Уже в начале октября стало известно, что из российских картин этого года на премию «Оскар» будет претендовать «Нелюбовь». При всех своих художественных достоинствах фильм Звягинцева является логическим продолжением образа России, формируемого массмедиа, в том числе и кинематографом. Невыход за этот порочный круг – тенденция несколько удручающая. И становится немного жаль иностранцев и куда обиднее за себя, ведь специально из-за оскаровских ограничений была сдвинута премьера «Аритмии» Бориса Хлебникова, ныне потерянной для фестивального движения Европы.
Параллели с «Нелюбовью» напрашиваются сами собой и не только по той причине, что в центре сюжета «Аритмии» тоже молодая пара на грани развода. Миры «Нелюбви» и «Аритмии», ни разу не пересекаясь, взаимно дополняют друг друга: Звягинцев иллюстрирует столичные реалии, Хлебников обращается к периферии. Там – преуспевающие карьеристы, здесь – врачи скорой помощи. Персонажи «Нелюбви» симптоматично отстранены друг от друга, от себя и от действительности в целом. В «Аритмии» же персонажи погружены в реальность с головой. Отсюда ещё один важный психологический нюанс – мир «Нелюбви» наполнен материальными удобствами, но это предметы с острыми углами, и персонажи бьются о них, наживая себе на голову невроз за неврозом. Мир «Аритмии» же предельно дискомфортен: если разговор, то впопыхах, если секс, то с ножом под задницей.
Но у персонажей нет времени обращать внимания на такие мелочи. Именно благодаря погружению в бытие они остаются людьми и не превращаются в конструкции. Важно, что Хлебников совсем не стремится сгустить краски и показать жизнь врачей скорой как ад на колёсиках. Нет здесь в помине и героизации персонажей. Совершенно не интересует Хлебникова и физиология. «Аритмия» не просто пытается мимикрировать под реальность, она ей становится, но не в том плане, в котором обычно понимают реализм кинематографисты.
Вместо скрупулёзной реконструкции Хлебников использует погружение и эмпатию. И, в отличие от потенциального лауреата киноакадемии, рисующего жидким свинцом, Хлебников создаёт мир живой, пульсирующий, сочащийся красками. С точки зрения киноязыка, большое достижение для режиссёра – добиться такого эффекта с помощью, как сначала кажется, невзрачной картинки, лишённой не только «киношного» лоска, но даже не использующей приём дрожащей камеры и съёмки откуда-то из-за плеча. Конечно, эта «невзрачность» обманчива и лишь способствует сосредоточению на событиях, реалистичность которых обусловлена именно их эмоциональной достоверностью.
Актёрские работы, от главных героев до эпизодических, подкупают (всё-таки это далеко не первая их работа вместе), героям хочется доверять – а далеко не про всех киноврачей, включая доктора Хауса, можно такое сказать. Реакции персонажей естественны в своей амбивалентности, не повторяются в своем настроении эпизоды, на которые разбит сюжет фильма.
Будет немного смешно, хотя, пожалуй, больше грустно. Добро пытается торжествовать всеми силами, но чуть чаще всё-таки побеждает несправедливость. Но как у врачей скорой помощи нет времени, чтобы задаваться философскими вопросами, так и «Аритмия» не предполагает рефлексии относительно сюжетных коллизий. Этому фильму нужно просто сопереживать.
Задуманная сначала как романтическая история, «Аритмия» в итоге вместила в себя множество линий, то пульсирующих воедино, то перебивающих одна другую. Эта сюжетная синкопа замедляется на линии распадающегося брака, стремительно ускоряется, следуя за машиной скорой, и замедляется до ступора анемии, обрисовывая мотивы конфронтации врачей с новым директором.
Но вот что интересно: ни один из множества эпизодов фактически не имеет кульминации, хотя сразу несколько из них являются узловыми, соединяющими в себе последовательность моральных и эмоциональных реакций героев на их же поступки. Это соединение иллюстрирует фактическую невозможность правильного поступка, неразрешимость вечных конфликтов. Жизнь продолжает пульсировать, и так же, как начальству приходится закрывать глаза на жалобы одних пациентов, врачам приходится оставлять позади смерть других.
Эмоциональное напряжение этого внутреннего пульса очень велико и особенно сильно ощущается в самых коротких, но самых важных сценах, когда герои наконец-то остаются наедине друг с другом. Их речь сбивчива и неточна, поступки неловки, но каждое слово и жест окружает мощная эмоциональная аура – шлейф изматывающих будней, проведённых в борьбе за жизни других, и, одновременно, единственно возможная их кульминация из тех, что может стать мостиком к истинам, простым, но вечным.
Пока нет комментариев