Известный пианист, победитель XV Международного конкурса имени П. Чайковского Дмитрий Маслеев выступил с сольной программой в Московской филармонии

 

Дмитрий Маслеев. Фото: Christophe Gremiot

Музыкант представил концерт из сочинений Моцарта, Бетховена и Чайковского. За основу интерпретации всех произведений он взял виртуозность, желая показать свою потрясающую технику — увы, не везде это выглядело уместным и нужным.

Больше всего вопросов вызвало, пожалуй, исполнение пьес из op.72 Петра Ильича Чайковского. Филармония анонсировала, что Маслеев сыграет цикл полностью, тем самым сделав благое дело, ведь целиком он звучит крайне редко. Но, видимо, не судьба: в концерте прозвучала только половина —  «Колыбельная», «Нежные упреки», «Характеристический танец», «Размышление», «Концертный полонез», «Элегическая песнь», «Немного Шопена», «Вальс на ⅝» , «Приглашение к трепаку».

Большинство пьес Маслеев исполнял в весьма ускоренных (по сравнению с авторскими) темпах, подчас не соблюдая множество динамических нюансов, фразировку, которые зафиксированы в нотах самим Чайковским. Много rubato, увеличение скорости даже внутри фраз превращали изысканные, эстетски выразительные миниатюры композитора в этюды листовского плана. Даже меланхоличные «Размышление» и «Элегическая песня» у Маслеева пролетали мимоходом, не раскрывая свою глубину и суть. Из-за обилия быстрых темпов терялись подробности, подголоски, подспудные линии, которые окружают темы: все смешивалось в один «техничный» коктейль. А постоянная эмоциональная отстраненность пианиста не давала вслушаться в сакральный смысл музыки.

Концепция исполнения, выбранная Маслеевым, выглядела адекватно написанному в нотах лишь в «Характеристическом танце», «Концертном полонезе» и «Вальсе на ⅝». Его техника была блестящей, и пианист поражал воображение своей виртуозностью и свободой, но пьесы Чайковского — отнюдь не про «внешнее», а про внутреннее, поэтому их трактовка пианистом более чем спорна.

Интерпретации сочинений венских классиков у Маслеева получились более органичными, хотя и тут присутствовали свои нюансы.

Дмитрий Маслеев. Фото: Christophe Gremiot

Знаменитая Восьмая, ля-минорная соната Моцарта у артиста оказалась весьма неровной по выбранным им средствам выразительности. В первой части — страстном поэтическом высказывании композитора, Маслеев использовал в основном нюанс mezzo forte, хотя диапазон динамики, проставленной автором в нотах, гораздо шире. Подчас музыкант делал странновато выглядящие звуковые градации — типа неожиданных мелких крещендо внутри фраз, что несколько «рубило» общий мелодический характер. Не всегда проигрывались и октавы в басах. Вторая часть (Andante cantabile con espressione) смотрелась более удачно, хотя и здесь Маслеев не соблюдал авторских указаний: все играл на piano, при том что в нотах есть и forte, и множество различных акцентов. Схожее динамическое однообразие присутствовало и в финальном Presto, исполненном смятения, но у пианиста приобретшим образ назойливой жалобы.

Самым удачным произведением всей программы, идеально подходящим Маслееву, стала Третья соната Бетховена. Сочинение позволяет в полную мощь продемонстрировать технический блеск и силу, что очень созвучно манере пианиста, тут он не пошел против композитора, соблюдая авторскую динамику.

Первая часть и финал, как будто предвосхищающие стиль ампир, покоряли в этой интерпретации своими радостными и одновременно сильными образами, напоенными позитивной героикой, бетховенской решительностью. Артист был очень точен в передаче резких контрастов forte и piano, которые выписаны в нотах. Нежной певучести, сентиментальности побочной противопоставлялась фанфарность главной темы. Стремительный бег, выраженный в частом появлении шестнадцатых нот, различных видах арпеджио, был передан Маслеевым очень тонко. То же можно сказать и про каденцию, исполненную с потрясающей филигранностью, где он не упустил из виду ни одной ноты.

Выразительно, с нужным настроением и прописанной динамикой прозвучала Вторая часть сонаты, хотя в ней Маслеев потерял четыре такта (т.22-25). Первая тема, с ее пасторальностью, спокойствием, прекрасно сопоставлялась у него с минорной, насыщенной траурными интонациями второй темой. Несмотря на светлый, мажорный финал, неоднократно возникали диссонантно преображенные и усиленные пунктирным ритмом интонации главной партии — на fortissimo. Они представали своего рода силами Рока, которые останавливают человека на его жизненном пути, заставляя его поникнуть духом.

А в легком, жизнерадостном, шутливом Скерцо Маслеев демонстрировал свою отличную, но уже не крупную, как в крайних частях, а мелкую технику, которая на сей раз оказалась более чем к месту.

 

 

Фото с сайта dmitry-masleev.com