Эст-контакт!

18 ноября в Камерном театре имени Бориса Покровского премьера оперы Калеви Ахо «Фрида и Диего» в постановке эстонского режиссера Арне Микка

Как вам работается над премьерой?

Арне Микк: Сначала было трудно, прежде всего потому, что театр получил русский вариант либретто поздно, так как пришлось переделывать перевод. Да и музыка довольно сложная: совсем не «Травиата» или «Онегин», которые мы знаем с детства. Но я очень рад, что дирижер Дмитрий Крюков ежедневно работает со всеми солистами.

А все ждут, что Геннадий Николаевич Рождественский — музыкальный руководитель театра — лично будет дирижировать этой премьерой, которая и возникла в репертуаре театра по его инициативе.

Арне Микк: Мы с ним очень много обсуждали предстоящий спектакль, и, надеюсь, он будет присутствовать на премьере. Но сегодня он себя не очень хорошо чувствует и, быть может, продирижирует этой премьерой чуть позже. А сейчас за дирижерский пульт встанет Дмитрий Крюков — его правая рука, очень талантливый и уже опытный музыкант.

Почему вы несколько лет не ставили опер?

Арне Микк: Я — режиссер в отставке. Три года назад, когда мне стукнуло 80 лет, я оставил режиссирование. К юбилею я нашел и поставил маленькую оперу Хиндемита «Долгий рождественский ужин». Это гениальное произведение, где действуют четыре поколения одной семьи, и оно будто иллюстрирует мою собственную жизнь! У меня три сына, и иногда у нас по традиции, которую ввела моя супруга, бывают воскресные обеды, где собирается вся моя семья — 22 человека. Кстати, половина семьи приедет ко мне в Москву на премьеру. Потому что после оперы Хиндемита я, действительно, не поставил ни одного произведения и категорически не собирался. А тут звонит мне Геннадий Николаевич и начинает меня ультимативно уговаривать: рассказывает, что в опере есть Троцкий. А какое мне дело до Троцкого? Я отказываюсь, а мне театр ноты присылает…

И все-таки вы согласились!

Арне Микк: Это мой долг очень большой дружбы к этому театру. При том, что у меня довольно сложное отношение к этой опере. Однажды в Интернете я видел финскую постановку этой оперы, и некоторые вещи там мне показались откровенно пошлыми и глупыми: в эстетике немецкого театра, когда всякий любовный дуэт на полу. В России, где фигура Троцкого имеет особое звучание, так ставить нельзя — глупо. Хотя, конечно, опера — это не документальная драма. Всегда есть фантазия вокруг всех персонажей. И, с одной стороны, Троцкий в опере показан как любовник Фриды, а с другой — он постоянно боится за свою жизнь. И в опере есть очень сильный музыкальный фрагмент, рисующий образ Сталина. Вот так постепенно своей настойчивостью Геннадий Николаевич все-таки вовлек меня в эту работу. Но всех секретов постановки до премьеры я раскрывать не стану.

На ваш взгляд, как изменился Камерный театр с момента вашего первого соприкосновения с ним?

Арне Микк: Очевидно, театр старается сохранять традиции Покровского. Только, мне кажется, требовательности в работе стало меньше. Особенно что касается таких очень важных, на мой взгляд, вещей, как точность дикции и интонации. Может из-за того, что не хватает времени, а может, таких авторитетов, каким был Покровский. На всю жизнь запомнил, как однажды Покровский на моих глазах выгнал певца с репетиции: «Уйди, уйди! — говорит. — У тебя аппетит к работе пропал». Гениально сказано! У певца обязательно должен быть аппетит работать! Для меня Камерный театр — по-настоящему значительное явление.

Помню, еще совсем молодым человеком — начинающим режиссером, только приехавшим из Таллина, я мечтал только об одном — учиться у Покровского. И вдруг я оказываюсь на генеральной репетиции оперы «Нос», когда в зале сидели Шостакович, Рождественский, Покровский… И через несколько лет в сезоне 74/75 я уже был стажером в Большом театре. И параллельно, конечно, я пересмотрел весь роскошный репертуар Камерного театра в знаменитом подвале на Соколе. А в 1980 году по просьбе Бориса Александровича я поставил в Камерном театре оперу Бриттена «Давайте создадим оперу» — «Маленький трубочист». И этот спектакль, можно сказать, стал для меня счастливой путевкой в профессиональную жизнь. Еще через пару лет я поставил «Пимпиноне» Телемана. А потом счастье: мне удалось в 1987 году уговорить Бориса Александровича приехать в Таллин, чтобы поставить в театре «Эстония» «Хованщину» Мусоргского — спектакль, который потом с невероятным успехом объездил все скандинавские страны.

Сейчас между Россией и Эстонией уже не такие тесные отношения?

Арне Микк: Да, но очень хорошие, что касается культурных взаимоотношений. Языковой вопрос или какие-то исторические темы в реальной жизни звучат не так остро и конфликтно, как их порой формулируют политики. Нас связывает гораздо больше вещей, чем разъединяет. Например, выдающийся русский бас Евгений Нестеренко получил Ленинскую премию за Бориса Годунова в театре «Эстония». У меня в жизни было несколько очень красивых и важных моментов, связанных именно с Россией, таких как постановка в театре «Колон» в Буэнос-Айресе «Евгения Онегина» с Дмитрием Хворостовским и Владимиром Галузиным. А личная дружба с Борисом Покровским и Кириллом Лавровым — это для меня настоящее счастье.

И сегодня в Эстонии выступает много русских артистов, не раз гастролировали и «Геликон-опера» и Камерный театр. И мы приезжали и в Москву, и в Петербург — совсем недавно выступали на сцене Мариинского театра. А через два года мы будем отмечать столетие Георга Отса не только в Эстонии, но и вместе с Россией, где его тоже по-прежнему очень любят.

rg.ru