Юлия Лежнева и ансамбль La Voce Strumentale дали концерт в Московской филармонии.

Это был концерт в рамках фестиваля «Русская зима», отсылающий к усилиям Лежневой по пропаганде забытой (часто – несправедливо) или малоизвестной старинной музыки. Ноты такой музыки нужно, как правило, искать в архивах и библиотеках. Чечилия Бартоли уже давно выудила в архивах Мариинского театра сочинения, написанные итальянскими композиторами в России, и так возник ее диск «Петербург». Поиском такого рода, а также записью занимается и Лежнева. Не так давно вышел ее диск с ариями из опер Карла Генриха Грауна – немецкого композитора XVIII века, писавшего итальянские оперы, как и многие его коллеги вне Италии. На очереди – диск с ариями из опер Николо Порпоры, композитора и педагога. Ноты нашли в одной из библиотек Берлина. (И, забегая вперед, скажем, что в декабре 2018 года певица будет петь Порпору в Москве, где пройдет концертное исполнение оперы «Германик в Германии» – вместе с Максом Эммануэлем Ценчичем).

Сочинения этих мастеров Лежнева исполнила и на московском концерте в Зале имени Чайковского, данном ею вместе с ансамблем La Voce Strumentale под руководством Дмитрия Синьковского. С этим скрипачом-виртуозом, пропагандистом аутентичной музыки, певица сотрудничает уже давно. «Мы познакомились с Дмитрием в 2012 году на репетициях и записи моего диска Alleluia, куда Джованни Антонини пригласил его в качестве первого скрипача, – рассказывала Лежнева в интервью. – Оркестр Дмитрия – очень дружный, гибкий, виртуозный коллектив, и мы сразу захотели выступать вместе как можно чаще». И правда, те, кто играл на московском концерте – прекрасные солирующие музыканты, при этом – с чутким ощущением ансамбля и пониманием старинного стиля, но без буквалистского фанатизма, убивающего живой дух.

Собственно говоря, концерт и был объявлен не как «сольник» Лежневой, а как совместное музицирование ансамбля Синьковского с певицей. В перерывах между выходами Юлии La Voce Strumentale играл Рождественский концерт Корелли и два опуса, в которых есть солирующая скрипка: концерты Вивальди и Леклера. Манера Синьковского, напористая, даже демонстративная, полная энергии сжатой пружины, лишает барочную музыку старинного дворцового благолепия. Она парадоксально напоминает об атмосфере рок-концертов. И жильные струны у струнных, как и прочие приметы аутентизма, тому совсем не помеха. Впрочем, всевозможные «колоратуры» скрипки прекрасно коррелировали с голосовыми колоратурами Лежневой и многое говорили – и о прошедшей эпохе, с ее любовью к «кунштюкам», и о нашем времени, мечтающем постигнуть тайны прошлого, но выражающем через прошлое – себя.

Лежнева, которая поет и арии из репертуара кастратов, и женские старинные арии, задала на концерте загадку. После первой в программе арии Убальдо из грауновской «Армиды», показалось, что у певицы, кажется, начал меняться голос. Что он постепенно становится более «темным» и более «плотным». А пластичность голоса в условиях, когда ария написана не для высокого сопрано, как бы ищет себя заново. Иногда не без трудностей. Но очевидно, что тембр, который сейчас вырисовывается, будет насыщенным, теплым и красивым. Тем более что каждую следующую арию Лежнева исполняла все лучше и лучше, в русле собственной заповеди, так восхищающей ее поклонников – петь свежо, без напряжения, естественно. Тем самым уходя от вокального «цирка», от самодостаточной виртуозности, делая «неестественные» и «нарочитые» голосовые украшения в ариях чем-то на редкость органичным. Лежнева чувствует, что, несмотря на формальную изощренность, в барочной музыке и в музыке XVIII века есть простодушие, даже наивность. Как будто взрослые люди азартно соревнуются с соловьем. Или просто становятся щеголями. Чтобы поражать воображение. Поэтому голосовая подвижность должна быть экстремальной, а мастерство вокальной детали – зашкаливать. И при этом необходимо помнить о том или ином аффекте, всегда лежащем в основе арии – будь то гнев или радость, отчаяние или надежда.

Все это сполна удается Лежневой. На московском концерте она демонстрировала обе задачи оперного вокала XVIII века – изумлять публику виртуозностью и пленять эмоциональным теплом. Потому что не менее, чем броские арии с руладами, красивы у нее так называемые медленные арии, где не нужно щеголять и не следует торопиться, но следует тщательно вникать в извивы лирических эмоций. Где необходимо не изумлять, а трогать слушателя. Как делала Лежнева, начиная с арии Волумнии из оперы Грауна «Кориолан».

И когда финальная ария Арбаче из оперы Броски «Артаксеркс» прозвучала кристально и на одном дыхании, публика аплодировала так неистово, что певица вместе с Дмитрием Синьковским расщедрилась на четыре биса. Причем Синьковский на двух бисах убрал скрипку и перевоплотился в неплохого певца-контратенора (вокал – второе увлечение музыканта, которым он серьезно занимается уже 10 лет). После дуэтов из опер Генделя «Юлий Цезарь» и «Тамерлан» подумалось: не зря Лежнева называет работу с Синьковским «домашней встречей добрых друзей». А ее сольная «Аллилуйя» (финал мотета Порпоры), где ювелирная проработка тонкостей вокала как раз и образовывала нужное восхваление, еще раз напомнила, что великими вокалистами становятся те, для кого музыка – радость. А все трели с мелизмами лишь призваны это передавать.

Фото предоставлены

Отделом информации и общественных связей
Московской филармонии

Все права защищены. Копирование запрещено.