С 30 марта по 1 апреля в Нью-Йорке с большим успехом прошли гастроли балетного спектакля «Богини и Демоницы». Это танцевальный дуэт прима-балерины Большого театра Марии Александровой и Бланки Ли, французского хореографа и танцовщицы испанского происхождения.

Посредством хореографии две богини танца исследуют многообразную природу женской натуры, используя элементы и классического балета, и фламенко, и современной хореографии. «Богини и Демоницы» – не просто красивое и захватывающее, но и очень гламурное зрелище, от необычных световых эффектов до платьев, предоставленных для исполнительниц такими знаменитыми кутюрье, как Аззедин Алайя, Стелла Маккартни, Жан-Поль Готье и Софи Телле. Всё в этом спектакле изысканно и продумано до мелочей.

Корреспондент «Музыкальных сезонов» встретилась с Марией Александровой за день до нью-йоркской премьеры, чтобы узнать всё об этом необычном проекте.

 

ОС: Мария, большое спасибо, что нашла время между репетициями и съёмками и согласилась дать интервью. Расскажи, как возник ваш творческий союз с Бланкой Ли и чем её проект «Богини и Демоницы» лично тебя заинтересовал? Ты сразу же согласилась или брала время на обдумывание?

МА: Осенью 2015 года мне позвонила Брижит Лефевр (бывший директор Парижской оперы) и спросила, какие у меня планы на декабрь. В «Щелкунчике» я в том сезоне не танцевала, поэтому ответила ей, что у меня есть немного свободного времени. Тогда она мне рассказала, что хореограф Бланка Ли делает большой спектакль, для которого ей нужна классическая балерина, и она посоветовала ей обратиться ко мне.

Я очень люблю новые проекты, при этом осознаю, что это безумный риск, тем более в наше время, потому что никогда не знаешь, даже танцуя в театре, каким получится спектакль: роль может быть удачная, но спектакль нет, или, наоборот, спектакль удачный, но роль трудно складывающаяся. Но возможность познавать что-то новое – это, по-моему, самое интересное, что вообще есть в профессии. Это гораздо лучше, чем какая-то стагнация, даже в вещах, которые ты просто обожаешь, таких как большие классические спектакли. У меня достаточно авантюрный характер, поэтому я сразу согласилась, даже не думала.

ОС: Где вы репетировали и как тебе понравилось работать с Бланкой?

МА: Когда Бланка узнала, что я согласилась, она приехала ко мне в Москву, – мы должны были понять, возможно нам вместе работать или нет. Потому что ужиться без проблем двум женщинам – это вопрос даже в жизни сложный, а в профессии тем более. Но надо отдать ей должное: мы сразу нашли общий язык, для неё этот проект был очень важен, и я так понимаю, что у неё уже был до меня неудачный опыт совместной работы, а мне было очень интересно попробовать. И между нами ни разу не возникло никакого негативного момента, даже на эмоциональном уровне, когда обе бываем очень уставшие, или когда случаются какие-то технические проблемы. Сначала мы репетировали в Москве – Бланке надо было понять мои физические возможности. Так получилось, что я хорошо восприняла все её задумки, потом она уехала, и после этого я уже приезжала к ней несколько раз в Париж. А примерно через пару месяцев, за две недели до премьеры, я уже была во Франции. Премьера спектакля состоялась в декабре 2015 года в Театре на Елисейских Полях.

ОС: Как она объяснила, о чём будет этот спектакль?

МА: О женщине. О зарождении женского начала, о женской сути и разных женских ипостасях. Бланка, конечно, вкладывает в спектакль определённый смысл, понятный ей, но чёткой сюжетной линии там нет. Есть несколько небольших композиций, объединённых темой женщины. На протяжении восьмидесяти минут мы с ней вдвоём на сцене, танцуем дуэтом или соло – это достаточно тяжёлая работа в режиме нон-стоп.

