Теодор Курентзис раздвинул эпоху Моцарта на девятьсот лет
Дирижирующий Курентзис
Если судить, который из наших исполнителей в наибольшей степени заслужил право выступать с Реквиемом Моцарта, то в числе первых приходит на ум имя Теодора Курентзиса с его оркестрово-хоровым коллективом musicAeterna. Кто еще так систематично разрабатывал моцартовскую ниву («Свадьба Фигаро», «Так поступают все женщины», «Дон Жуан», «Милосердие Тита» и другие партитуры)? Кто еще так фанатичен в передаче звукового колорита XVIII века, в чьем распоряжении имеется полный оркестровый комплект аутентичных инструментов и ансамбль музыкантов, уверенно ими владеющих?.. После этого что удивляться ажиотажу вокруг концерта маэстро 17 мая в зале имени Чайковского с последним творением великого Амадея в афише. Особенно если вспомнить, что мало у нас артистов, равных Курентзису по умению создать ореол ожидания чуда. Не только из-за пиаровского искусства: чаще всего это чудо действительно происходит. Случилось так и на этот раз: музыка Моцарта открыла порталы в совершенно неожиданные звуковые миры.
Певцы и оркестранты musicAeterna были одеты в платья наподобие монашеских
Собственно, неожиданным оказался уже сам моцартовский звуковой мир. Понятно, что Курентзис слышит его совсем не так, как, допустим, Караян или Свешников. Хоровой звук инструментален, его гармония чиста до дистиллированности. Смычковые словно постоянно играют с легкой сурдиной – ведь у них жильные, а не стальные струны. Темпы, как правило, сильно убыстрены по сравнению с привычными…
Грешен, не знаю, откуда идет этот закон аутентизма, что в прошлом все игралось намного скорее, чем нам внушил академизм XIX и ХХ века. Ведь в прочих параметрах развитие музыки шло в направлении интенсификации: повышения камертона, усиления звучности… Отчего темп должен демонстрировать противоположную динамику?
Но оставим аутентистам доказывать их теоретическую правоту. Что касается Курентзиса, то он в большинстве случаев доказывает свою правоту не как теоретик, а как практик – степенью убедительности того, что звучит. Да, первые такты известного с детства Requiem aeternam шокировали «легкомысленностью» аккомпанемента ум-ца ум-ца. Но это обманка – тем сильнее контраст первоначального ощущения с истинной энергией этой музыки, когда она раскрывается нам в остротЕ акцентировок, резкости пунктирного ритма, агрессивности мгновенных крещендо и диминуэндо, инфернальной «подсветке» медью и литаврами. «Божественный», «ангельский» Моцарт оказывается способен просто, без крика, но предельно жестко и правдиво говорить о самых трагических вещах.
Иногда этот трагизм вырастает до масштаба героичности – словно мы слушаем какую-нибудь решительную арию полководца из оперы Генделя. Как в Rex tremendae или Domine Jesu Christi. Будто тот, кто карает грешников, совершает не только акт возмездия, но и подвиг победы над собой, над своей нацеленностью на всемирную любовь – ради торжества справедливости. Помните страдающее лицо Христа со Страшного суда Микеланджело?..
Теодора Курентзиса поздравляет Ирина Шостакович
А какая удивительная полифония в Kyrie eleison, где тематический голос в своей напевности словно воспаряет к небесам, а контрапункт рассыпается дробью отрывистых, почти стаккатных звуков, будто это грешники роем падают в ад. Ни в одном прежнем исполнении, слышанном автором этих строк, не раскрывалась таким смыслом эта фуга.
Не все равно убедительно легло на ухо. Отличные солисты – Наталия Ляскова (меццо-сопрано), Томас Кули (тенор из США), Эдвин Кроссли-Мерсер (бас из Франции). Но отчего так резко выбивался из их ансамбля плоский и «сиротский», будто с паперти, голос Елизаветы Свешниковой (сопрано), под конец еще и начавшей детонировать?
И, мне кажется, даже будучи убежденным аутентистом, надо знать меру в манерности: часто исполнители так бравировали внутрифразовыми крещендо-диминуэндо «под старину», что концы мотивов просто глотались в беззвучии. Не думаю, что Моцарт был бы тому рад.
А вот что заставило ахнуть – это вставленные после Lacrimosa несколько тактов фугато, обычно не исполняемые: это последнее, что написал в своей жизни Моцарт – он хотел завершить этот номер полифоническим распевом слова «амен», но успел сделать лишь набросок.
А между последними двумя частями Agnus Dei и Communio произошло вовсе неожиданное: хор вдруг перешел на русский язык и на нехитрый мотив былинного склада стал распевать горестную историю самого Моцарта, заболевшего после прихода к нему «черного человека», который заказал Реквием, и умершего за этой работой… Пуристы могут возмутиться – но ведь Реквием действительно не закончен, и у композиторов есть моральное право предложить свое завершение. Несколько лет назад Курентзис и провел такой проект – «Допиши Реквием Моцарта». Вместо кусков, дописанных моцартовским учеником Францем Ксавером Зюсмайером, свои версии предложили четыре российских автора. То, что мы услышали сейчас – вклад в проект Сергея Загния, одного из наиболее ярких композиторов среднего поколения. Контраст стилей ничуть не ослабил, а наоборот только усилил рельефность формы. А интонация в духе эпоса высветила фигуру Моцарта как главного героя своего собственного незаконченного траурного гимна…
Концерт имел неожиданное продолжение в фойе при свечах
Однако если вы решили, что уж на этом сюрпризе все голуби из карманов Курентзиса выпущены, вы ошибаетесь. Отзвучала последняя грозная квинта Реквиема, за ней долгая овация. Потом еще более долгие традиционные поздравления друзей и наиболее верных поклонников, от Ирины Шостакович до Романа Абрамовича, за кулисами. Основная часть публики давно разошлась. Но тех, кто предан, ожидала царская благодарность маэстро. Оформленная со свойственной ему режиссерской изобретательностью. В фойе со все еще бурлящим народом вдруг погас свет. Недоумение и ропот. Сквозь него черед минуту-другую – едва слышный хоровой тон, легкий звон колокола – и немыслимой, томительной красоты сплетение нескольких дискантов. Едва видные в мерцающем свете свечей лицо и руки дирижирующего Курентзиса. Лица хора в темных почти монашеских одеждах, оставшихся на певцах с Реквиема. Что это, балканская молитвенная музыка? Кавказские культовые песнопения? Оказалось – сочинение немецкой монахини Хильдегарды фон Бинген. XII век. Еще одно доказательство того, что корневое чувство прекрасного и стремление к Богу во всех людях едино, независимо от времен, национальностей и исповеданий, а гениальные его проявления внятны любому, и искусство это не подвержено старению.
Музыка Хильдегарды фон Бинген прозвучала послесловием к Реквиему Моцарта. Или предисловием, рожденным на шесть веков раньше.
Признаюсь со стыдом – творение Хильдегарды услышал впервые. Судя по прозвучавшему, она – великий композитор. Женщина… Дистанция в девятьсот лет… Все это потрясает. Несколько лет назад потрясло и Курентзиса. Теперь, рассказали мне, Теодор горит мыслью сделать целую программу-спектакль по творчеству Хильдегарды. Возможно, это осуществится к Дягилевскому фестивалю 2019 года. А нам показали первую ласточку проекта.
Вот в какие головокружительные дали завело нас эхо музыки Моцарта.
Фото Сергея Бирюкова
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев