Опера «Мавра» — одно из интереснейших произведений начала прошлого века — Игоря Федоровича Стравинского. При всей внешней простоте сюжета воспринять и понять эту оперу не так-то легко – и даже сам композитор сетовал на непонимание публики.
Игорь Стравинский был достойным представителем своей эпохи, которая словно пыталась «оглянуться назад» и проанализировать достижение предшествующих веков – иногда относясь к ним почтительно, а иногда – не очень. Этим и объясняется то значительное место, которое занимают в творчестве Стравинского стилизация и пародия, причем одно очень легко может переходить в другое. Именно так и происходит в опере «Мавра».
К подобному подходу располагал и литературный первоисточник, который, разумеется, был выбран не случайно. Шутливая пушкинская поэма «Домик в Коломне» сама по себе проникнута духом гротеска и даже «игры в самого себя» – не случайно автор первоначально намеревался опубликовать ее анонимно, а начал произведение с рассуждения на тему достоинств октавы, поскольку «четырехстопный ямб… надоел». Поэма стала своеобразной иронической реакцией Александра Сергеевича Пушкина на упреки санкт-петербургской литературной газеты «Северная пчела» в нежелании воспевать славу русского оружия. В ответ на это поэт создал произведение, из которого поистине «не выжмешь ничего» – никакого «серьезного» идеологического наполнения, которого от него ожидали и требовали.
Игорь Стравинский недвусмысленно намекает, что он вполне понимает настроения поэта – и посвящает оперу «Мавра» Пушкину… но не только ему. Посыящается произведение и Михаилу Ивановичу Глинке, и Петру Ильичу Чайковскому. Вместе с Пушкиным эти два композитора составляют «триумвират гениев», который является своеобразным символом русского искусства XIX века – и в конечном итоге именно оно становится истинным адресатом посвящения.
Герои оперы – влюбленные, чьим нежным встречам мешают обстоятельства (что напоминает, например, «Пиковую даму» Чайковского), но героиня – провинциальная мещанка… разумеется, все понимают, что и у представителей этого общественного слоя есть чувства, они так же любят и страдают – и все же девушку из этого сословия публика менее всего ожидает увидеть в качестве романтической героини. Возлюбленный же ее – гусар Василий, переодевшийся кухаркой (очередной антиромантический мотив) – рассуждает о возвышенных чувствах в процессе… бритья. Такому же «снижению стиля» способствует и оркестровка оперы: главную роль здесь играют духовые инструменты, а роль струнных сведена к минимуму – так и кажется, что опере аккомпанирует военный оркестр, который вполне могли слышать ее действующие лица из окон своего домика в Коломне. Опять же – в военном оркестре есть свое очарование, но с выражением нежных чувств он ассоциируется менее всего.
Таким же пародийным выглядит и интонационный строй оперы «Мавра», в котором есть и аллюзии на русскую классическую оперу, и интонации сентиментального романса, и то, что называют «псевдорусским стилем» и «цыганщиной» – это водевиль, который пытается «играть роль» русской оперы, отраженной в кривом зеркале.
Поставить такую оперу было нелегко, а оценить по достоинству – еще труднее. Первое сделала русская артистка балета и балетмейстер Бронислава Нижинская 3 июня 1922 года в Париже, в театре «Гранд Опера», а вот оценить оперу публика не могла еще долго. И при первой постановке исполнители не смогли в полной мере выполнить те задачи, которые ставила перед ними Нижинская, и даже много лет спустя – в 1954 году, когда опера «Марва» исполнялась в США – композитор жаловался, что его произведение «доходит до редкого слушателя», а остальные лишь «перешептываются и хихикают, как дураки». Безусловно, эта опера-пародия, в которой гротеск смешивается с житейской правдой, заслуживает более вдумчивого отношения.
Музыкальные Сезоны
Пока нет комментариев