Маюми Канагава. Фото tch16.com
Полная противоположность Ларе Бошкор – финалистка Маюми Канагава. Эта молодая, но уже опытная конкурсная исполнительница – поклонница точного расчета. Среди ее учителей – мировые педагогические имена, Роберт Липсетт (Школа Колбурн, Лос Анжелес) и Коля Блахер (Высшая школа музыки в Берлине им. Х. Айслера, Берлин) и как следствие – 100% готовность и настроенность аппарата, способного к любым нагрузкам и выполняющего любые задачи. Ее техническая подготовка настолько совершенна, что проходит мимо сознания – так же, как и феноменальное стаккато Марка Бушкова, скорость которого с удивлением понимаешь post factum. Поэтому никаких сомнений, что мы встретим ее во втором туре, не возникало (и в этой связи, решение жюри последней Елизаветы, не пропустившего ее на 2й тур, неприятно удивило). Но второй тур приятно удивил. Соната Шнитке, исполненная, выразительно и технически безупречно задала тон, точная, виртуозная и изящная «Последняя роза лета» перехватила эстафету. При исполнении сонаты Франка, этого шедевра щедевров, лучше всего работает правило «не навреди», и оно вполне выполняется скрипачкой, как обычно, тщательно и безупречно. Все слабые ноты вибрированы, ни одного сантиметра случайного смычковедения. Почему-то слово «безупречный» постоянно возникает в голове, когда слушаешь эту скрипачку. Слово обоюдоострое, обычно нечто безупречно красивое мало трогает душу – и действительно, Маюми в течение последних лет пришлось поработать, чтобы установить контакт с залом. На ее игру нужно настроиться, она не будет, как игра Лары Бошкор, накидываться на слушателя, насильно поворачивая его к себе. Но вникнув, начинаешь получать наслаждение от продуманности формы и каждого аффекта и, в то же время, полного отсутствия самолюбования. Результат: финалистка. Несмотря даже на то, что её программа во 2-ом туре более чем наполовину совпадает с программой одного из фаворитов конкурса, уже упомянутого Марка Бушкова. В конкурсной биографии Маюми Канагава не меньше шрамов, чем побед, и умение раз за разом подниматься, совершенствоваться и снова идти на штурм, возможно, наконец окупается – ведь она в финале, к тому же, единственная девушка, остальные финалисты — мужчины.
Марк Бушков. Фото tch16.com
Соната Франка от Марка Бушкова, с которой он начал свой второй тур, намного более личная. Этому, конечно, способствовала и великолепная Дарья Мороз, которую Москва узнала впервые как пианистку Артема Шишкова, интересного и на тот момент перспективного скрипача, вызвавшего бурю эмоций на одном из прошлых московских конкурсов. Но – как это часто бывает, имя Шишкова растворилось на просторах Европы, а Дарья, к счастью, вот она.
Кстати, не очень это хорошо, что фамилии концертмейстеров – партнеров конкурсантов, нужно раскапывать, они не указаны вместе с фамилией участника. Хороший концертмейстер – едва ли не половина успеха, а все пианисты на сцене зала Консерватории однозначно принадлежат к этой категории.
Марк Бушков – наследник советской и европейской исполнительской традиции, легко справляется с тяжелой, пьянящей лирикой этой великой сонаты. Из деталей почему-то резанул спиккатированный дубльштрих второй части – он там не нужен, снимает часть впечатления. Как известно, Людвиг Шпор презирал прыгающие штрихи, в его музыкальном наследнии не найти ни ноты спиккато. И неожиданно понимаешь, почему. Но – на вкус и цвет товарища нет, это мелочь, по сравнению, например, с бушковским пианиссимо. Пианиссимо – маркер настоящего музыканта. Проникновенное, полнотембровое, энергетически не замкнутое на себя пианиссимо выгодно оттеняет мастерство этого молодого музыканта.