Бланка находила вдохновение в древнегреческих мифах, богини в которых были всемогущи и прекрасны. В спектакле также есть сравнение женщины с природой, которая может быть и жестока, и добра. Мы как-то забываем иногда или не воспринимаем то, что сама природа, практически во всех культурах и ипостасях, имеет женское начало: она может быть очень опасна, но, в то же время, прекрасна и живительна. Но это не сюжетная линия, а просто образ. В спектакле задействовано много видео, проекций, безумной красоты световых эффектов, и всё вместе это создаёт многоликий образ женщины.

Вообще Бланка сама по себе очень сильная и независимая женщина, и она, насколько я понимаю, хотела этим спектаклем показать, что женщина – далеко не слабое существо. Она считает, что мир не очень справедлив в том смысле, что женщине в нём нужно бороться за своё место и доказывать своё равенство с мужчиной.. Я же к этому отношусь более спокойно: у меня тоже сильный характер, но я не собираюсь воевать за место, я знаю, что оно у меня есть и никто его у меня не отнимет. Я в этом смысле не очень западный человек; по-моему, в этом мире, действительно, главенствует мужчина, я с уважением к этому отношусь, но и признаю, что бывают моменты, когда роль женщины в мире очень велика, и без неё не обойтись. Но в матриархат не верю.

ОС: Есть ли у вас с Бланкой чёткое разделение того, кто играет Богинь, а кто Демониц, или вы делаете это по очереди?

МА: Нет, но я, пожалуй, чаще изображаю светлое начало. И мне это нравится, у меня более разнообразные средства выражения, к тому же я несколько раз за спектакль танцую на пуантах. В каких-то эпизодах я олицетворяю светлое начало, а в каких-то – тёмное, при этом эти роли даже могут наслаиваться одна на другую. Мне очень нравится, что этот спектакль получился таким гламурным в хорошем смысле слова: он очень стильный, сделан со вкусом, что в наше время случается нечасто. Но при этом, на мой взгляд, он не затрагивает каких-то глубин, а просто создаёт очень хорошую и красивую атмосферу. Как качественный глянцевый журнал или прекрасный альбом фотографий.

ОС: А как чисто внешне в спектакле отличается Богиня от Демоницы? Как зритель понимает, кто есть кто? Всегда ли белое платье олицетворяет светлое начало?

МА: Они отличаются костюмами и подачей образа. Не всегда это, правда, получается, потому что иногда к некоторым образам подходишь уже просто уставшей. В некоторых сценах смена доброго и злого происходит очень быстро: вот, например, в белом платье я сначала мягкая, светлая, а через секунду уже становится понятно, что вмешались какие-то злые силы, и я становлюсь иным персонажем. Когда я танцую соло в этом белом платье, то олицетворяю саму Природу, которая и дарит нам жизнь, и её же отбирает. Ну а какими средствами я этого добиваюсь, я не расскажу, это мои секреты. (смеётся)

ОС: Вот очень женский вопрос, который нельзя не задать, тем более что спектакль, действительно, очень гламурный, во всех аспектах. Костюмы, вернее, платья, для тебя и Бланки создавали ведущие кутюрье, такие, как Аззедин Алайя, Жан-Поль Готье, Стелла Маккартни и Софи Телле. Сколько платьев ты меняешь за вечер и какое из них твоё любимое?

 МА: Тот факт, что в спектакле задействовано много личностей, которые имеют огромный вес в мире моды, был, конечно, тоже очень важен. Я в своей жизни до этого работала только с двумя кутюрье для балетных постановок: с Игорем Чапуриным и Живанши, который делал когда-то костюмы для «Жизель». Больше кутюрье в Большой театр не приходят: для них это, может быть, очень тяжёлые или не очень интересные проекты. А здесь, наоборот, с нами сотрудничали такие именитые дизайнеры. Конечно, как женщине, мне это было очень интересно.

У меня шесть разных платьев за весь спектакль, а в самом начале, когда я изображаю зарождение женского начала, я танцую в телесного цвета купальнике и трико, что создает эффект обнажённого тела. Все платья одинаково нравятся, могу лишь сказать, какое самое тяжёлое. Белое, в котором я на пуантах исполняю сольный номер.

ОС: Кто написал музыку к спектаклю?

