«Балет Москва» отметил свое 30-летие мировой премьерой спектакля «Танцпол», созданного хореографом бельгийского происхождения Йеруном Вербрюггеном и шведским композитором Стефаном Левином.

 

На поднятых руках — Александра Киршина

В Балете Монте-Карло у его руководителя Жан-Кристофа Майо было два сокровища, воплощавших его хореомечты, – актриса психологического балетного театра Бернис Коппитерс и анфан террибль компании перпетууммобильный живчик Йерун Вербрюгген. Первая завершила танцевальную карьеру, а второй, алчущий творений, целиком посвятил себя сочинительству хореографии, уйдя в свободные художники. Его работы всегда заинтересовывают: они интригующие, порой провокационные. Никогда не скучные. Всегда оригинальны. И востребованы.

Директор компании «Балет Москва» Елена Тупысева сумела завлечь Вербрюггена в Москву на создание новой постановки «Танцпол».                                                                   Объединив два коллектива «Балета Москва» (танцовщиков труппы балета и труппы современного танца), хореограф смог использовать в своем спектакле разные техники танца и дал свободу своей фантазии для их слияния. «Танцпол» вылился в явную художественную удачу Вербрюггена и труппы «Балет Москва», став украшением ее репертуарной афиши.

Илья Карпель — Распорядитель

Автора вдохновили американские танцевальные марафоны двадцатых-тридцатых годов прошлого столетия, времен Великой депрессии. Любители и профессионалы в надежде заработать какие-то средства к существованию танцевали до измождения, порой обессиленные падали замертво. Об этом повествует выдающийся фильм-драма Сидни Поллака (по одноименному роману Хораса Маккоя) «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?»   Но Вербрюгген лишь оттолкнулся от сюжета киноленты, и в своем сочинении  хореограф поэтично исследует человека в танце и танец в человеке. Танец – емкое и непостижимое явление: танцуют от необходимости выжить, но и от страстного желания посвятить танцу жизнь. «Танцпол» – полифоничное эссе автора. Танец раскрывает свою двойственность: он созидает и разрушает, исцеляет как поддерживающее жизнь лекарство и убивает, это противоядие от депрессии, реально доступная вселенная энергии, но и засасывающий омут. Танец-жизнь и танец-убийца.

Спектакль Вербрюггена нельзя назвать ни нарративным, ни абстрактным. Это энергетически насыщенный балет истории ситуаций.  Каждый смертен. Но послание хореографа: каждый – танцовщик, и каждый уникален, мы все танцуем, мы не одиноки, мы все вместе. И даже если танец и не предвкушение земных любви и счастья, то, по Вербрюггену, это метафора пути, ведущего к блистательному миру по ту сторону жизни.  На танцполе с первых тактов динамичной звуковой партитуры аса электронной музыки и знатока акустических инструментов Стефана Левина, представителя так называемого «нордического нуара», кипит ролевая игра как танец на выживание, за ходом которой следит марафонных дел мастер, или мелкий бес в шортах (Илья Карпель). В макабрическом плясе появляются жертвы, замертво падающие точно в границах контура человеческого тела, прочерченного на середине танцпола. И они, попадая в смертельный проем, где продолжается свой бал, обретают танцевальное дыхание иного порядка. Танец не разделяет на мужское-женское. Человеческое тело – вот инструмент для его воплощения.

Сцену по нарастающей накрывает волной очередных пластических страстей, а зрители, как на скачках, начинают мысленно делать ставки – кто следующий из пронумерованных участников сойдет с дистанции? Инфернальный бал вальсирующих пар (мужчины в костюмах при галстуке, женщины в длинных платьях) превращает камерный танцпол в исполинскую арену «гладиаторских» боев, хорошо отрепетированного танцевального хаоса, молниеносно тасующего фигуры, словно в компьютерной игре.  Фактически для каждого участника неоднородной по танцевальным возможностям труппы хореограф сочинил индивидуальный текст, выгодно подчеркивающий достоинства исполнителя.  «Москвичи» азартно вгрызаются в непростую и технически неординарную вербрюггеновскую стилистику, преодолевая иго штампов и стремясь приблизиться к художественным задачам автора и услышать его сангвинический и тонкий иронический замысел.

Вербрюгген сочинил современный и демократичный (на любой вкус) опус. Лексический контент мастерски выстроенного спектакля оригинально сочетает классические па и техники современного танца. Пуантные пробежки сменяются акробатическими поддержками ультра-си, приемами бальных и клубных танцев. Тут и высокие каблуки, и ролики, и босоногие стопы.  А вот и подобно бурлаку чернорабочий танца с бечевой в зубах тянет малый танцпол-ринг, на котором извиваются чувственные   солистки.

Свою обычную свободу в проявлении неуемной фантазии в эротическом аспекте Вербрюгген на сей раз ограничил, поосторожничал и корректно подсушил. Но и артисты зажаты в том малом, что есть в спектакле двусмысленного. Лизнуть микрофон для танцовщика – невзятая высота.

Фильм Поллака заканчивается фразой, которую произносит персонаж по имени Рокки на фоне оставшихся танцующих пар: «Эти ребята ещё ведут борьбу, ещё надеются на победу, в то время как часы судьбы отсчитывают их срок. Марафон продолжается и будет продолжаться дальше». Так и, по мысли хореографа, короткий трек человеческой жизни всего лишь затакт в вечном движении танца.

Фото Натальи Думко и Кирилла Михирева

 

 

Все права защищены. Копирование запрещено.