Любопытно, что наиболее интересные скрипачи конкурса, Притчин, Бушков, Догадин, собственно все финалисты – играют без моста или подушки. У Менцеля – крошечная подушечка. Проблема моста – краеугольная в скрипичной технологии, она до сих пор вызывает яростные споры. Исторически, конечно, мостика не существовало. Даже подбородник был впервые введен лишь во второй половине XIX века. Паганини справлялся без вспомогательных устройств. Хотя нет никаких оснований предполагать, что его исполнение собственного концерта сегодня перевесило бы на конкурсе какого-нибудь выдающегося представителя восточной половины земного шара. Гении XX века тоже, в основном, мостик не жаловали. Он съедает часть звука и штриха, взамен давая столь нужную на конкурсах стабильность интонации. Отказ скрипача от моста – мужественный отход от компромисса в сторону максимального звучания.
И больнее всего этот отказ от удобного моста бьет по виртуозной фактуре, так как возрастает функциональная нагрузка на левую руку. «Последняя роза» у Бушкова, хоть выросла и красивая, но не без шипов. Ошеломляющей свободы Аль Ашаба ему достичь не удалось (собственно, и никому не удалось). Тем не менее, это яркий музыкант со своим видением, которого приятно будет услышать в финале – даже несмотря на то, что его Прокофьеву, лиричному и страстному, немного недостает, собственно, русской сказочности Прокофьева — вышла просто красивая музыка.
Айлен Притчин. Фото tch16.com
Говоря о ярких музыкантах с самобытным видением, нельзя обойти Айлена Притчина. Тем более, что Айлен – это 100% отечественный продукт. Учился в Санкт-Петербургской ССМШ, которая еще долго будет им гордиться, затем в Москве. В какой-то степени он является наследником петербургской традиции, когда качество звука дозволительно принести в жертву образу (естественно, имеется в виду выход за пределы звучащего пиано, но не форте). Его пианиссимо, в отличие от бушковского, иногда теряет часть тембра, но при этом точно встраивает в музыкальный аффект и служит ему. Как говорится, хочешь, чтобы тебя услышали, говори тихо – но хотя в зале такое пиано производит мощное впечатление, в записи оно теряется. Притчин – мастер музыкального образа и техника его интересует только до той степени, до которой она служит художественному впечатлению. Его первая тема Меланхолической проникнута тихой безнадежностью и светлеет на глазах при переходе к следующему образу. Как, скорее всего, и было задумано автором — пафос, проступавший в некоторых других Меланхолических, русской музыке чужд. Тем с большим интересом автор включил Кармен, произведение совершенно иного плана. Как и в случае с Бушковым, отсутствие моста, к сожалению, сказалось на игре, хотя и не впрямую – не в плане интонации, но в плане общего неудобства игры виртуозной фактуры. Единственный скрипач, полностью преодолевший трудности «безмостной» игры на конкурсе – это фаворит конкурса Сергей Догадин.
Сергей Догадин. Фото tch16.com
Сергей Догадин – не просто опытный конкурсный боец, но неоднократный победитель, в том числе и таких крупных конкурсов, как конкурс Иоахима в Ганновере и сингапурский. В его техническом мастерстве уже давно не осталось никаких сомнений, но, несмотря на темпераментную и очень техничную игру, часто звучали упреки в недостаточном проникновении в замысел автора. Либо они не остались не услышанными, либо стремление к совершенству не уснуло после предыдущих побед, но налицо явный прогресс. С победы на Иоахиме 5 лет назад, Сергей прошел большой путь. Его игра стала увереннее, и, главное, намного интереснее. Прокофьев – автор, которого трудно подделать. Он не поддается логическому осмыслению, в него нужно вслушаться. Третья (медленная) часть замечательной фа минорной сонаты с ее невиданными волшебными птицами и сказочным ландшафтом была сыграна тонко и тепло – тем ярче прозвучал праздник финала с гармошками и народным гулянием. Что уж говорить о Паганини, рассыпавшемся фейерверками своих «кундштюков». Умно составленный и прекрасно сыгранный тур, результат – финал. Думается, что музыкальные букмекеры, если таковые есть, ставки на Догадина уже не принимают.
