На сцене Новой Оперы появился вагнеровский «Летучий голландец» в постановке Константина Богомолова – копродукция с Пермским театром оперы и балета

 

 

Новая Опера – единственный театр Москвы, где Вагнер не просто возникает эпизодически и исчезает, но, вот уже полтора десятилетия, присутствует постоянно. К появившемуся 15 лет назад «Лоэнгрину» позднее добавились «Тристан и Изольда», а теперь вот и «Голландец» приплыл. Впрочем, в контексте спектакля, скорее уж – приполз…

С точки зрения менеджмента история с постановкой «Голландца» выглядит весьма прогрессивно. Во-первых, это – едва ли не первый опыт полноценной копродукции между российскими компаниями (некоторые московские театры заявляли свои постановки как совместные, но, независимо от вклада сторон, они так и шли лишь на одной сцене). Премьера состоялась в Перми, и после московских показов «Голландец» улетел обратно, чтобы весной вновь объявиться в столице. Во-вторых, имя постановщика, кто бы как к нему ни относился, заведомо обеспечивает повышенное внимание, хотя бы даже и с сильным привкусом скандальности.

Андрей Борисенко – «Голландец»

Пермской премьеры я не видел (даже и по трансляции, доступной лишь в течение одного вечера в онлайн-режиме), но, разумеется, был в курсе режиссерских «новаций», подробно пересказанных в рецензиях и соцсетях, знал, чего ждать и к чему готовиться, а потому и никакого особого «шока» не испытал. Да и вообще время, когда подобное могло шокировать или просто даже вызвать сильные эмоции, осталось в прошлом: слишком уж много всякого-разного мы насмотрелись. И все стенания о «надругательстве над классикой» и «оскорбленных чувствах» – в пользу бедных. Вопрос не столько в том, что можно или чего нельзя делать, но в том – как и зачем.

Я уже не раз писал о том, что Вагнера сегодня невозможно ставить строго по тексту. Без тех или иных переакцентировок не обойтись, если только не задаться целью вызвать отторжение у большей части аудитории, не зараженной вирусом вагнеромании. И едва ли не все наиболее известные постановки последних лет двадцати в значительной мере и производили такую переакцентировку. Да и стеб по отношению к Вагнеру не с Богомолова начался. Но стеб стебу рознь…

Анжелика Минасова – Сента

Еще раз: я всячески поддерживаю переакцентировки Вагнера, даже сколь угодно радикальные, и отнюдь не против стеба как такового. Вопрос в том, чтобы все это не совсем уж переходило границы этики и эстетики, вкуса, чувства меры. В новом «Голландце» перед нами – не переакцентировка, но попытка написать свой текст поверх авторского, причем вовсе не для того, чтобы вчитать в него новые смыслы, стеб ради стеба, не слишком к тому же и остроумный. Да и своего в режиссерском тексте – раз, два и обчелся: под одни вокальные номера подкладываются слова из фильма «Свинарка и пастух», под другие – из оперетты «Мистер Икс», под третьи – из «Горя от ума», под четвертые – из откровенной попсы или блатного фольклора. Кстати, не только большинство текстов, но также сам сюжет и персонажи спектакля – недвусмысленно отечественного происхождения…

Богомолов продолжает и развивает тему маньячества, уже не раз в последние годы возникавшую в его спектаклях. Невольно приходит в голову мысль: а не есть ли все эти маньяки альтер эго самого режиссера? Может быть, логичнее было бы раздавать зрителям при входе в зал листовки с портретом не сбежавшего из колонии маньяка, подозрительно похожего на исполнителя титульной роли, а непосредственно КБ, с надписью «Je suis maniaque»?.. А Сента из этого спектакля не символизирует ли ту часть публики, что заводится от любых, сколь угодно пошлых, выходок режиссера? Чьи, с позволения сказать, «идеи» в спектаклях на музыкальных сценах, кстати сказать, процентов на девяносто так и остаются лишь на уровне титров. Попробуйте отключить их хоть в пермской «Кармен», хоть в московских «Триумфе времени и бесчувствия» или «Ромео и Джульетте», хоть в этом вот «Голландце», и посмотрите, что получится в сухом остатке…

Андрей Борисенко – «Голландец»

