как вы себя там чувствуете?

Анна Оль-Мне очень там нравится. Прежде всего потому, что я могу себя полностью реализовать в профессии. В театре на протяжении сезона идет много спектаклей разных балетмейстеров и это дает мне шанс попробовать себя в новых постановках, которых нет в России. За полгода мне удалось поработать с  4-мя приглашенными педагогами: Андреем Клеммом , Кристофером Стоуэлом, Ольгой Евреиновой и Иреком Мухамедовым! После таких мастер — классов чувствуешь себя в «новом теле». Новая работа – это всегда интересно

— Недавно я читала Dance Magazine, где была о вас очень лестная статья. Пишут, что в Нидерландском театре балета вас ждут, возлагают на вас надежды. Пишут о  вашем большом классическом репертуаре. На самом деле все так и есть?

— Да, все так. В Москве все было иначе. Это столица, в театре большая труппа с амбициозными, в хорошем смысле слова, артистами. В театре Станиславского, действительно очень крепкая труппа, потрясающие артисты. Поэтому я понимаю, почему мне здесь не удавалось много танцевать. Не потому, что я хуже других, а в силу иных обстоятельств. Ведь все должны танцевать ,а спектаклей идет не так много. В итоге, я за три года очень соскучилась по работе. В Нидерландах рабочий процесс, само пребывание на сцене, доставляет мне огромное удовольствие. Там замечательный зритель, который тепло принимает. Мне нравится атмосфера в труппе, отношения с другими артистами. Все меня поддерживают, я со всеми в прекрасных отношениях. Сама атмосфера другая. У  нас в Москве жесткая конкуренция и каждый сам за  себя, поддержка часто выглядит неискренне.  К сожалению, такова наша театральная среда. А там отношение действительно искреннее, люди подходят, заговаривают. Меня очень удивило, когда в первый день в классе на открытии сезона, каждый подошел ко мне и представился: «Меня зовут так-то. Добро пожаловать в компанию. Мы очень рады, что ты с нами.» У нас такое даже представить сложно.

— Вы думаете, они действительно искренни с вами? На 100%?

— Я считаю, что да. Потому что там, если человек тебе не рад, он не будет говорить обратное, он просто промолчит. Естественно, настолько приветливы не все, но исключения можно пересчитать по пальцам.

— И это притом, что вы для них конкурент…

— Я пришла на ведущую позицию, поэтому конкуренцию мне составлять некому. Это у нас все иначе – артисты в ожидании, кому и что дадут танцевать. А там в труппе все знают, какие балеты каждый может и будет танцевать.

Я пришла на освободившееся место. До меня там была балерина, которая уехала работать в другую компанию. В итоге я заняла то место, которое была свободно, поэтому ни у кого не возникает вопросов. Кто-то может сказать, что это место сначала надо оправдать, но я считаю, что я свои этапы оправдания уже прошла.

— А сколько всего в той труппе прим?

— Четыре. Со мной четыре.

— И всем хватает работы?

Анна Оль— Да, работы хватает всем. У нас еще и первые солисты танцуют. Конечно, у прим больше спектаклей, мы танцуем первые балеты в блоках, а в следующих уже выступают солисты. Там система в корне отличается от нашей. У нас, если тебе дали спектакль – это удача. А там – это работа, и она просто есть. Танец – твоя работа, и ты должен делать ее хорошо. Потому что если ты не будешь делать свою работу хорошо, то тебе не будут давать спектакли и не продлят контракт. И это честно.

— Вы думаете, что такая разница возникает из-за того, что в России большие труппы? Или потому что там другой принцип составления программы?

-Я думаю, что разница не в количестве артистов,  а в количестве спектаклей.  В Нидерландском театре в год показывают около 8-ми разных  балетов, которые идут блоками от 10-ти до 30-ти спектаклей в каждом. Нынешний сезон  открывался Гала-концертом, за которым последовал блок из 10-ти спектаклей Ханса Ван Манена. Далее – 30 представлений балета  «Жизель», потом 25 спектаклей «Щелкунчика». И это все в течении 4-х месяцев. Невозможно, чтобы весь этот репертуар исполняли две пары ведущих танцовщиков. Поэтому не только примы танцуют, но и солистам дают возможность себя показать в главных партиях. Именно в этом и отличие.

