Памяти Павла Григорьевича Егорова

 

Его звезда взошла на ленинградском музыкальном небосводе стремительно и ярко. Дебютный после победы на конкурсе им. Р. Шумана в немецком Цвиккау концерт Павла Егорова в Малом зале Ленинградской филармонии 21 октября 1975 года собрал аншлаг.

Среди слушателей были маститые профессора консерватории, любители музыки со стажем. Пианист стремительно выбежал на сцену и, не успев сесть, не дождавшись, пока смолкнут аплодисменты, заиграл шумановскую «Крейслериану». Внимание аудитории он захватил сразу и не отпускал до конца концерта, в программе которого были еще сочинения Брамса (3 интермеццо, опус 117) и Шопена (24 прелюдии). Успех был полный! Этот концерт стал первым в многолетней череде выступлений в родном городе, тем более что вскоре Егоров вернулся в Ленинград после окончания обучения в Московской консерватории и все последующие годы прожил на невских берегах. Он мгновенно своим талантом завоевал любовь слушателей, которые, согласно традиции нашего города, вскоре стали называть его уменьшительным именем, зачастую без фамилии. Когда говорили Паша, было ясно, что речь идет о Павле Егорове, так же как и в случае с Гришей — Григорием Соколовым.

Яркая образность, точность интонационных характеристик, пронзительная сиюминутная реакция на мельчайшие события, происходящие в музыкальной ткани, выразительное rubato, разнообразие звуковой палитры, внешне сдержанная манера и благородная осанка — всё это сделало Павла Егорова идеальным исполнителем музыки композиторов-романтиков, в первую очередь Роберта Шумана. Исполнителю была одинаково близка и пылкость Флорестана, и мечтательность Эвзебия. Бурный темперамент артиста находил свое проявление в романтической порывистости, лирические же страницы шумановских сочинений звучали особенно сокровенно. Пианист в своих концертах исполнил почти все сочинения великого немецкого романтика, многие из них зафиксированы в записи. Навсегда запомнились его вдохновенные интерпретации «Карнавала», «Симфонических этюдов», «Фантазии», «Юморески», «Танцев давидсбюндлеров» и многого другого. Не останавливаясь на хрестоматийных сочинениях Шумана, Павел Егоров вводит в концертный обиход такие редко исполняемые пьесы, как Вариации на тему шопеновского Ноктюрна и Полонеза. Важным дополнением к исполнительству Павла Егорова стала его деятельность в качестве редактора полного собрания фортепианных сочинений Шумана. Это интереснейшее издание впервые в России дало научно выверенный авторский шумановский текст, сопровождаемый выразительным комментарием, задолго до того, как стали доступны аналогичные западные издания. Затем последовали редакции «Хорошо темперированного клавира» И. С. Баха, сонат Л. Бетховена и Й. Гайдна.
Среди замечательных достижений Егорова-пианиста — не только Шуман. Репертуар пианиста был поистине всеобъемлющ. Навсегда запомнились и «Лунная соната» Бетховена, и прелюдии и баллады Шопена, многие пьесы Брамса, этюды и поэмы Скрябина. С удовольствием он играл и авангардную музыку — впервые именно в исполнении Павла Егорова я услышал «Зеркало в зеркале» А. Пярта, не говоря уже о когда-то давно «сыгранной» в Концертном зале у Финляндского вокзала пьесе «4’33”» Дж. Кейджа (напряженная поза пианиста, держащего руки на клавиатуре, при этом не издающего ни звука, производила сильное впечатление).

Пианисту была присуща свойственная большим художникам наивность. Не случайно он изумительно играл музыку, предназначенную детям, — «Детский альбом» П. И.Чайковского и «Альбом для юношества» Р. Шумана. Эти простые пьесы под пальцами пианиста приобретали совсем недетский смысл, насыщались глубоким содержанием.
Анализируя сегодня творческий метод Павла Егорова, понимаешь, что его трактовки были основаны на буквальном, стопроцентном следовании всем деталям авторского текста. Но это совершенно не приводило к сухости и вымученности исполнения. Пианист всегда давал нам пример творческого воплощения материала — находил новые подголоски в музыкальной ткани, смещал смысловые акценты на неочевидные прежде детали.

Многие годы профессор Егоров посвятил преподаванию в Санкт-Петербургской консерватории. Его студентов можно было узнать с первой ноты по особому звуковому посылу и артистической воспламененности. Яркая фигура профессора высекала искру и из учеников.
И последнее. Подобно своим великим предшественникам Владимиру Софроницкому, Генриху и Станиславу Нейгаузу, Павел Егоров не был железобетонно стабильным музыкантом. Случалось, что пианист был не в духе и мог «спустить под рояль» и отдельный номер программы, и отделение… Но были и в этих неудачных концертах минуты, которые заставляли забыть о всех проблемах, минуты истинного творчества и вдохновения. И публика прощала всё и вновь и вновь приходила на концерты пианиста в надежде на чудо.

Александр САНДЛЕР

nstar-spb.ru