Леонид Железный. Фото tch16.com
Наверняка для многих стало огорчительным непрохождение в финал Леонида Железного, к которому вполне подойдет титул любимца публики. Талант, яркая внешность, яркая манера игры уже давно сделали его узнаваемым. Но так ли уж было неправо жюри? В обстановке, когда абсолютно все полуфиналисты – уже сложившиеся молодые мастера скрипки, играют роль даже случайные моменты. Мелочи — традиционно больное место Железного. Атака звука, не 100% точный смычок. Это приводит к просвистываниям, на форте – к потере тембра. Смычок подрагивает, теряя струну Компенсируя недостаточную чуткость руки он прижимает трость к струне, жертвуя полнотой звука – и это входит в противоречие изумительному полновесному тембру Анны Тамаркиной, ставшей лучшим концертмейстером конкурса. В самом начале тура, в теме 3й сонаты Грига практически не слышно отдельных нот. В Изаи также была слышна некоторая неуверенность, маскируемая напором, что больше всего раздражает на конкурсах. Всегда обидно (и полезно для жюри), когда в целом очень хороший музыкант допускает какие-то объективные промахи. Зато там, где можно просто попеть, в Меланхолической (хотя это не так просто, как кажется), сразу виден лирический потенциал Железного, достигающий максимума в проникновенной каденции … но как только дело доходит до октав… К чести скрипача, ситуация постепенно выправляется, крупнопомольность уходит и талант получает возможность развиваться дальше. Основные победы – еще впереди. Думается, просто не хватило бойцовского опыта, плюс гипермотивация от желания пройти в финал, да и шансы, казалось, были… Но конкурс – это лотерея и пока что – лучший участник 2-го тура.
Донгюнь Ким. Фото tch16.com
Донгюнь Ким начал свое выступление с Романса Бетховена соль мажор. В наше время розовых единорогов достаточно сложно понять, о чем писал Бетховен. Да и что там делать, ни побегать, ни поскакать, знай тяни ноты. Но стоило прозвучать первым нотам Этюда в форме вальса Сен-Санса – Изаи, скрипача как будто подменили. Яркая, техничная игра, достойная победителя конкурсов. Show pieces – разве не это нужно публике? И есть, что показать. В отличие не только от Железного или Притчина, но и от большинства конкурсантов, владение звуком безупречное, тембр не теряется ни на пиано, ни на форте, ни в момент каскада аккордов, ни на пассажах, ни на трелях – Донгюнь Ким демонстрирует настоящую школу, достойную своей учительницы и одновременно одного из лучших мировых педагогических имен – Нам Юн Ким. Не теряется – но и не меняется. Донгюнь Ким – прекрасный скрипач, в превосходной степени владеющий своим ремеслом и его Бетховен – дань требованиям конкурса. А вот Прокофьев явно пришелся скрипачу по душе. Во многом, конечно, помогает изумительное туше Дарьи Новокрещеновой (почему бы и ей не дать диплом лучшего концертмейстера?). В Прокофьеве Донгюнь Кима, возможно, нет открытий – но это в высшей степени качественная, прочувствованная игра, в которой переданы и буква, и смысл. Что может быть лучше для конкурса? В сложном си минорном эпизоде в 1 части немного отвлекают избыточно старательные смены смычка, известная скрипичная проблема – автор написал эти строчки с чистого зла. Сколько можно хвалить, слишком много хорошей игры! А вот в финале русский праздник неожиданно приобрел корейский оттенок, ведь диатоника смыслово немного пересекается с пентатоникой. Что ж, и это тоже интересно, но чуть не хватило масштаба, особенно по сравнению с догадинским, да и прокофьевское резюме в самом конце сонаты как-то не срезюмировало. Тем не менее, высочайший класс игры обеспечил Донгюнь Киму место в финале, где он, к тому же, выгодно разведет двух фаворитов конкурса, Аль-Ашаба и Догадина, по разным дням и, обладая темпераментом и великолепным мастерством, но не масштабностью игры, удачно оттенит Догадина, играющего с ним в одном финальном концерте. Ну, так думал бы автор, если бы был членом жюри.
Все права защищены. Копирование запрещено.
Пока нет комментариев