Безусловно, есть и конкуренция в борьбе за премьерный спектакль. Но нет такого, что солист ждет, надеется станцевать обещанную ему роль и ничего не получает.

— С кем еще из хореографов вам удалось поработать или сейчас работаете?

Сезон начался с балета «Жизель» в постановке Рашель Божан, в котором я принимала участие. Наконец-то я станцевала мой любимый спектакль! Также мне посчастливилось немного поработать и получить коррективы от Уэйна Иглинга (бывшего руководителя  Английского национального балета и Национального балета Нидерландов, балетмейстера «Щелкунчика»). В театре такое правило :во время подготовки спектакля всегда присутствуют балетмейстеры , поставившие его. Удалось немного поработать с Тедом Брандсеном во время постановки балета «Мата Хари». В этом году было не так много спектаклей, и мы решили отложить мою премьеру до следующего показа. Над премьерой  балетов Ханса Ван Манена я работала с Ларисой Лежниной, сейчас работаю над Адажио Хаммерклавир с Рашель Божан.

— А что станцевали нового,  того, что еще не было в вашем репертуаре?

-Пожалуй, все, кроме Жизели. Этот сезон для меня очень и очень трудный…  Ван Манен – это новое для меня. К сожалению, пока лично не удалось с ним поработать, но я очень надеюсь. Он удивительный хореограф – очень эмоциональный и экспрессивный. «Щелкунчик» Уэйна Иглинга тоже был сложным: совсем другая редакция, отличающаяся от русской. По затрате сил и технике больше напоминает «Дон Кихот». Но самое сложное – Джорж Баланчин. Сейчас идет программа из 4-х балетов, я занята в 3-х — «Аполлон Мусагет», «Тема с вариациями» и Скрипичный концерт» Стравинского. Выхожу на сцену каждый день. Все 3 балета очень отличаются по стилю, что безумно интересно и сложно. Поначалу было невероятно трудно, нужно было переключаться с репетиции на репетицию мгновенно. Мне посчастливилось поработать с Патриссией Ниари и Бартом Куком – на них Баланчин в свое время ставил свои балеты. Все узнать и получить из «первых рук» — для меня большая удача.

— Отличается ли работа с репетиторами?

¦б¦-¦¦¦¬+ ¦Ю¦¬TМ— Французская, американская школы отличаются от нашей. Труппа в театре интернациональная, включая педагогов-репетиторов, так что получается некая смесь стилей. У нас есть и русский педагог, но он только классы дает. Сейчас начинает свою работу как педагог Лариса Лежнина, выпускница Вагановской школы. Она потрясающая балерина. Мой репетитор – француз, закончил Парижскую Академию Искусств, работал с Пьером Лакоттом, в Монте-Карло. Потом почти семнадцать лет работал в Американском Театре Балета (American Ballet Theatre – ABT), куда его пригласил Михаил Барышников. Да, конечно, школа отличается. Но что интересно, мой репетитор не пытается «сломать» мою школу, а скорее дополняет ее. С ним очень интересно работать, потому что он говорит мне много вещей, которых раньше мне никто не говорил. Получается, что он добавляет в мой стиль некоторые элементы европейского танца и европейской школы. 

— Раз уж разговор зашел о Ларисе Лежниной, она ведь танцевала в том же  театре, где вы сейчас работаете?

-Да. После Мариинского театра вся ее карьера была связана с Нидерландским Национальным Балетом. Когда танцевала — она была суперзвездой, танец – ее призвание. Лариса – балерина высокого уровня и достойна только самых лучших слов. Я помню, когда была маленькая, часто смотрела видео с ее выступлениями (она тогда еще выступала в Мариинском театре) и думала: «Боже мой, какая балерина!». И когда мне сказали, что она уехала, я не могла поверить, как же так, как можно уехать из Мариинского театра. На самом деле, очень интересно получается, когда люди, которых ты раньше только мечтал увидеть или вообще думал, что такое невозможно, вдруг оказываются рядом. И это кажется невероятным. Оглядываясь на пять-шесть лет назад, когда я еще жила в Красноярске, я и подумать не могла, что когда-нибудь окажусь рядом с этими людьми. Каждый из них – величина мирового масштаба. И когда это случается, то в это даже трудно поверить.

