Франко Фаджоли открыл четвертый международный фестиваль «Опера априори»
Франко Фаджоли, Максим Емельянычев и оркестр Musica Viva
Еще несколько десятилетий назад контратеноры воспринимались нашей публикой как некая экзотика, чуть ли не аттракцион. Шло время, на российских просторах появлялось все больше обладателей голосов подобного типа, как импортных, так и местных, к ним стали привыкать, –продолжая, впрочем, и не совсем уж без оснований, считать само это явление заведомо искусственным по своей природе. Но вот мы слышим Франко Фаджоли – и привычные представления отступают. Потому что его голос звучит совершенно естественно, богат тембровыми красками, имеет достаточную «опору» и легко заполняет зал. В верхнем и среднем участках диапазона он более всего похож на меццо-сопрано, тогда как внизу звучание подчас становится почти совсем мужским, близким к баритональному, но регистровой пестроты при этом отнюдь не ощущается.
Франко Фаджоли – не просто виртуоз с уникальным голосовым инструментом. Он настоящий артист и музыкант. А еще – большой любитель раритетов, не чуждый к тому же идей «исторически информированного исполнительства». Вот и в свой первый приезд в Россию (концерт в Санкт-Петербурге два с половиной года назад, в рамках фестиваля EARLYMUSIC) он пел арии из опер известного нам практически только по имени Николы Порпоры, одного из столпов неаполитанской школы. А для своего дебюта в Москве на сцене Концертного зала имени Чайковского выбрал композитора не в пример более популярного, однако же представленного в его программе не самыми хрестоматийными вещами. Речь о «пезарском лебеде», Джоаккино Россини. Концерт проходил в рамках европейского турне Фаджоли, своего рода промоакции по продвижению его свежезаписанного россиниевского диска. Тем фактом, что турне это захватило и Москву, мы обязаны продюсеру Елене Харакидзян, вот уже в четвертый раз проводящей фестиваль «Опера априори», в котором неизменно участвует кто-нибудь из мировых звезд первой величины.
Конечно, заполучить такой бриллиант как Фаджоли – уже и само по себе огромное достижение. Однако певцов сопоставимого уровня привозят к нам разные компании и продюсеры, а вот создать для них еще и соответствующую оправу удается немногим. С Фаджоли – как и с Максом Эмануэлем Ценчичем на прошлом фестивале – выступал оркестр Musica Viva, за пультом которого вновь стоял Максим Емельянычев. Ранее он также делал с этим коллективом (опять же в рамках «Оперы априори») «Маленькую торжественную мессу» Россини. Правда, оперный Россини – несколько иная история, и на этом поле Musica Viva еще не успела себя зарекомендовать. Но любые сомнения, что могли бы возникнуть на сей счет, рассеялись буквально с первыми же звуками.
Увертюры к «Итальянке в Алжире» и «Севильскому цирюльнику» навеяли кому-то барочные, а кому-то классицистские аллюзии. В трактовке Емельянычева сполна присутствовали изящная легкость и шампанистая искристость, но ощущалось еще и нечто другое. В его Россини было, возможно, чуть меньше гедонизма, чем у иных присяжных россинистов, но зато возникало поразительное ощущение сверхценности и значительности каждого музыкального мгновения, каждого такта. И оркестр сыграл эту музыку не просто технически качественно, но и сумел, вместе с дирижером, найти какую-то особую – доверительную и вдумчивую – интонацию ее «произнесения».
Валентин Урюпин и Максим Емельянычев
Гедонизма, впрочем, тоже хватало. Максим Емельянычев, кажется, излучает его всегда и везде, за что бы ни брался. Музыкальный процесс для него, похоже, в чем-то сродни любовному акту. И если кто-то находит экстравагантными его манеру поведения, мимику или жестикуляцию, то причина отнюдь не в том, будто дирижер «работает на публику». Напротив, Емельянычев настолько в музыке, настолько полно ей отдается, что о существовании публики в этот глубоко интимный момент едва ли даже и помнит. И ему вполне удается вызвать у оркестра ответный импульс.
Но вернемся к главному герою. Фишка программы состояла в том, что Фаджоли составил ее исключительно из мужских арий, написанных Россини для меццо-сопрано или контральто. Строго говоря, это не совсем аутентично. Зато персонажам была возвращена их гендерная сущность. И по большому счету – без всяких потерь. Фаджоли легко мог бы соперничать с кем угодно из россиниевских меццо наших дней – даже с молодой Бартоли, для которой в те времена именно Россини был главным коньком. Кстати, параллель между двумя этими культовыми фигурами оперного олимпа возникает отнюдь не впервые. Правда, у Фаджоли не наблюдается все же той эксцентричности, да и в своих поисках раритетов он так далеко не заходит, но в чарах самого голоса, пожалуй, и впрямь есть нечто общее.
Слушать в его исполнении арии из «Деметрия и Полибия», «Девы озера», «Танкреда», «Семирамиды» и «Эдуардо и Кристины» (последняя прозвучала уже на бис) было сплошным наслаждением. Виртуозная техника и красота звука сочетались с проникновением, казалось, в самую душу музыки. Последнее стало еще более явственным, когда в качестве последнего биса прозвучала ария Керубино из «Свадьбы Фигаро». (Жаль только, что представить себе Фаджоли в роли моцартовского пажа на сцене театра решительно невозможно.)
А в начале второго отделения перед публикой появился ненадолго еще один виртуоз. Это был едва ли не лучший из отечественных (а возможно, и не только) кларнетистов Валентин Урюпин, – в последние годы, кстати сказать, все более успешно сочетающий сольную карьеру с дирижерской. Он блистательно сыграл Интродукцию, тему и вариации для кларнета. Между прочим, тема там из той же «Девы озера», что уже звучала в первом отделении у Фаджоли. Возникло, таким образом, своего рода соревнование, в котором не было проигравших. Зато в несомненном выигрыше оказались слушатели.
фото предоставлены пресс-службой фестиваля «Опера Априори»
Все права защищены. Копирование запрещено
Пока нет комментариев