МА: Её написал композитор Тао Гутьерез, частично это музыка его собственного сочинения, но иногда он использовал аранжировки известных композиций Шопена, Сен-Санса, Исаака Альбениса.

ОС: Что для тебя было самым сложным в спектакле?

МА: Попросту дотанцевать до самого последнего своего выхода в спектакле. Потому что в этой череде долгих, непростых эпизодов финальный – самый сложный из них физически, технически и эмоционально. Нельзя сказать, что хореографический текст в «Богинях и Демоницах» какой-то уж очень неординарный, но его очень много, и в нём немало мелочей.

ОС: Вообще после классики непривычно браться за современную хореографию?

МА: Переключиться на современную хореографию очень интересно, потому что это заставляет твой мозг и тело учиться чему-то новому и расширяет границы твоих возможностей.

ОС: Задам обратный вопрос: после классического балета эта хореография не показалась слишком простой и лёгкой?

МА: Хореографии в спектакле дико много, попробуй всё это выучить! В чём-то она кажется лёгкой и спокойной, но объём огромный, и в некоторых местах хореография сложная. Есть эпизоды, которые требуют, действительно, физического вложения: например, сцена, где я два круга жете делаю, при этом на мне тяжеленное платье, у меня на голове парик с длиннющими волосами, кромешная тьма на сцене, проекция, мне ни черта не видно, я практически мечусь в некоем забытьи. По мере спектакля причёска трансформируется: от убранной и красивой головы к распущенным волосам по колено. С ними тоже надо научиться работать: иметь свои длинные волосы в жизни – это не то же самое, что танцевать с ними на сцене. Я после этого спектакля всегда в реально хорошей физической форме, это тяжёлый труд.

ОС: А что понравилось больше всего в процессе работы?

МА: Благодаря этому проекту я поняла, что мир шире и многообразнее, я научилась воспринимать всё не настолько серьёзно, как в Большом театре. Потому что Большой, конечно, накладывает на тебя отпечаток: ты на весь мир потом смотришь с очень высокой планки, и себе её устанавливаешь высоко, и людям, и вообще становишься невероятно требовательным. А надо быть более открытым, лёгким, проще воспринимать свои неудачи, потому что вся жизнь состоит, в том числе, из неудач, разочарований и падений. И самое сложное – найти в себе силы подняться и идти дальше.

Этот спектакль меня сильно изменил в том смысле, что я осознала, что работа не должна проходить в атмосфере каких-то интриг, как в Большом. Театр переживает сейчас не самое лёгкое время для артистов: там бесконечные смены руководителей, и это достаточно тяжело. Как бы ты к театру и труппе не относился, руководитель всё равно задаёт определённый тон и нерв. Так что частая смена заставляет людей нервничать, и это не самое приятное времяпрепровождение в театре. Самые лучшие моменты – это когда ты на сцене. Но до неё ещё надо добраться.

После этого проекта на интриги и закулисные игры я уже смотрю совершенно по-другому и могу всему этому просто сказать «нет».

Но эта работа подарила мне ещё и огромную радость! Я всегда была позитивным человеком, верила в любовь, в людей, в то, что доброта спасет мир, хотя в последние годы и стала более закрытой.

ОС: Много ли для тебя личного в теме борьбы светлого и тёмного начал?

МА: Жизнь ведь постоянно провоцирует нас делать какой-то выбор, причём ты осознаёшь, что всегда оставаться белым и пушистым может не получиться, внутри себя часто нужно принимать трудное решение, выбирая, на какой стороне ты играешь.

ОС: Мы, женщины, часто любим играть роль femme fatale и представлять, что в нас есть что-то ведьминское, потому что кажется, что быть ангелом – это вроде бы скучно, нужна какая-то изюминка. Ты сама по жизни частенько бываешь Демоницей? Нравится тебе роль роковой женщины?

МА: Я знаю, что у меня очень сильный характер. И он может проявляться с очень разных сторон, некоторые из которых мне абсолютно не нравятся, и я стараюсь сдерживать такие эмоции. Наверное, как и в любом человеке, во мне намешано много разных качеств, мне хочется думать, что светлые стороны преобладают. Быть роковой, фатальной мне не нравится, потому что в любом случае это разрушительная сила. А женщина должна созидать.