Предметом стеба в этом спектакле становится даже то, над чем вообще-то стебаться, говоря языком таких вот «голландцев» из зоны, «западло». Взять хотя бы панораму надгробий на видеопроекции (кладбищенская тематика, судя по приснопамятному свадебному катафалку, столь же близка режиссеру, как и тема маньяков). Особо достается от Богомолова… Московской оперетте. Еще на увертюре нам сообщается, что самолет, в котором ее артисты возвращались с гастролей, вдруг «начал падать и упал», но «смерть их была легка, как и их жанр», потому что они были пьяны в стельку. И гомерический хохот зала, на каковой все это рассчитано, не заставляет себя ждать. А маньяк-«голландец», меж тем, бродит среди трупов и мародерствует, пока не находит подходящий костюмчик, позволяющий выдать себя за уцелевшего артиста труппы, и даже надевает маску Мистера Икс (на экране нам, конечно же, будут демонстрировать легендарного Георга Отса в этой роли).

И если задаться вопросом, о чем, собственно, этот спектакль, то на ум придут разве только чуть-чуть перефразированные слова квазинародного фольклора: «Зачем вы, девушки, маньяков любите? Небезопасная у них любовь»…

В общем и целом, перед нами явно не тот случай, когда имеет смысл разбирать – вот это получилось лучше, это хуже и т.д. Для сколько-нибудь серьезного анализа всего того, что происходит на сцене, или вернее не столько даже и происходит, сколько излагается в титрах, просто нет оснований.

Вопрос, а как себя при всем этом чувствует музыка? Где именно ее место, наверное, популярнее всего объяснил бы сам главный герой-уголовник. Между тем, музыкальное качество спектакля само по себе достаточно высокое. Честно говоря, я отнюдь не был уверен, что Филипп Чижевский и Вагнер – вещи хоть сколько-нибудь совместные. По крайней мере, предыдущие заходы Чижевского на территорию романтической музыки не выглядели слишком уж удачными. «Голландец», однако же, ему удался. Дирижер, впрочем, трактует эту партитуру гораздо жестче и суше, чем мы привыкли, максимально «деромантизируя» ее звучание, что как раз оказывается логичным и уместным в контексте спектакля. А вот молодой Федор Безносиков, продирижировавший третьим представлением, как раз являет нам – по крайней мере, в оркестре – Вагнера романтического, даже подчас ультраромантического, и делает это очень талантливо (пара мест, где у него с исполнителями не все сошлось, не в счет). С точки зрения рьяных адептов богомоловщины, это не есть хорошо, поскольку идет вразрез с режиссерским подходом. Но, может быть, как раз напротив, хорошо, что музыка хоть ненадолго берет свое и отвлекает от криминально-патологической истории (где «она его за муки полюбила» – муки его жертв)? Чижевский, вместе со всем своим мастерством, остается «соучастником» творимого режиссером эстетического беспредела, тогда как Безносиков, насколько возможно, пытается от него абстрагироваться…

Андрей Борисенко – «Голландец»

Нельзя не отметить и несколько весьма неплохих вокальных работ. Несомненной удачей стало исполнение заглавной партии Андреем Борисенко (с другим исполнителем, Игорем Подоплеловым, мы, увы, разминулись). Сенту в целом недурно исполняли Анжелика Минасова и Марина Нерабеева. Вторая пела заметно ровнее, зато первая – ярче, но знесколько подпортила впечатление слишком уж крикливыми верхами.

А вообще-то лучше всех поет в этом спектакля знаменитый хор Новой Оперы (хормейстер Юлия Сенюкова).

…Премьерные представления прошли с аншлагами. На весенний блок также, кажется, уже все билеты проданы. Да, модное и скандально известное режиссерское имя привлекло в эти стены немало публики, что прежде в оперу, похоже, вообще не ходила. Вот только стоит ли радоваться такого сорта успеху? Режиссер-провокатор стебается ведь не только над Вагнером, но также и над публикой, упиваясь как восторгами одной ее части, так и негодованием другой. Да и над театрами тоже, готовыми платить немалые деньги за продукцию сколь угодно сомнительного качества, лишь бы она была маркирована лейблом КБ. И всем, кто задается пресловутым вопросом «Доколе?», придется довольствоваться предельно циничным ответом: ровно до тех пор, пока это будут покупать.

 

Фото Екатерины Христовой