— Я читала два ваших интервью, которые вы давали еще в Красноярске. В нем вы перечисляли несколько театров, где хотели бы работать: Большой, Ковент-Гарден, Венская опера (о ней вы говорили особенно). Сейчас вы в четвертом месте, о котором, видимо, даже не думали…

— Наверное, так звезды сошлись, удачное приглашение в нужное время. Я об этом театре раньше действительно не думала. Что касается Венской оперы, то она меня всегда привлекала. На тот момент я знала, что туда пришел новый художественный руководитель – Мануэль Легри, который собирался ставить много интересных спектаклей.  Большой театр всегда был мне интересен —  это уникальная компания с мировым именем. Если ты поработал в его труппе- неважно, на каком месте – это с тобой останется навсегда. Такой опыт будет цениться в любом театре. Ну и Ковент-Гарден, конечно. Известный театр с большим интересным репертуаром, где много классических , современных спектаклей и драмбалет. Там много спектаклей МакМиллана, который мне всегда был интересен как  балетмейстер.

-Вы довольны тем, как все складывается?    Понятно, что хочется стремиться куда-то еще, но если оглянуться на несколько лет назад и оценить пройденный путь? Когда вы жили и работали в Красноярске, у вас все было хорошо. Потом вы оттуда уехали в Москву. И вот вы в театре Станиславского. И это уже совсем другое, это – театр Станиславского! Ну а сейчас, вы прима-балерина Нидерландского национального балета. Куда дальше хочется двигаться после Амстердама?

— На этом хочу остановиться и остаться здесь. Хотя, переезжая в Москву, я тоже думала, что останусь там надолго или навсегда. Но судьба сложилась иначе. Тем не менее, сейчас я полностью удовлетворена. И я хочу продолжить свою карьеру – и надеюсь закончить ее именно в театре, где я сейчас работаю. Мне там нравится все: сам город, обстановка. Мне нравится, что все рядом и не нужно тратить много времени на дорогу до работы. Возможно, это потому, что я родилась в маленьком городе и не привыкла к большим масштабам.

— Как вас там принимают?

— Когда мы репетировали с моим педагогом он сказал: «Не надейтесь получить здесь горячий прием. Это вам не Россия». И мы подумали, что после спектакля нас ожидает «два хлопка и уход под шорох собственных ресниц». И перед выходом на сцену мы на это настроились. Но я была очень удивлена, потому что публика реагировала очень бурно. Прием иногда бывает гораздо теплее, чем в России. Позже я сказала Гийому :«Не знаю, что там у вас было в ABT,как там принимали, но, по-моему, это было очень достойно.»

— Кто ваш партнер в Нидерландах?

— Нет какого-то одного партнера. Мы и с Семеном (Велично) танцуем, и с другими ребятами, я даже все фамилии не смогу назвать.

— А есть разница, с кем танцевать?

Анна Оль— Есть. Конечно, с Семеном мне танцевать проще. Мы много работали вместе, у нас было много гала-концертов и выступлений, поэтому мы «станцованы». А танец с кем-то новым кажется совсем другим, иногда даже немного опасным, потому что ты еще не очень хорошо знаешь партнера. Но это даже подстегивает тебя сделать что-то лучше. Когда репетируют семейные пары, то часто случаются ссоры, потому что близкому человеку можно сказать «ты не прав», спорить с ним, пытаясь отточить все до миллиметра, чтобы все было идеально. А когда танцуешь с посторонним человеком, то это одновременно и проще, и сложнее. Ты порой закрываешь глаза на какие-то неудобства.

А еще у ребят из Европы несколько другое образование, отличающееся от российских хореографических училищ. У нас очень много времени уделялось дуэтному танцу. Кто-то может быть лучше, кто-то может быть хуже, но все равно с нашими ребятами мне танцевать удобнее.

— Вы довольны тем, где вы сейчас?

— Да, очень. Я получила то, что хотела. Я наконец начала много танцевать. До этого у меня был некий перерыв, ведь за три года я довольно мало выходила в спектаклях.  Это для меня тоже был опыт. Теперь я наслаждаюсь каждой минутой , проведенной в зале и на сцене, как бы тяжело не было.

— Три года, включая период в Михайловском театре?

