Дирижер взмахнул палочкой, и, словно налетевший вихрь закружил сбитую с ветвей пожелтевшую осеннюю листву. За пару минут музыка тревожно предрекла грядущую трагедию. Но и во второй части короткой увертюры «Жизели» темпераментный маэстро Павел Сорокин не стал сбавлять темп: Andante прозвучало скорее, как жанровая акварель, нежели лирико-романтическая баллада.

В титульной партии дебютировала Мария Кошкарева. Выпускницу Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой на выходе из учебного заведения без обиняков нарекли «звездочкой». Выбрав для своей карьеры сцену Большого театра, молодая артистка, тем более, вызвала к себе пристальное внимание. Однако школьные авансы спровоцировали различные суждения в отношении ее сценического облика и танца, и суровый счет порой предъявлялся небезосновательно. Дебют Кошкаревой в «Жизели» качнул стрелку ее оценок в сторону позитива. Партию молодая артистка подготовила с Анастасией Горячевой, которая когда-то создала поэтичный образ Жизели под руководством Раисы Стручковой. Так что педагогу было, что передать своей питомице.

М. Кошкарева в сцене сумасшествия I акта

Нежный голубой лиф костюма придал фигуре Марии хрупкость, а воздушная юбочка – легкость и полетность. Балерина проявила умение выстроить драматургию образа. Не скатываясь в нарочитый «реализм» в пантомиме первого акта, она выглядела вполне естественно: смущалась под напористым взглядом Альберта (Артемий Беляков), вздрагивала от его смелого прикосновения. Гадания на ромашке старательно имитировала отрыванием лепестков, а не формальным пересчетом их количества. Отлично!

Эта Жизель игрива, открыта миру и безмятежно весела. Лишь на несколько мгновений чело омрачает тучка неожиданного конфликта с Гансом, которому Жизель возражает уверенно, но вежливо и мягко. Она любит танцевать, танец для нее способ самовыражения, доброго общения с людьми и напоенной солнцем природой. Поэтому так ужаснули Жизель-Кошкареву обман любимого и осознание невольной враждебности Батильды, с которой чуть ли не подружилась ранее. Довольно чисто исполнены коварные tours attitudes в вариации первого акта. И не беда, что на начальных тактах подскоков на пуантах нога предательски подвернулась. Балерина собралась и четко допрыгала длинную диагональ ballonnés, завершив композицию четким double rond de jambe и энергичным кругом tours piqués.

М. Кошкарева-Жизель. II акт

Своеобразное ощущение музыки заставляет Кошкареву в интерпретации чувств своей героини использовать прием контрапункта. На безвольно сникшую, рефлексирующую сладостным воспоминанием мелодию сцены сумасшествия, Жизель с взлохмаченными волосами эмоционально вспыхивает. Но в конце концов силы покидают, раненная душа рвется наружу, освобождаясь от земных пут. Последнее дыхание девушки сливается с дыханием Альберта, из его рук руках выскальзывает лишь бренная оболочка. Но дух продолжит жить в ином, теперь мистическом подлунном мире. Призрак любящего существа возникнет из небытия, чтобы защитить прощенного Альберта от жестокой кары вилис.

В Жизели-вилисе лирическая краска открыто излилась в романтических позировках, трогательной кантилене adagio, трепетных порханиях entrechats quatre. Но не мало и драматизма обнаружилось в   динамике взрывных прыжков, прорезающих пространство инфернальной ночи.

Другим дебютантом спектакля был Никита Капустин. Роль Ганса он подготовил под руководством старшего коллеги, яркого исполнителя этой партии – Дениса Савина.

Никита Капустин – Ганс

Оставаясь в сфере психологизма, Капустин не копирует ни Савина, ни кого-то другого, пробует — и вполне успешно — следовать собственному художественному чутью. Артисту идет костюм Ганса. В нем статный Никита выглядит элегантно, даже чересчур благородно для простолюдина-лесничего. Линия нахмуренных бровей, усики и бородка, обрамляющая лицо придают лицу мужественность и волевое выражение. Пронзительный взгляд умных глаз свидетельствует о резком характере.

Этот Ганс совсем не замкнутый и угрюмый молодой человек. Услышав какой-то шорох в обычно безлюдном домике, он не придает ему особого значения а продолжает свой путь. Кажется, юноша специально выбирает дорогу, чтобы лишний раз пройти мимо жилища дорогой его сердцу Жизели, быть может, в надежде случайной встречи. При этом, кажется, он не приготовил для любимой пойманную перепелку заранее: идея подарить свой утренний трофей Жизели рождается в его голове спонтанно и вполне по-житейски — от нахлынувших чувств. Выражая их, Ганс-Капустин, вроде, даже лишен романтического пафоса. А вот перед Альбертом, поначалу, и не думает тушеваться и уступить свои права ревнивого воздыхателя. Инстинктивно понимая, что сейчас не может ответить сопернику, с досадой отступает. Но от этого решимость посчитаться с унизившим обидчиком только возрастает. В напряженной сцене сумасшествия Капустин всецело погружен в ситуацию, каждую минуту отыгрывает происходящее в душе его персонажа – то неотступно следит за каждым движением Жизели, то уходит в себя в страхе перед надвигающейся трагедией.  В драматургической кульминации  первого акта для Ганса стираются все социальные различия. Когда Альберт бросает Гансу обвинение в смерти Жизели, Ганс-Капустин от такой несправедливости и наглости на мгновение цепенеет, но уже в следующую секунду  как ровня обрушивает на Альберта свои проклятия.

Никита Капустин – Ганс

Внезапная смерть Жизели производит в душе Ганса переворот. К месту ее упокоения идет человек, уже не прочно ступающий по земле, а  убитый горем, потерявшиый смысл жизни, безумно озирающийся, дезориентированный в пространстве. Столкновении Ганса с злобными ночными видениями Капустин танцевал самозабвенно – униженно валялся у ног Мирты, вымаливая жизнь, иступленно бил cabrioles, словно желая стряхнуть с себя наваждение.

К сожалению, размеры Новой сцены не позволяют с помощью декорации имитировать гибель Ганса, сбрасываемого неумолмыми вилисами в болото. Но даже в этих обстоятельствах, не поддержанных декорационно, Капустин сумел пластически убедительно воплотить режиссерский замысел.

 Дебютанты в образах спектакля

И Кошкарева, и Капустин только подступили к воплощению портретов своих героев, хотя в целом вполне достойно справились с творческой задачей. Безусловно, каждый из них продолжит наполнять «плотью и кровью» сложные образы вершины классического репертуара, превращая  «Жизель» не в прекрасный музейный экспонат, а в спектакль, вызывающий сопереживание современного зрителя.

 

 

Фото предоставлены пресс-службой Большого театра

Автор фото – Дамир Юсупов