В Концертном зале имени П. Чайковского Борис Березовский и Варвара Мягкова дали концерт из сочинений Равеля, Дебюсси и Прокофьева.

 

Программа началась со Второй сонаты русского композитора. Это удивительно, но гений мягкого прикосновения Березовский и нашего Сергея Сергеевича исполнил явно с французским акцентом, выдав ему в поводыри вместо привычной ироничной колкости и жестковатого юмора, с которыми интерпретируют эту сонату, исключительную нежность и изысканность. Прокофьев действительно превратился в настоящего романтика: в игре Березовского деликатно отобразились страдания «лишнего человека», разрывающегося между реальностью и миром грез.

В первой части все было исполнено очень тонко и ровно, без открытой резкости. С особенным трепетом прозвучала побочная тема с ее постоянными ходами по хроматизмам и никнущей ламентозностью. Сдержанно, без излишней карикатурности и типичного для композитора гротеска выглядело и Скерцо, вторая часть Сонаты. Третья, Andante, стала  воплощением интимности, мучительного погружения героя в думы и размышления: она была наполнена меланхоличностью и как бы окутывала, затуманивала пространство зала Чайковского дымкой. В Финале Березовский не подчеркивал токкатность и стремительный триольный бег — то есть чисто технические моменты, а обратил внимание именно на образно-смысловую часть. В главной партии перед глазами слушателей словно проносился ворох загадочных теней в полумраке, а когда возникала побочная тема из первой части Сонаты, снова оживали хрупкие человеческие эмоции, надломленность. И не было в этой музыке никакой жизнерадостности, беспечности, которые видят в ней некоторые музыковеды: у Березовского вся соната предстала тонким, интимным высказыванием о самых сокровенных переживаниях.

«Ночной Гаспар» Равеля продолжил романтическую линию, заданную пианистом во Второй сонате Прокофьева.

Борис Березовский и здесь пленял своим фирменным мягким туше, технической оснащенностью, которая, однако, для него никогда не является целью, и той выразительностью интонации каждой музыкальной фразы, ради которой, собственно, и ходят на концерты мастера меломаны и его фанаты.

Блики воды в «Ундине», отрешенность и застывшая пейзажность «Виселицы», безудержная страсть и ни капли чего-то устрашающего в «Скарбо» — все это у Березовского воспринималось цельно с точки зрения смысла и концепции.

Когда эстафету у мастера перехватила Варвара Мягкова, аура вечера сразу изменилась — так же, как и звук инструмента.

«Бергамасскую сюиту» Дебюсси пианистка исполнила весьма нестабильно: здесь было к чему придраться.

Прежде всего почти во всех пьесах неприятно удивило излишнее акцентирование звуков, находящихся на слабой доле: из-за этого мелодическая линия порой просто разрывалась и теряла единство. В «Прелюдии», «Менуэте», «Паспье» было многовато неожиданных сфорцандо и форте, излишней темповой свободы. Не хватало французского изящества, которым так радовал Березовский. В знаменитом «Лунном свете» недоставало зыбкости, большей прозрачности музыкальной ткани и ровности интонирования, из-за чего пьеса потеряла долю обаяния и утонченности. Пианистка попыталась добавить излишней философичности, некоторой надрывной эмоциональности, которых в этой музыке нет и быть не может: пьесы Дебюсси — жанровые, и здесь важно подчеркнуть именно стилевую природу того или иного номера, а не предаваться играм воображения и придумывать несуществующую реальность.

Зато более чем удачно прозвучали пять этюдов из цикла «Двенадцать этюдов» Дебюсси. Они весьма редки в репертуаре российских музыкантов, поэтому их исполнение ожидалось с большим любопытством. Вот тут Мягкова не разочаровала: в ее интерпретации не думалось о технической сложности пьес, что уже можно воспринимать как подвиг, ведь эти этюды считаются одной из вершин исполнительского мастерства. Усложненная техника звукописи удалась Мягковой сполна. Так же, как и сложнейшее образное содержание, которое в каждом номере нужно щипцами вытаскивать на поверхность. Оно в этюдах переменчиво, нестабильно — это музыка «моментов», которые нужно ловить и идти дальше, ожидая, какую краску, эмоцию подкинет сейчас Дебюсси. Желание копнуть вглубь и придать исполнению загадочность, мистичность, не сработавшие у Мягковой в «Бергамасской сюите», здесь были как нельзя к месту. Пианистка погрузила всех слушателей зала Чайковского в транс, из которого не хотелось выходить даже при финальных звуках Одиннадцатого этюда.

Но Борис Березовский и Варвара Мягкова еще выступили дуэтом — причем аж два раза, сыграв «Мою Матушку-Гусыню» Равеля и «Маленькую сюиту» Дебюсси. Как известно, противоположности притягиваются: в данном случае эта поговорка сработала. Нервозность, повышенная эмоциональность Мягковой как бы успокаивалась мягкостью, интеллигентностью Бориса Вадимовича: их дуэт весьма гармоничен, а ансамблевой, партнерской культуры обоим не занимать. Камерная сказочность «Матушки-Гусыни» уравновешивалась романтической мягкостью «Маленькой сюиты».

Воздушная баркарола «В лодке», шутливо-игрушечный «Кортеж», призрачный «Менуэт», фривольно-комичный «Балет» в цикле Дебюсси в исполнении Березовского и Мягковой стали замечательным романтическим завершением программы, заострив внимание на тех качествах, которые мы больше всего ценим во французской музыке — тонкость и изящество красок, удивительную гармоничность и стиль, который всегда в моде.

 

Фото предоставлены пресс-службой Московской филармонии