Концертхаус, Берлин

 

Я никак не могу «раскусить» этого пианиста и нарисовать полную картину его музыкальных качеств. Мне никак «не везет» с его концертами, которые он играет в Берлине. Все время слышу живьем в его исполнении только барочную музыку. Но, правда, сейчас он добавил к ней еще поздние бетховенские вариации.

Все мечтаю «подловить» его с романтическим репертуаром, после чего мог бы с уверенностью сказать, например: «Таки да! Это прекрасный, яркий и замечательный музыкант, очень разносторонний в образной сфере, с романтическим пафосом, масштабный и с необыкновенной харизмой!» Но пока он в моем сознании воспринимается немного однобоко!

Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что наиболее полно и ясно музыкальный уровень исполнителя определяется прежде всего в романтической музыке: в Шопене, Шумане, Листе, Чайковском, Рахманинове, Скрябине, и т. д. То есть, в том основном базовом романтическом репертуаре пианистов, в котором музыкант может показать себя во всех эмоциональных сферах. Показать темперамент, страстность, масштаб, размах, увлеченность, эмоциональный накал, – типичные характерные особенности этой музыки.

Ведь не зря же на всех конкурсах от исполнителя требуют широкого стилевого разнообразия в репертуаре, чтобы иметь возможность более объективно и точно судить о конкурсанте. И поэтому, как правило, во втором туре конкурсанты развертываются именно на романтической музыке, в которой можно показать себя с наиболее выгодной стороны.

И я все мечтаю услышать К.Лифшица именно в этом репертуаре тоже.

Три года назад мне удалось у него послушать только «Гольдберг-вариации» Баха. Тогда он, к сожалению, на меня не произвел впечатления, играл немного скучновато и монотонно.

На этот раз он играл редко исполняемые на большой сцене произведения И.С. Баха – маленькие прелюдии, фантазии, дуэты и популярный «Итальянский концерт». А во втором отделении «Вариации на тему Диабелли» Бетховена.

Так вот по поводу баховских пьес. Чаще всего эту музыку можно услышать в учебных заведениях на младших курсах, а некоторые даже в музыкальных школах. Но когда ее исполняет большой мастер, это всегда вызывает особенный интерес, потому что в ней неожиданно открываются какие-то новые грани, оригинальные мысли в трактовке, появляется свежесть и новизна.

Надо сказать, что к К.Лифшицу я отношусь достаточно уважительно. Редко кто из пианистов может себе позволить роскошь играть в одном концерте львиную долю только полифонической музыки. Это огромная нагрузка на память исполнителя, на его психологическую выдержку. Для этого необходимо обладать мощным интеллектом, музыкальным воображением, большим спектром выразительных средств, чтобы удерживать внимание слушателя, заинтересовать его этой музыкой, и показать в ней художественное разнообразие.

Как известно, К.Лифшиц играет очень много И.С. Баха, почти все его крупные полифонические циклы: «Искусство фуги», оба тома ХТК, разные фантазии и «Гольдберг-вариации». Он обладает хорошим и качественным пианизмом достаточно высокого класса. Во всяком случае, когда он играет, всегда слышна вся полифоническая ткань. Он так же прекрасно владеет хорошей «временнóй» горизонталью, но об этом немного позже.

Кроме того, К.Лифшиц – интересный музыкант, собеседник и мыслитель, скажем так. Любопытно читать его высказывания о музыке, педагогике, и о вопросах по проблемам интерпретации.

Совсем недавно я ознакомился с его большим интервью, которое он дал корреспонденту С.Елиной. Там он наговорил массу парадоксальных мыслей, например, относительно фразы, на которую нужно смотреть как бы «изнутри звука». О том, что Шопена нужно «не петь, а говорить», исполнять его не «по-шопеновски», а именно Шопена. Много рассуждений о психообразе, о «смыслообразе» исполняемой музыки, о мысленной работе без инструмента, о том, что во время игры все ранее полученные и усвоенные знания на какой-то момент нужно «забыть, разучиться играть», а на концерте все словно заново «вспомнить», и т. д.

Почти, как по Г.Г.Нейгаузу. И во многом помог ему в этом японский музыкант, прекрасный исполнитель Шопена Фу Цун. Там есть еще очень много всего интересного и спорного, сплошной парадоксальный «фен шуй», так сказать, но воспринимается оригинально. Как-нибудь я это интервью полностью и подробно прокомментирую. Но давать красивые умные интервью сейчас многие умеют. Мне гораздо важнее, чтобы музыканты свои мысли озвучивали на рояле.

Так вот, когда К.Лифшиц в первом отделении исполнял Баха, мне показалось на удивление очень странным, что он играет совершенно без динамики и практически одним звуком, чаще всего на mezzo-forte. Подобный стиль игры я обычно называю «уртекстным» (это когда в тексте печатаются только голые ноты и нет никаких обозначений темпов и характеров с динамикой).

Слушалось это безумно утомительно! Особого интонационного наполнения тоже не заметил!

Но надо отдать должное пианисту, – он владеет хорошим чувством времени и умеет им свободно управлять. Кроме того, обладает ясной артикуляцией, при которой вся фактура хорошо прослушивается. И технически играет все основательно, как уже говорил ранее.

Но вот ведь какая получается вещь! Существует в мире астрономическое время, на которое мы никак не можем повлиять и которое от нас не зависит, хоть ты лбом расшибись об стенку. Секундная стрелка при этом все равно будет идти абсолютно точно.

