В инженерном корпусе Третьяковской Галереи проходит ретроспектива фильмов японского режиссёра Ёдзи Ямада. Программа началась в октябре и завершится 28 декабря показом нового фильма мэтра, которому недавно исполнилось 88 лет.

 

В отличии от своих прославленных коллег Акиры Куросава и Ясудзиро Одзу, Ямада не так хорошо известен европейской и отечественной публике. Однако на родине больше всего любят именно его. И главной причиной тому —  цикл фильмов «Мужчине живется трудно», повествующий о приключениях коммивояжера Тора-Сана и его близких. Этот киносериал входит в книгу рекордов Гиннеса за свою продолжительность – с 1969 года было снято 49 полнометражных фильмов. Последняя серия цикла, вышедшая уже после смерти Киёси Ацуми, исполнителя главной роли, и закончит ретроспективу.

Статуя Тора-Сана на станции Сибамата

Размеры цикла уже многое говорят о популярности Тора-Сана. Собственно, ни одного фильма не было бы снято, если бы Тора-сан, тогда еще герой телесериала, бесславно погибший после 23 серий, не был воскрешен своими поклонниками, завалившими студию Сётику килограммами писем. Еще одним свидетельством народной любви стал музей, посвященный Тора-сану, что находится в Токио, район Сибамата, откуда родом и наш герой. Там же можно увидеть статую Тора-Сана, а несколько лет назад, фестиваль в его честь собрал около 20 000 человек. А если говорить о самом кино, то «сыном» Тора-Сана можно назвать Кикуджиро из одноимённого фильма Такеши Китано.

Причина такой популярности, пожалуй, двойственна. С одной стороны, она скрыта в нерушимости ядра культурной идентичности японцев. А с другой – в жесткой депривации всего национального и самобытного в реалиях экономического преобразования страны после второй мировой. Из этого конфликта и родился Тора-Сан, натуральный выходец из народного фольклора, архетипичный с головы до пят. В чем-то напоминающий Бродяжку Чарли Чаплина, он всё-таки не столько киногерой, сколько сказочный персонаж, воплощающий в себе мотивы национального характера, знакомые каждому по себе и ловко прячущиеся за маской изменчивого быта.

Но хоть Тора-сан и является ходячим противоядием против бездумной мимикрии, он вовсе не консервативен. Он никого не тушуется, он в курсе светских новшеств, например, об отмирании традиционных брачных ритуалов. Он не скрывается от мира, а наоборот ищет себя в нём – за почти 30 лет своих странствий он посетил около 200 мест и местечек по все Японии. И не находя своего, вовсе не унывает, а вечно возвращается – к семье, единственному другу, к мечтам о собственной семье. Так и типичный горожанин из американизированного социального пространства возвращается домой, где всё по-старому.

Конечно, Тора-сан обречен на неудачи и на одиночество. Ведь типаж фольклорного героя всегда обобщён – нельзя идентифицироваться с мифологемой в конкретных биографических данных. То есть, стоило бы ему остепениться, он бы нарушил закон мифа и потерял бы любовь зрителей.

Тора-Сан — типичный трикстер, герой, привносящий в рутину казус, расшатывающий ценности, восполняющий пассивность обывателя. Он привык костерить всех подряд и раздавать затрещины, обожает петь песни, а в прошлом его, кстати, так же, как и у Киёси Ацуми, есть место криминальным связям. При этом, в глубине души он добр, и в решающий момент всегда протянет руку помощи.

Таким образом, миф оказывается связан с разрушением, этическое же начало — с культурой. Подобный дуализм репрезентативен для японцев. И в наши дни его может воплощать какой-нибудь офисный сотрудник, днём помешанный на этикете, а ночью на гуру-фетишизме.

Но у «Мужчине живётся трудно» есть и следующие пласты идентификации. Само собой, за 49 серий, о герое и его прошлом было поведано почти всё – и сценаристы почти всегда попадали в точку, помещая Тора-сана в эпицентр стихийных движений японской коллективной души.

Психология мифологического героя не предполагает особых деталей. И Ямада Ёдзи, прекрасно это понимая, детализирует внутренний мир событий самого фильма. И, пожалуй, именно этот миметичный пласт идентификации, и закрепил каркас саги о Тора-сане в сердцах миллионов. Доказательство – невысокая известность цикла за пределами островов.

Японцы же безудержно предаются радости узнавания, отыскивая в антураже быта героев «Мужчине живётся трудно» артефакты, запечатлевшие черты стиля определённого временного промежутка. Кстати, именно из этих артефактов и состоит значительная часть экспозиции знаменитого музея Тора-Сан.

Таким образом, «Мужчина живется трудно» работает на трех фронтах – как миф о фольклорном персонаже, оказавшемся в современности, как настоящая летопись образов, и, конечно, как простое, жанровое кино, снято с безукоризненным вкусом.

То, что именно Ямаде удалось создать такого уникального героя – это, конечно, не совпадение. В его фильмографии хватает «серьезных» картин, в которых почерк большого автора куда различимее. Однако, именно потрясающее чутьё в области морфологии сказки, позволило ему найти для архетипа, который, сам по себе лишь пустая рамка, идеальное воплощение. И случилось это после долгих изысканий, которые можно рассматривать как становление и проследить через ранние фильмы Ямады. Удивительное понимание живой народной культуры, проложило дорогу Тора-Сану в современность средствами современного же искусства.

В этом смысле – Тора-сан, это настоящий шедевр, герой, сродни Шурику Гайдая, Антуану Доаннелю Трюффо или Сяо-Кангу у Цая Минляна, при этом, как плод многовековой традиции, гораздо более интересный. Конечно, многие режиссёры будто бы лишь меняют оболочки сквозного протагониста (см. Вуди Аллен), и устойчивость условно-конкретного Тора-Сана, на этом фоне впечатляет.

И так же как мифы всех культур похожи между собой, так и Тора-Сан, конечно, имеет родственников в фольклоре любой страны, в чем с легкостью могут убедиться российские зрители.

В отличии от многих фильмов тех же Нагиса Осима или Канэто Синдо, фильмы о Тора-Сане, не предлагая зрителю авторскую рефлексию, во многом куда более сущностны. Ведь в стиле «Мужчины живётся трудно» закономерно нет ни следа эстетских изысканий тех японских авторов, что работали в стиле «моно-аваре», традиционно более женственном и умозрительном.

Впрочем, и «печальное очарование» настигло Ямаду Ёдзи – уже после смерти Киёси Ацуми, когда, в начале 2000х он снял трилогию о самураях Гамлетовского типа. По иронии судьбы, именно «Сумрачный самурай», который будет показан в рамках ретроспективы, принёс постановщику с 40-летним опытом мировую славу.

 

Все права защищены. Копирование запрещено.