18+
Несколько задумчивых слов об опере Энгельберта Хумпердинка «Пряничный домик или Гензель и Гретель»
Определяя жанр и место этого текста, я хотел бы последовать блистательной формулировке автора русского текста оперы для постановки в Новой Опере Екатерины Поспеловой – это «избави боже не рецензия».
Отправился я на спектакль потому, что невозможно было далее терпеть этот совершенно непотребный парадокс – когда в природе существует абсолютно классическая каноническая популярная опера первого ряда, а я её не знаю, не слышал, не видел, не играл и т.д.

Гензель — Анна Синицына, Гретель — Екатерина Миронычева, Гертруда — Наталья Креслина
Причём, первый раз я её не слышал ещё в середине девяностых, когда полторы недели болтался по Вене; там на Ринге был международный фестиваль жрачки, а заодно каждый вечер что-нибудь показывали на огромном экране. И в тот вечер, когда показывали оперу Хумпердинка, было настолько холодно, что я уехал домой, в свой рабочий квартал. Не солоно хлебавши в духовном смысле.
Она мне попадалась потом в виде списков постановочных рейтингов в Европе и находилась в начале второго десятка примерно между «Аидой» и «Турандот».
Второй, столь же неприятный парадокс – в контексте народного представления об авторе – тот ли это Хампердинк, который Энгельберт, и как правильно его писать, если тот. А этого всё равно никто не знал. Что, кстати, в очередной раз напоминает о глубочайшем цивилизационном разрыве между ими и нами (и наоборот).
Возможно, в качестве иллюстрации и аналогии можно предложить поинтересоваться количеством постановок в Европе, скажем, «Руслана и Людмилы».
Короче говоря, когда Новая Опера решила ликвидировать этот самый цивилизационный разрыв… Не, что я, сумасшедший? Встал и пошёл. В выходной.
Слушать оперу и открывать новые горизонты.
Итак, невнятно и бестолково перечисляю часть из открытых горизонтов. Только по голове не бейте (с).

Песочный человечек — Елена Терентьева
Вот сколько бы там ни рассказывали про вагнерианскую эпигонскую сущность музыки Хумпердинка – неправда это всё. Я честно ждал плотную вагнеровскую оркестровку, неспешное и пафосное развитие музыкального материала, при этом совершенно не представляя себе, как можно совместить детскую сказку как идею с музыкальными и ментальными особенностями вагнеровской музыки. Если представить себе всех этих вагнеровских орков и прочих нибелунгов как детскую сказку, ну, как бы слегка экстраполируя ситуацию в интересующем нас контексте, то редкая муха долетит до середины оркестровой ямы.
Ибо не может писать для детей социопат, социофоб и просто человек без чувства юмора (извините, накипело, это из другой истории).
И вот опера начинается с девятиминутной увертюры типа в стиле Вагнера (да что там все при…..сь со своим Вагнером). Нет, кроме шуток, все сразу валят на Вагнера, как будто это лучшая рекомендация для молодого и малоизвестного композитора. И я всё время как дурак ждал, когда, наконец, начнётся. Так и не началось, слава богу.
Просто шикарная, точно выверенная, аккуратно написанная, с замечательными элементами цитирования и просто музыкальных намёков, ироничная, сладостно оркестрованная музыка, написанная в стилистике академического мюзикла. Вот именно так она и воспринимается – как попса премиум-класса. И если это принять за точку отсчёта (а у меня так и получилось), то отсюда вытекают некоторые следствия.
Это я никоим образом никому и никуда не в упрёк, чтоб вы понимали.
Звук. Оркестровая фактура (и по языку, и по оркестровке) сразу же начинает требовать подзвучки солистов на сцене. Нет, по оперным представлениям, голосов хватало, там всё в порядке. Но жанр провоцирует на микрофончик и трансмиттер.
А дальше всё, как обычно, упирается в деньги.
Потому что, если для экспозиции микрометражная квартира-студия наших героев вполне органична, то дальше становится заметно, как феерическая фантазия создателей постановки упирается в деньги. Там просто видно, что прёт со страшной силой… Ну, ещё бы пару десятков миллионов…
Там такие чучелы бегают по сцене! Сразу вспоминаются Отцы-основатели Брейгель с Босхом.

Пряничная ведьма — Дмитрий Пьянов
Но не только. Во время сцены в лесу там справа сидела такая малахольная русалка и всё время только и делала что причёсывалась. Capitiradens vulgaris (головочёска обыкновенная) из семейства головочёсок Capitiscabidae, если следовать классификации, принятой в «Полевом определителе русалок» Энна Ветемаа. Сидевшая рядом соседка из коллег поделилась со мной на ухо своими опасениями – «а как она со сцены уплывать-то будет?».
И правда, русалка здоровенная, задних лап нет, один только хвост размера XL.
Не успел отзвучать вопрос, как на сцену вышел… Ну, такая двухметровая помесь волка с крокодилом. В общем, он взял её за хвост как простую дохлую рыбу и проволок через всю сцену в противоположную кулису.
А уже минут через пять вернулся обратно с её обглоданным хребтом в зубах и висящим на конце хребта уже хорошо знакомым хвостом. Аж пива захотелось.
Отсюда следующий и, вероятно, самый интересный вопрос – отношение детей к этой чернухе.
Потому что всякий, я полагаю, родитель помнит, что когда он пытается прочитать своему очаровательному малышу сказки, знакомые ему самому с детства, то первое, что происходит – у него вянет язык рта и уши головы. Это, если мы говорим о рафинированных классических образцах вроде братьев Гримм или Ш.Перро. Про ахмарские сказки и пр. народов мира я даже не заикаюсь. То есть, заикаюсь, когда читаю.
Поэтому мне очень интересна была реакция на всё происходящее этих мелких жестоких и аморальных тварей, сидящих в зале.
Итак…
На то, что у них практически на глазах сожрали вполне антропоморфное существо, они не отреагировали никак. Ну, с некоторым интересом.

Гензель — Мария Патрушева, Гретель — Виктория Шевцова
То, что на их глазах старушку запихнули в горящую печь, тоже не произвело особого впечатления. Хотя, и я отнёсся к этому несколько девиантно, отметив её окорочка именно в гастрономическом контексте.
Но ведь перед этим была совершенно блистательная сцена, когда эта маньячка, член партии с 1937 года, бегала по залу, выбирая, кого бы ещё пожрать из тех, кто пришёл на спектакль. Вот тут я ожидал что-то вроде: «Голос слышен в Раме, плач и горькое рыдание, – плачет о детях своих Рахиль…» и т.д.
Ни хрена подобного – дети и родители с удовольствием коммуницировали со старой людоедкой! Ни один ребёнок не испугался и не заплакал. Ни один родитель не пнул её ногой.
Что-то, видимо, я упустил в этой жизни.
Про перевод рассказала сама Екатерина Поспелова здесь же, в «Музыкальных сезонах». Истинную правду рассказала. Это было правильное решение – избавиться от немецких слюней в тексте.

Человечек росы — Ольга Ионова
Что-то мне подсказывает, что на Рождество вместо оперы «Щелкунчик» (а в Новой Опере помимо балета «Щелкунчик» бывает и опера) пойдёт Хумпердинк.
Хотя, блин, я всё равно ни хрена не понимаю, как можно в сочельник отправить детей в лес за земляникой.
За земляникой, Карл!
Автор фото — Д. Кочетков
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев