В Свердловской музкомедии состоялась долгожданная премьера кальмановской «Сильвы» в постановке Дмитрия Белова

 

Сцена из спектакля. Ольга Балашова — Сильва. Фото Татьяны Шабуниной

Оперетта, как известно, дама легкомысленная. Но если хорошенько вслушаться в музыку и покопаться в нюансах сюжета, тут же обнаружишь массу неожиданных, скрытых от поверхностного взгляда деталей, творчески развивая которые можно далеко уйти от сложившихся жанровых шаблонов, не выплескивая при этом вместе с водой ребенка. И у тех смельчаков, что поставят перед собой амбициозную цель превратить оперетту в музыкальную драму, не лишая ее при этом юмора и особого специфического шарма, не «утяжеляя» уж слишком «легкий жанр», есть все шансы добиться впечатляющих художественных результатов. Разумеется, если это люди не просто талантливые, но и умеющие сращивать свои идеи с музыкой.

Сцена из спектакля. Фото Татьяны Шабуниной

И вот перед нами новая версия «Сильвы» – едва ли не самой популярной оперетты всех времен и народов. Ее создатели, режиссер Дмитрий Белов и автор либретто Алексей Иващенко, чьи имена говорят сами за себя, подошли к делу с почти немыслимой в наши дни основательностью, одной только предварительной работе посвятив полтора года. И в итоге родился спектакль, который без преувеличения можно назвать одним из главных событий в российском музыкальном театре за прошедший год. Спектакль, наглядно демонстрирующий, какие на самом деле возможности заключает в себе оперетта, многим кажущаяся глупой и даже пошловатой (да, впрочем, таковой нередко и предстающая на сценических подмостках).

Ольга Балашова — Сильва, Антон Сергеев — Эдвин. Фото Татьяны Шабуниной

Что здесь самое важное? Новое либретто? Ну, не совсем-то уж оно новое. За основу взята оригинальная пьеса Белы Йенбаха и Леона Штайна, дополненная рядом сюжетных положений из сценария Георга Якоби к фильму 1931 года. Какие-то детали позаимствованы из других источников (Белов и Иващенко изучили и проанализировали на предварительном этапе работы едва ли не все существующие версии). Но перед нами уж точно не дайджест предшествующих «Сильв», а нечто принципиально иное. Дело даже не в том, что финал и многое другое придумано непосредственно авторами спектакля. И не только в том, что Иващенко виртуозно соединил в стихотворных текстах привычные строки и словосочетания с им самим придуманными – и нередко гораздо более удачными. Главное, что в итоге получилось единое музыкально-сценическое целое, где все – на своих местах, одно прямо вытекает из другого, ничто не кажется лишним или необоснованным. Но и этого мало: перед нами предстала драматичная, щемящая история, да не про каких-то там опереточных героев и простаков, а про живых людей из плоти и крови, которых мы понимаем, которым сопереживаем, а если иногда и смеемся, то не столько над ними, сколько вместе с ними. История, в основе своей вроде бы и следующая канве кальмановской оперетты, но вместе с тем и существенно от нее отличающаяся.

Сцена из спектакля. Фото Татьяны Шабуниной

Собственно, то, что мы видим – не совсем и оперетта. И дело, конечно, не только в финале, далеко ушедшем от привычного хеппи-энда. В этом спектакле психологическая достоверность а-ля Станиславский органично сочетается с лучшими достижениями современного мюзикла. В духе мюзикла сделаны и аранжировки музыки Кальмана (выполненные творческой командой MUSICALOGY PRODUCTION во главе с Артуром Байдо). Но это, пожалуй, самые тонкие и деликатные аранжировки музыки классической оперетты, какие приходилось встречать. Собственно говоря, большая часть музыки исполняется по оригинальной партитуре. Аранжировки используются, главным образом, там, где надо усилить драматизм того или иного эпизода – именно драматизм, а не мелодраматизм, которого у Кальмана и без того в избытке, – сделать музыку чуть более жесткой и резкой, очистив ее от налета приторной слащавости. Или найти абсолютно естественный, «бесшовный» переход от разговора к пению, которое иногда даже не сразу и осознается как таковое. Наконец, аранжировщики еще и тактично развивают авторскую музыкальную драматургию, искусно вплетая те или иные темы или мотивы туда, где изначально они не предусмотрены, что также способствует усилению выразительности и действенной логики. Кальману вообще-то к разного рода переделкам, переинструментовкам и аранжировкам не привыкать, но против таких, думается, он вряд ли стал бы возражать. Тем более – при столь высоком качестве исполнения, безупречном вкусе и по-настоящему осмысленной трактовке музыки. Дирижерская работа Дмитрия Волосникова заслуживает высокой оценки и сама по себе, и как одна из фундаментальных опор спектакля в целом. Дмитрию Белову посчастливилось обрести в лице этого дирижера настоящего единомышленника и соратника.

