Самая длинная опера Стравинского в третий раз звучит в России – в копродукции Нидерландской национальной оперы, фестиваля в Экс-ан-Провансе и МАМТа им. Станиславского и Немировича-Данченко. Получился спектакль, сочетающий вечное и суетное, порой граничащий с эклектикой – но предельно стильный.

 

Энн – Мария Макеева, Том- Богдан Волков ©Сергей Родионов

«Может ли композитор заново использовать прошлое – и при этом двигаться вперед?». На этот вопрос Стравинский отвечает в «Похождениях повесы» однозначно утвердительно, сплавляя в собственном узнаваемом стиле классический сюжет, номерную структуру оперы XVIII века и многочисленные цитаты. Свое единственное полномасштабное оперное сочинение композитор создает почти в 70 лет, после второго в жизни долгого творческого кризиса (после первого появилась «Весна священная). Это уже во многом «время собирать камни», а не разбрасывать их, поэтому, как заметил драматург Джерард Макбёрни, «в «Повесе» Стравинский собирает воедино весь музыкальный универсум».

Том — Богдан Волков ©Сергей Родионов

Транслировать этот универсум для московского зрителя взялась интернациональная команда во главе с братьями Саймоном и Джерардом Макбёрни – режиссером и драматургом (таким образом, оперный замысел, начавшийся с гравюр англичанина Уильяма Хогарта и воплотившийся в либретто Уистена Хью Одена и Честера Коллмена, продолжился в отчасти английской постановке). Режиссер Саймон Макбёрни отмечает, что «аккумулируя отсылки к шедеврам прошлого, эта опера становится суммарным образом нынешнего мира» – и действительно, спектакль повествует о вечном, но выглядит ультрасовременно.

Матушка Гусыня – Оксана Корниевская, Том — Богдан Волков, Ник Шэдоу – Дмитрий Зуев ©Сергей Родионов

Основной замысел режиссера и художников (Майкл Левин, Кристина Каннингем и Уилл Дюк) – иллюстрация идеи чистоты в сценическом оформлении, целиком выполненном в белой бумаге. По ходу спектакля этот белый лист заполняется видеопроекциями, но довольно скоро начинает разрушаться: с момента появления Ника Шэдоу, своеобразного Мефистофеля, бумага все больше рвется – мир дает трещину. К финалу спектакля, где главный герой Том Рэйкуэлл окажется в сумасшедшем доме, от идеального белого листа не останется ничего – бумага будет в комьях грязи и рваных дырах = ранах.

Энн – Мария Макеева, Баба-Турок – Эндрю Уоттс ©Сергей Родионов

К отработанной уже в Голландии и Франции визуальной части добавилась новая музыкальная составляющая – почти целиком силами МАМТа. Возглавил постановку один из самых молодых дирижеров мира – 25-летний Тимур Зангиев, – потрясающе собрав воедино всю концепцию спектакля. Под его руководством и предельно отточенный оркестр (с клавесином в речитативах secco, как и положено в такой оперной модели), и насыщенный хор звучали отлично.

Солисты все, как один, порадовали проникновением в образы – в какой-то момент даже возникла мысль о том, что этот спектакль хорошо смотрелся бы и в качестве драматического, а не оперного. Особенно хочется выделить Шэдоу (Дмитрий Зуев) и Энн Трулав (Мария Макеева) – трудно поверить, что эти персонажи с говорящими фамилиями (shadow – тень и true love – истинная любовь) изначально считались «вставными», ведь на гравюрах Хогарта их не было, а создали их либреттисты. Зуев «сочинил» настоящего современного Дьявола, способного продать что угодно и кого угодно, получив для себя максимум выгоды; в конце, совершая сделку с Рэйкуэллом, он практически цитирует идею с картами из «Пиковой дамы». Макеева же создает свой образ на протяжении всего спектакля – изначально находясь в образе «голубой героини», позже она трансформируется в самоотверженную и готовую на все ради любимого женщину, только в сумасшедшем доме способную его покинуть (там звучит прекрасная колыбельная Энн, отсылающая к Волхове из «Садко» Римского-Корсакова).

Том — Богдан Волков , Энн – Мария Макеева ©Сергей Родионов

Макеева же оказалась, пожалуй, лучшим голосом спектакля – свежее звонкое сопрано, которому подвластны, кажется, любые трудности. Отлично звучал и дуэт с Томом (Богдан Волков), который ожидаемо держал на себе всю постановку, сочетая при этом отменную актерскую игру и сложнейшую вокальную партию. Наконец, эпатажная бородатая Баба-Турок, исполненная замечательным контратенором Эндрю Уоттсом (кстати, еще не так давно эта партия предназначалась меццо-сопрано), вначале шокировала публику, а после внезапно «очеловечилась», появившись с маленькой дочкой на руках – прекрасная находка режиссера.

Том — Богдан Волков , Матушка Гусыня – Оксана Корниевская ©Сергей Родионов

Спектакль удался, как хорошо подогнанный костюм: и по бокам, в сценографии, и снизу – в оркестровой яме, – и, собственно, на переднем плане все детали получились максимально стильными и уместными. Многочисленные отсылки и к «Фаусту», и к «Дон Жуану», и даже к «Мастеру и Маргарите» не затмили, к счастью, замысла Стравинского и не помешали создать целое. Композитор писал, что «Повесу» будет легко исполнять в музыкальном смысле, но сложно реализовать сценически, – в постановке МАМТа эти два плана получились одинаково удачными, несмотря на очевидные сложности в воплощении многочисленных идей постановщиков. «Я не беспокоюсь о будущем моей оперы, я прошу для нее лишь суда сегодняшнего дня»: суд современности «Похождения повесы» выдержали с честью.

 

Все права защищены. Копирование запрещено.