А есть музыкальное время, то есть, «живое», измеряемое, так сказать, по пульсу человеческого сердца. В момент спокойствия – 60 ударов в минуту, иногда 62-63, и т. д. А в момент кульминации произведения доходит до 90, скажем так. Но когда исполнитель слишком взволнован, например, при пении любовной серенады под балконом своей избранницы, сидя на дереве и бренча на гитаре, то его пульс доходит и вовсе до 150-180 ударов, а то и больше, пока он окончательно не грохнется с дерева от переизбытка чувств.

И что получается?

К.Лифшиц играл Баха по своему, скорее всего «астрономическому» времени, которое никак не совпадало с моим сердечным пульсом, не совпадало с моей частотой. И амплитуда наших эмоциональных волн тоже не совпадала, в результате чего я остался равнодушным и безучастным.

В какой-то момент подумал, ну хорошо, сам Бах писал уртексты, где были действительно только голые ноты. Он более полагался на высокий уровень исполнителей, которые сами решали, как им играть. Он им полностью доверял.

Но это вовсе не означает, что он не был живым человеком и не пытался свои ноты наполнить музыкой или эмоциями. Ведь не зря же он давал названия своим пьесам, такие, как «ария, речитатив, фантазия». Между прочим, А.Швейцер в своей книге о Бахе постоянно упоминает о том, что композитор, работая с учениками, требовал в их исполнении пения на инструменте. Следовательно, он по-любому свои «голые» ноты наполнял «живыми» человеческими интонациями.

Вспомнил того же гениального Г.Гульда, которого было всегда интересно слушать по той же причине – «живое музыкальное время» и очень интенсивная интонация в каждом звуке на огромном энергетическом уровне.

Но только к концу первого отделения, когда Лифшиц играл популярный «Итальянский концерт», я почувствовал в его игре какую-то активность, энергию и увлеченность, особенно в третьей части. Звук стал более наполненным.

Во втором отделении он играл грандиозные циклопические «Вариации на тему вальса Диабелли» Бетховена. Честно говоря, эта музыка никогда в жизни меня не прельщала и не вызывала желания ее переслушивать. Это самое последнее произведение композитора, написанное для фортепиано. Говорят, что при жизни автора его то ли не понимали, то ли не исполняли совсем. Но произведение считается энциклопедией фортепианного мастерства.

Когда слушаю эти вариации, то мне они кажутся по форме страшно длинными, разрозненными и клочковатыми. В них нет привычного для слуха вариационного сквозного развития. Мне они кажутся маловыразительными по тематизму. Буквально на третьей-четвертой вариациях сразу же забываю тему, настолько композитор ее сильно трансформирует. Эта музыка больше даже напоминает не вариации, а некую сюиту с отдельными жанровыми композициями: маршами, менуэтами, бурлесками, старинными танцами, фугато.

Там очень много медленных эпизодов со сфинксообразными аккордами, которые нужно держать долго на fermato и которые внезапно перекликаются с взрывообразными по динамике вариациями. К концу вариаций восприятие музыки становится более «интересным», когда цикл заканчивается огромной фугой и заключительным менуэтом, приближающимся к первоначальной узнаваемой теме. Но в целом это слушается невероятно тяжело.

Ощущение, что эти вариации Бетховен больше конструировал в своей лаборатории, экспериментировал с формой, совершал бесконечные музыкальные поиски в трансформации темы, словно препарируя ее и выворачивая в разные стороны. Вариации очень длинные, они длятся почти час, а то и больше. Они безумно сложны технически, и я замечаю, что там страшно навороченная фактура.

Наверное, это действительно великая музыка. Возможно, что она является энциклопедией и достойным окончанием фортепианного творчества композитора. Вполне допускаю, что в этой музыке есть какая-то великая скрытая философия, но себя перебороть никак не могу. Эта музыка мне не близка!

Это примерно, как экскурсовод долго и нудно начинает объяснять картину с огромным зданием, подчеркивая, что «здесь художник написал огромные колонны, а здесь величественную арку, а здесь грандиозные нефы с какими-нибудь барельефами и капитолиями». Но меня больше тянет смотреть на другую картину с интерьером в деревенской избушке, в которой есть уютная печка, маленькая лампадка, расшитая скатерть на столе, глиняный горшок с гречневой кашей, вынутый только что из горячей печки, вкусный хлеб и крынка с теплым молоком на столе. А в углу избушки сладко спит пушистый котенок. И в этой картине я чувствую уют и теплоту. А в грандиозном здании мне холодно и чуждо. И не греют меня там никакие колонны с капителями…

Я думаю, что К.Лифшиц эти вариации сыграл хорошо, с огромной энергетикой и глубоким проникновением в замысел. Он действительно там развернулся, показал масштаб, всю свою исполнительскую мощь и интеллект. Даже рояль (Bechstein) у него стал звучать как-то иначе, появилось больше разнообразия и красок в звуке.

Сидевший на этом концерте Миша Мордвинов сказал мне, что эти Вариации К.Лифшиц играл просто феноменально! Я ему полностью доверяю…

Но все же мне очень хотелось бы этого пианиста услышать в другом репертуаре. Чтобы он сыграл какого-нибудь «баркароло- и вальсо-образного Шопена», «фантазийного и экспрессивно-взрывчатого Шумана», «элегио- и прелюдо-образного, пронзительно мощного Рахманинова, либо «осенне-песенного Чайковского». Или, на худой конец, что-нибудь «простенькое», типа «Экспромта» Шуберта Ges-dur, и непременно живьем (никакие записи принципиально не признаю!), чтобы видна была вся музыкальная палитра исполнителя и его художественная многогранность.

Вот тогда я точно и более полно выскажу свое мнение об этом безусловно крупном и интересном пианисте!

 

Все права защищены. Копирование запрещено.