Маргарита Левицкая — Сильва. Фото Игоря Желнова

Режиссер предпослал спектаклю подзаголовок «трансильванское кабаре». Не совсем понятно, правда, почему кабаре заявляется именно в качестве жанра. Сама же Трансильвания, отсутствующая в оригинальном либретто, целиком «на совести» Белова и Иващенко. Драматургически это может быть и не очень много дает, но сообщает спектаклю некий специфический аромат, добавляет ему дополнительную, и весьма обаятельную, краску. Кроме всего, Сильва и «красотки кабаре» в трансильванских костюмах в самом начале – это еще и просто красиво (костюмы Анастасии Шенталинской достойны быть отмеченными отдельной строкой – и не только трансильванские). И именно здесь, в Трансильвании, находящейся почти на самой границе империи, происходит, прямо у нас на глазах, первая встреча Сильвы и Эдвина.

Андрей Опольский — Эдвин, Маргарита Левицкая — Сильва. Фото Игоря Желнова

Кстати сказать, в традиционных версиях «Сильвы» (она же – «Княгиня чардаша»), как правило, даже вскользь не возникает тема Первой мировой войны – и это при том, что Эдвин вообще-то офицер, а оперетта создавалась в 1914–1915 годах. Белов и Иващенко, напротив, делают ее сквозной. В финале первого акта Ронсдорф сообщает Эдвину, что в Сараево убит эрцгерцог Фердинанд. Потом действие движется вроде бы по привычной колее, но вот появляется тот же персонаж с сообщением, что объявлена всеобщая мобилизация. И в финале последняя встреча Эдвина и Сильвы происходит на вокзале. Все недоразумения между ними благополучно разрешились, но он должен ехать на войну, а Сильва все-таки отправляется на гастроли в Америку. И им только и остается, что надеяться на счастливую встречу в будущем, если останутся живы… Самое удивительное, что вся эта пронзительная сцена как влитая ложится на музыку Кальмана – пусть даже и ту, что предназначалась отнюдь не для финала!

Не будем перечислять все режиссерские и драматургические находки спектакля, дабы не получить упрека в спойлерстве. Конечно, эта «Сильва» хороша и при повторных просмотрах, когда заранее знаешь, что будет дальше, но все же в некоторых сценах эффект неожиданности тоже не стоит сбрасывать со счетов. А вот отметить лишний раз мастерство режиссера в работе со сценическим пространством (сценография Максима Обрезкова) и, конечно, с актерами, безусловно, не помешает.

Сцена из спектакля. Светлана Кочанова — Матильда. Фото Игоря Желнова

У каждого из двух исполнительских составов есть свои преимущества. Сильва Ольги Балашовой покоряет представителей противоположного пола прежде всего сильной женской энергетикой, перед которой те не могут устоять, и уверенно берет на себя инициативу в любой ситуации. Тот же рисунок роли, явно под Балашову и создававшийся, не очень подходит героине Маргариты Левицкой, которая, особенно поначалу, гораздо ближе к традиционному романтизированному образу. Впрочем, во второй части спектакля Левицкая не менее убедительна. Поют хорошо они обе, но все же голос Балашовой, более темный и терпкий, лучше ложится на эту партию.

Эдвин Андрея Опольского берет и голосом, и мужской харизмой. Именно такой Эдвин в наибольшей степени соответствовал бы такой Сильве, как Балашова. Но по каким-то причинам Опольский вышел во втором спектакле с Левицкой, а партнером Балашовой стал молодой Антон Сергеев. К последнему, впрочем, нет никаких претензий, кроме, может быть, недостаточно яркой артистической индивидуальности. Зато он более точно отрабатывает все актерские нюансы, предписанные режиссером: похоже, с ним больше репетировали.

Евгений Толстов — Бони, Ольга Балашова — Сильва, Олег Прохоров — Фери. Фото Игоря Желнова

Княгиню Матильду, мать Эдвина (она же бывшая шансонетка по прозвищу Мотылек) в первом составе исполнила маститая Надежда Басаргина, чья актерская природа, как показалось, не вполне подошла для этой роли. А вот Светлана Кочанова в ней абсолютно на месте, и когда в предфинальной сцене она сбрасывает княжеские одежды, оказываясь в костюме шансонетки, подобная метаморфоза выглядит более органичной.

В роли Бони убедительнее Евгений Толстов, хотя и Владимир Фомин неплох по-своему. Хороши Екатерина Мощенко и Анастасия Ермолаева – Штази (В России привилось имя Стасси, но авторы спектакля решили вернуться к оригинальному немецкому звучанию, совсем упустив при этом из виду, что с тех пор, как была написана «Сильва», слово «штази» менее всего воспринимается как имя, оказавшись в одном ряду с «гестапо» или нашим отечественным «кагэбэ». Так что лучше бы все же вернуться к букве «с» в начале. Кстати, в упомянутом немецком фильме 1931 года как раз так оно и звучит.)

Финал спектакля. Фото Игоря Желнова

Отметим также обоих Леопольдов – Павла Дралова и Вадима Желонкина, и обоих Фери – Олега Прохорова и Леонида Чугунникова.

***

А под конец – о грустном. За неделю до премьеры скоропостижно ушел из жизни директор театра Михаил Сафронов – крестный отец этой постановки, добрый гений Свердловской музкомедии, человек, которого знала и боготворила вся театральная Россия. Не поддаться его обаянию было невозможно. Сделать больше для театра, которым он руководил последние двадцать лет, – тоже. Понятно, что театру уже не быть прежним: второго Сафронова нет и не предвидится. Остается уповать лишь на то, что новый директор, когда он все-таки появится, постарается хотя бы не разрушить созданного предшественником.

 

 

Все права защищены. Копирование запрещено.