— В Михайловском я была чуть больше полугода, восемь месяцев, как приглашенная балерина. Там я станцевала не так много спектаклей. И это, безусловно, не было потерянным временем. Поработала с прекрасными педагогами, с Михаилом Григорьевичем Мессерером. И ,конечно, для меня ценен опыт, который я приобрела в Москве, в Музыкальном театре. Здесь я  приобрела огромный опыт работы с замечательными балетмейстерами и педагогами, работая в труппе. То, что я станцевала в театре им.Станиславского, я, наверное, не смогла бы станцевать ни в одном другом театре, потому что в России этот репертуар вообще нигде не идет: ни Макмиллан, ни Килиан, ни Ноймайер. Ну, разве что, в Большом театре. 

— Семен  доволен?

— Да, доволен. Он испытывает те же эмоции , что и я.

— Как вы в Амстердаме устроились?

Что касается быта, то там все просто и удобно, проще, чем было в России. Учитывая, что мы вдвоем с Семеном, то многие вопросы решаются гораздо легче. 

— Я слышала интервью, в котором он говорил: «Мы начали репетировать и почти сразу я почувствовал к Анне особое отношение.»

— Да-да, так и было! Мы встали в пару и начали работать вместе на постановке «Мейерлинга». (Улыбается) Хорошо, что мы вместе…

— Вы в Голландии на английском говорите?

— Да

— Голландский учить планируете?

— Это нужно, но пока у меня программа максимум – хорошо заговорить по-английски, так, чтобы я чувствовала себя свободно, и мне не нужно было каждую фразу мысленно переводить. Очень сложно постоянно переключаться с языка на язык: сначала с тобой говорят по-русски, потом по-английски,  а тут еще третий язык… Со временем, конечно, возьмусь за голландский. Тем более что он похож на немецкий, который я немного изучала. Думаю, что через год-два начну учить. 

— В «Майерлинге»  вы  танцевали и с Полуниным, и с Зеленским? Что вы скажете об этом опыте?

— Каверзный вопрос. Это два совершенно разных человека. Оба потрясающие танцовщики,  но с совершенно разным балетным и жизненным опытом. Даже сравнить сложно, настолько они разные. Сергей всегда очень эмоциональный, иногда его так захлестывает, что он может даже сделать какие-то неожиданные вещи. Но в итоге все получается хорошо. А Игорь Анатольевич педант, он всегда очень скрупулезен и точен, все рассчитывает. Например, он говорит: «Здесь это я сделаю так, а это так. Ты ничего не делай, я все сделаю сам». Конечно, всегда приятно услышать такое от партнера, но ведь если я совсем не буду ничего делать, может получиться много «неожиданностей» на сцене. Хотя, наверное, так легче расслабиться и просто получать удовольствие от спектакля. В общем, у них очень разный подход к работе. В дуэте всегда идешь  от эмоций партнера, от того, какой образ он создает. Я никогда об этом раньше не задумывалась, но вопрос очень интересный. В «Майерлинге» каждый раз получается разный спектакль, в зависимости от настроения главного исполнителя и характера, который он создает на сцене.

— И все же, наверное, хорошо быть русской танцовщицей?

Анна Оль— В Европе вообще к русским танцовщикам очень хорошее отношение. Потому что у нас большой опыт и суровая школа. У них другой подход к обучению детей. Может и у нас что-то будет меняться со временем, но балет ,прежде всего —  это очень тяжелый физический труд, и детей иногда приходится просто заставлять. Ведь если все время гладить по головке, ничего хорошего не получится. Поэтому у большинства из нас была очень жесткая школа. А в Европе отношение к этому другое: «Хочешь – делай, не хочешь – не делай». Я хорошо понимаю, что без труда у меня ничего бы не получилось. В старших классах училища к нам пришел новый  педагог. Я буду благодарна ей до конца своих дней, потому что именно она меня заставила заниматься в полную силу. Хоть это и было на грани страха. Мы все ее действительно боялись, потому что знали, что если ты что-то сделаешь не так, то просто можешь подзатыльник получить и вылететь из зала, без разговоров. Это было жестко, я согласна. Мы обижались, нам было сложно, но сейчас я ей благодарна просто потому, что она сделала мой характер.

— Ну что ж, спасибо вам за беседу. Приятно видеть вас вновь на сцене Музыкального театра. Удачного вам выступления в «Майерлинге» и до встречи на спектакле.

 

Беседу вела Ирина Ширинян