ОС: Ты сказала, что Бланка вложила в этот спектакль свой смысл, может быть, что-то сродни манифесту феминизма. А лично для тебя о чём этот спектакль?

МА: Он вообще о женщине. О том, что в каждой из нас есть и божественное, и дьявольское начало. Я вообще не люблю, когда ставят какие-то клише на человека. Никто, на самом деле, не может знать сполна другого, потому что какая-нибудь новая ситуация, проблема, стресс всё равно могут любого из нас раскрыть иначе.

ОС: В одном интервью ты сказала, что не хочешь, чтобы зритель, выйдя из зала, сказал: «Ах, как прекрасно Александрова танцевала!» Тебе бы больше хотелось, чтобы он после спектакля задумался, решил для себя какой-то вопрос, который его мучил. Какие вопросы после этого спектакля, на твой взгляд, возникают? И разве нельзя просто наслаждаться действием? Ты за то, чтобы зритель всегда сопереживал, думал?

МА: Мне кажется, после этого спектакля надо в очередной раз понять, что женщина прекрасна во всех своих проявлениях. А с другой стороны, не надо никакого смысла в нём искать. Этот спектакль и надо смотреть просто ради красоты. Прийти, выпить шампанское, сесть и просто любоваться красивым зрелищем и не напрягаться. Всё зависит от спектакля, невозможно заставить человека сопереживать, если он смотрит, например, комедию. Пусть он просто веселится. Это тоже важно, смех продлевает жизнь.

ОС: Есть ли в спектакле элементы импровизации?

МА: Нет, я импровизацию не люблю. А Бланка обычно часто её использует, но в этом спектакле от неё отошла, потому что нас на сцене только двое, мы зачастую должны танцевать в унисон, и, импровизируя, было бы очень трудно этого добиться. Поэтому она в результате сама вызубрила все движения, и мы очень долго этого добивались, потому что вообще мы очень разные!

ОС: В чём именно?

МА: Да во всём. Я выше – она ниже. Она испанка – я русская. Я «классичка» – она с этим никогда не имела дела. Да и вообще: я, например, никогда ничего ставить не буду, а она ставит.

ОС: Ты ей советовала что-нибудь по ходу работы над постановкой, есть в хореографии какой-то твой вклад?

МА: Вообще, у меня в жизни был только один хореограф, с которым я спорила по поводу его задумок. Это Лёша Ратманский, и случалось это по молодости. И не то чтобы я с ним спорила, а просто задавала вопросы: «А это что значит? А почему так?» Тогда он мне ответил: «Да ничего, Маша, это не значит. Просто делай, как сказал, и всё!» И после этого я никогда с хореографами не спорила. Это бесполезно.

ОС: Я не говорю, что надо спорить, но, быть может, внести какую-то свою идею, своё видение?

МА: Создавая хореографию к «Богиням и Демоницам», Бланка во многом отталкивалась от моих способностей и особенностей как классической балерины. Но это полностью её проект. Она в него вложила много своих денег, полностью его сама создала и, конечно, очень им гордится. Все её спектакли обладают редким качеством – у них есть стиль, они очень зрелищны и всегда выглядят современно.

ОС: Ты как-то специально готовилась к этому спектаклю, помимо того что заучивала движения? Может быть, читала какую-нибудь литературу, смотрела другие балеты, вдохновлялась чем-то или кем-то, Айседорой Дункан, например?

МА: Мне достаточно было подключиться к Бланке как к источнику: я вдохновлялась её напором и энергией. Вообще, она ни на кого не похожа. Быть может, название спектакля и какие-то движения и могут наводить на ассоциации с Айседорой Дункан, но на самом деле мы просто живём во времени, когда всё уже было придумано и сделано задолго до нас в этом мире и теперь идёт по десятому кругу. Поэтому всё что-то напоминает, все от кого-то и от чего-то отталкиваются. Но это не говорит о том, что нужно сесть и ничего не делать. Нужно всё равно вставать, пробовать и создавать!

