… Вот так посетишь сценическое действо на прославленной сцене   и подумаешь: какое же всё-таки благо – концертное исполнение оперы! Грустная ирония в том, что год театра начался в Мариинке  компроматом на музыкальный театр –  премьерой «Лючии ди Ламмермур» в постановке Андреа Де Роза.

 

Несколько лет назад этот режиссёр поставил «Симона Бокканегру», спектакль не бог весть что, но лаконичный и  выдержанный по вкусу. В прошлом сезоне случился «Фальстаф», нарядно-пёстрый, неровный, в отсутствии яркой персоны самого Фальстафа.  Герой оперы Верди на сцене, конечно, находился, исполнители даже озвучивали его неплохо, только ради такого серого персонажа и сыр-бор заводить не стоило.

«Лючия» в  оформлении Симоне Маннино, следуя по нисходящей, театральный опус  уже просто на редкость бесцветный. Некрасивый, убогий по мизансценам — особо скудно выглядит хор Мариинского, выстроенный в безликий, неопределённой эпохи   военизированный или декорированный дежурными плащами рядок. В лучшем случае артисты хора многозначительно-синхронно протягивают к солистам ладони.

Серый станок, на котором в основном всё и происходит (хотя, честно говоря,   не происходит ничего, кроме констатации текста и самой общей оперной эмоции), задвинут подальше, так что певцам приходится изрядно напрягать голоса и даже покрикивать. А передняя панель станка оснащена шкафчиками, из которых, словно в морге, выкатывают груду тряпья, изображающую трупы: вначале, согласно тексту либретто, останки недавно умершей матери Лючии (или некоей убиенной дамы из семейства Рейвенсвудов, являющейся Лючии в видениях?), а  в финале – самой Лючии.  Весьма неэстетичное, нелепое зрелище.

Иногда солисты спускаются на передний план, появляется  мягкая мебель, и если  здесь происходят разборки между братом и сестрой Ламмермур, можно хоть спокойно  слушать красивые, не форсируемые голоса Альбины Шагимуратовой и Владислава Сулимского.

Ну да, мне будут объяснять, что воспринимать музыку и певцов лучше в минималистском антураже: ничто не отвлекает.  Не то что изруганная всеми, кому не лень «режопера», заставляющая включать мозги. Однако на деле оказывается, что в нерешённом спектакле и певцы то не слишком выигрывают. С концертного исполнения спрос только музыкально-смысловой, мизансценические неловкости априори не могут раздражать. Но вот когда опера – театр, и плохой, когда нет актёрских задач, окромя как «тенор и сопрано любят друг друга, а баритон им мешает»,  в вокальном музицировании тоже трудно уйти от однообразных штампов.

В  день премьеры «Лючии» и маэстро был вял, как-то мало интересуясь происходящим на сцене. Для Гергиева характерно   мгновенно улавливать сценическую атмосферу, в том числе, и неталантливую   постановочную безликость. Но он с маниакальной настойчивостью снова и снова приглашает всё тех же   средненьких режиссёров. Почему?! Вот и новый спектакль оказался   нудной демонстрацией вокальных экзерсисов и проверкой, не всегда успешной,  на голосовую выносливость исполнителей. Ничего более.

Шагимуратова, конечно, прекрасная певица, но подлинной свободы и вдохновенного музицирования в тот вечер не наблюдалось. Всё было вокально красиво, но «в общем», без музыкантской тонкости. Мизансцены не помогали, поскольку были ни про что. Так, встала – села — повернулась — руки протянула — упала. Зачем?! Режиссёру, похоже, до этого как-то не было дела.  Евгений Акимов, вынужденный напрягать голос в неудобных сценических позициях, героически демонстрировал выдержку и   темперамент, но тоже впустую: отношения с партнёршей,  никак режиссёрски не проработанные в их развитии, никак и не трогали. Всё отдано на откуп певцам, которые, мол, и так умеют  вышибить зрительскую слезу и аплодисменты.

Очень свободно, не форсируя свой полётный тембристый  голос, пел Сулимский. Но здесь проявилась опасная тенденция эксплуатации   актёрской индивидуальности: колоритные злодеи успешно тиражируются артистом, поскольку режиссура мало что способна предложить интересного, живого, характерного только для данного героя.

Ну, ещё вот Вадим Кровец прекрасно озвучил партию духовника Лючии; но и здесь определение «прекрасно»  относительно: характер персонажа режиссёрски не определён, соответственно смысл музыкального интонирования  не ясен: что  за человек Раймонд Байдбент, на чьей он стороне, чего хочет? Стали забывать в Мариинском, что режиссура — это, в первую очередь,   не станки и свет, а система человеческих отношений, переданная живой инструментальной и  вокальной  интонацией.

Вот и весь скудный художественный результат премьеры. В январе ещё пару раз сыграли — спели второстепенными составами, и теперь забудут «до лучших времён». А когда оные настанут, спектакль и совсем развалится.

Так что, ходите, господа, на концертные исполнения. Избегайте в год театра отрицательных театральных эмоций.

Автор фото — Наташа Разина

 

                                                                  Январь 2019

Все права защищены. Копирование запрещено.