«XX век. Бал» Аллы Сигаловой – необыкновенно красивый спектакль. Художник Николай Симонов и художник по свету Оскарс Паулиньш создали на Основной сцене МХТ им. А.П. Чехова роскошное сновидческое пространство с голубым небом, кипенно-белыми облаками – они же шапки цветущих вишневых деревьев, колоннами огромного вокзала с высоким сводчатым потолком, с залитыми солнцем улицами, домами, площадями. В этот плотный символический видеоряд бесшумно, прямо на зрителя, в клубах дыма, мчится огромнейший паровоз – на протяжении спектакля он будет видоизменяться из паро- в тепло-, и, наконец, в привычный электровоз. Произведению инженерной мысли в спектакле отведена особая роль. Он рвет ткань повествования, утаскивает за собой одни воспоминания и тянет вагоны других.
«Бал» нельзя отнести к какому-то одному жанру. Это, скорее, фантазии на тему, грезы между сном и явью. За прозрачным занавесом-мороком разворачивается история нашей страны, собранная из отдельных эпизодов. Спектакль балансирует между танцевальными номерами и драматическими сценами. Избранные для сюжета события, не равнозначны, хотя, есть и хрестоматийные «точки перелома»: Первая русская революция, Октябрьская, Гражданская война, Великая Отечественная, Всемирный фестиваль молодежи и студентов, полет Гагарина, Олимпийские игры, Афганская война. Охват и в самом деле масштабный: спектакль начнется чеховскими интонациями, а закончится бодрым голосом нового президента страны, поздравляющего сограждан с новым, 2000-м, годом.
На сцене мелькают белые платья и зонтики, звучит запись голосов великих мхатовцев. «Вишневый сад» и «Три сестры» — Художественный театр странствия коллективной памяти начинает с себя. Все воздушно, бело и нежно. И почти сразу вылетит, паровоз, уничтожая и сад и сестер, и тревожными всполохами света, агрессией красного явится первая русская революция 1905 года. Меняются наряды, танец из плавного становится ломаным, превращается в хаотичную ходьбу, которая снова переходит в танцевальные этюды. О том, по какой синусоиде двигалась русская история, догадаться несложно.
Авторы композиции (ее вместе сочиняли Константин Эрнст и Алла Сигалова) и режиссер-постановщик рассчитывают на умную публику. Некоторые события, обозначенные на сцене штрихами и жестами: выстрел, упавший с плеч одной из исполнительниц длинный красный шарф, сложенная у ног одежда, понятны только при подглядывании в программку: гибель Айседоры Дункан, самоубийство «певца революции» Маяковского, аресты и жертвы ГУЛАГА расшифровать могут не все, и первый акт ощутимо неровен. Но чем дальше — тем ярче и понятнее становятся приметы. Пространство сжимается, Вертинский соседствует с Высоцким. Ван Клиберн с Бродским, Визбор с Майклом Джексоном, рафинированные литераторы 20-х годов с новобранцами Афганской войны. И чем быстрее разворачивается лента воспоминаний, тем тоньше становятся границы событий, сливаясь в общее, единое для всех полотно. В спектакле нет ни грамма ностальгии, события объективно важные исторически и не столь очевидные уравнены между собой общей рекой времени.
Алла Сигалова рискнула взяться за очень сложную, и вряд ли пока еще толком возможную работу – попробовала показать XX век в полный рост, отстранившись, как постановщик, на дистанцию почти двадцати прошедших с окончания века лет. При нужном расстоянии крупное и мелкое равно по величине. Такой подход помогает не только увидеть всю картину в целом, но и избежать поспешных оценок. Сигалова разрушает привычное восприятие, соединяет врагов и друзей перед лицом времени.
В сомнамбулической игре все участники находятся в своеобразном нуль-пространстве, где, на самом деле, могла бы разыгрываться история любой страны, но выпало – нашей. Неравноценные по исторической значимости эпизоды нужны режиссеру для иллюстрации, пожалуй, главной мысли спектакля: нет ни плохого ни хорошего прошлого. Его стоит принять таким, как есть. Музыка, танцующие пары и группы позволяют как-то смягчить взгляд, попытаться найти в себе силы подумать и найти всему свое место, оставив призраки и бесполезные рассуждения под колесами мощного дымящегося паровоза. Потому что, даже, если под него лечь, движение техники затормозится лишь на время, а вторая жизнь к человеку обычно не прилагается. И лучше прожить одну-единственную, не отягчая ее бесплодными сожалениями и лишней рефлексией.
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев