«Архитектура» спектакля британских танцовщиков и жонглеров показалась слишком «эфемерной»
Соединение элементов балета и жонглирования подчас выглядело достаточно остроумно
Что такое жонглирование, как не танец предметов? Что такое танец, как не жонглирование человеческим телом? И раз они так близки, отчего не соединить их в одно искусство? Это и продемонстрировала нам знаменитая британская труппа «Гандини Джагглинг», привезя на Фестиваль имени Чехова свой спектакль «4Х4: эфемерная архитектура». Чем же очаровывался и разочаровывался в их представлении корреспондент «Музыкальных сезонов»?
Театр «Гандини Джагглинг» создан в начале 1990-х кубинским жонглером Шоном Гандини и финской ритмической гимнасткой, чемпионкой своей страны Кати Юля-Хоккала. Встретившись однажды в Лондоне, они решили навсегда соединить свои умения. Так возникли десятки спектаклей, тысячи раз показанные по всему миру. Один из них наконец доехал до Москвы.
Это одна из относительно свежих работ труппы, премьера которой состоялась два года назад в Королевской опере. Уже в названии «4Х4: эфемерная архитектура» содержится отсылка к самой природе коллектива, составленного из танцовщиков и жонглеров. Впрочем, разделить, кто из восьмерки актеров «родом» из какой профессии, трудно. Всем им постановщики, включая французско-британского хореографа Людовика Ондивьелу, придумали множество интересных па и пассов, всем им приходится и танцевать, причем с реверансами в сторону именно классического балетного стиля, и демонстрировать непринужденное изящество в манипулировании мячиками, кольцами и кеглями.
О чем спектакль, нам словесно не расшифровали, но смысл в общем понятен. Восьмерка то исполняет массовые ритмические экзерсисы, то разбивается на двойки-тройки, прихотливо обменивающиеся жестами и предметами, как мы в этой жизни обмениваемся взглядами, мыслями, намеками, то сообщая что-то обыденное, то пытаясь передать самое тайное и дорогое. Частью музыки (изящное и тонко-простое сочинение израильско-британского композитора Нимрода Боренштейна Suspended Opus 69 для струнного квинтета) становятся голоса актеров. «Один!» «Шесть!» «Семь!» «Красный!» «Зеленый!» «Желтый!» – выкликивают они номера и цвета шариков, и постепенно, контрапунктом к кантилене смычков, из чисто технических реплик выстраивается все более насыщенная ритмическая партитура. Исполнители начинают напевать популярные мелодии, мелькает даже обрывок «Калинки». Все чаще создается впечатление, что в этом шуме никто никого не слушает. Страсти накаляются, в кульминационные моменты поддержек в ответ на очередное «Красный!» следует уже не полет шарика, а полусекундный взлет юбки и всполох ослепительно красного белья танцовщицы. И – снова, в который раз, сухое щелканье метронома, этот ритмический символ равнодушного времени. Жизнь с ее переплетением смеха и печали, надежд и срывов, глубины и суеты – вот о чем, по всей видимости, рассказ.
И все же под конец этой дюжины микроновелл, отбиваемых друг от друга затемнениями, возникает ощущение движения по инерции: к чему катится эта череда занимательных пластических этюдов, понять трудно. Похоже, не знают этого и сами создатели спектакля. Уже после прекращения последнего нарочито-механистического вальсочка к публике выходят две актрисы и не очень внятно, одна по-английски, другая с сильным акцентом переводя на русский, произносят нечто вроде: «Пожалуйте в концовку спектакля. Пуанты разбегаются (или «разлетаются»? – слышно было плохо) по сцене. Замечательно. Геометрические линии цветного города (или «цвета нового года»?). Прелестно. Грандиозный опыт (или «грандиозный хохот»?). Чудесно. Мудрое изречение о связи балета, жонглирования и музыки. Музыканты идут со сцены и читают варианты концовки спектакля».
Зрителям, идущим из зала, читать было нечего. Но универсальность решения финала они оценили. Если не знаешь, как расхлебать тобой же заваренную театральную кашу, просто скажи: спектакль окончен, все свободны.
фото Сергея Бирюкова
Пока нет комментариев