ОС: Некоторые критики сетуют, что у тебя, такой первоклассной классической балерины, в этом спектакле не было шанса полностью раскрыть свои данные.

МА: Потому что меня все знают как первоклассную актрису. Не зря же я ещё играю в драматическом театре… А здесь это не так очевидно требуется, потому что нет привычной для меня сюжетной истории.

ОС: Мне кажется, они говорили именно про технику.

МА: Не знаю. Я не читаю критику, поэтому мне сложно сейчас ответить.

ОС: Скажи, что для тебя означает феминизм? Потому что в России к нему вообще многие относятся снисходительно и немножко даже негативно: люди считают, что феминизм и женственность несовместимы. А что думаешь лично ты? Ты вот сама же и очень сильная, независимая – и в то же время женственная.

МА: Да, вот я живой пример перед вами сижу. (смеётся) Женщина может быть какой угодно, но при этом оставаться гармоничной: в ней не должно превалировать ни одно, ни другое. Я знаю, что обладаю очень сильными физическими данными и характером, но при этом я мягкая и ранимая внутри, просто не каждому это покажу.

ОС: В твоём инстраграме я видела, что ты сама делаешь себе грим для этого спектакля. Тебе никто не помогает? И причёски тоже сама успеваешь менять к каждому выходу?

МА: Я это люблю. Для меня важно самой участвовать в этом процессе, ведь я знаю, когда мне надо переходить от одной сцены к другой и что требуется для каждого выхода. И потом, никто не знает моё лицо так, как знаю его я. Может быть, профессионалы посмотрят и скажут, что всё совсем не правильно. Но мне так комфортнее, я так себя чувствую лучше. В Большом тоже сама себя гримировала, там никто никогда моё лицо не трогал. Ещё на профессиональных съёмках я могу кому-то довериться. Для меня делать грим, поправлять себе причёску, менять костюм – своеобразный переход от одной сцены к другой, это всё работает на образ.

ОС: Каким в идеале ты видишь своё творческое будущее? Например, сколько лет бы ещё хотела танцевать?

МА: На этот вопрос я не отвечу, потому что не люблю загадывать. Судя по этому году, лучше не строить планы. Я всегда говорила, что если мне надоест, то я закончу. Вот меня не устроила ситуация в Большом – и я приняла решение уйти из театра.

ОС: А в будущем ты больше себя видишь в современной хореографии или в классическом танце?

МА: Во-первых, новая классика вообще сейчас не создаётся, никто в наше время так не мыслит, происходит либо реконструкция старой постановки, либо очередная редакция. Что мне интересно в идеале? Я люблю сюжетные спектакли. И, судя по моему опыту в драматическим театре, это действительно моё – драма без сюжета существовать не может (только в виде поэтических вечеров)! И мне это очень интересно, потому что театр, особенно русский театр, всегда ставит перед человеком глубокие вопросы, может быть, не всегда даёт на них ответы, но уж точно заставляет задуматься.

ОС: Я читала, что когда ты была маленькой и мечтала стать балериной, то сказала маме, что балет тебя научит жизни. Чему же он научил тебя?

МА: Тому, что нужно, падая, вставать и идти дальше. Продолжать жить, несмотря на то, получилось у тебя что-то или нет, упала ты на сцене или не упала, с гипсом ходишь или без, ушёл ты из театра или остался – нужно всегда идти дальше, жить, делать то, что ты хочешь.

ОС: Как публика принимала «Богинь и Демониц» в Европе?

МА: Сколько было выступлений, для меня каждый раз реакция публики была неожиданной. Некоторые сцены вообще каждый раз проходили под аплодисменты – вдруг такой тон задавался с самого начала. И всегда стояла гробовая тишина. Не было этих кашляний, всхлипываний, телефонов, ни у кого ничего не падало, никто не ругался. Эта гробовая тишина либо перемешивалась с аплодисментами, либо в конце уже просто происходил дикий взрыв, потому что публика дождалась момента, чтобы выразить свою благодарность.

 

Все права защищены. Копирование запрещено