В следующем году мир будет отмечать 120 лет со дня рождения Дмитрия Шостаковича. В честь этого Новая Опера проводит цикл симфонических программ DSCH+ (монограмма автора), в рамках которого с декабря 2025-го по апрель 2026 года в театре будет звучать музыка композитора, его предшественников и современников. Четыре концерта охватят разные произведения мэтра, демонстрируя эволюцию его стиля.
5 декабря состоялся первый вечер серии, в него вошли ранние сочинения Дмитрия Дмитриевича, а также творения Николая Римского-Корсакова и Александра Глазунова. Программу подготовили дирижеры Даниил Коган, Любовь Носова и пианист Александр Гиндин.
Шостаковичу не довелось быть знакомым с Римским-Корсаковым, но последний приходился Мите музыкальным дедушкой: педагог юного гения в Петроградской консерватории, Максимилиан Штейнберг, был учеником Николая Андреевича.
Александр Глазунов возглавлял консерваторию в тот период, когда там обучался Митя, и сразу разглядел в очкарике мегаталант, затем всячески опекал юного гения. Так что включение именно этих имен в концерт неслучайно.
Сюита музыкальных картин из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова, обработку которых по указанию автора осуществил как раз Штейнберг, удачно открыла вечер.

Ею дирижировала Любовь Носова, недавно вошедшая в коллектив Новой Оперы. Чувствовалась тщательная отделка каждой детали, отлично выстроенная форма произведения. И несмотря на несколько замедленные темпы, трактовка впечатлила. Оркестр театра явил себя во всем симфоническом блеске: выразительно исполненные соло флейты (Сергей Гречаников), гобоя (Антон Бальцевич), скрипки (Роман Викулов) чутко воспроизводили поэтичные образы музыки Римского-Корсакова.
В первой части «Похвала Пустыне» струнные ярко изображали шелест ветра, деревянные духовые — перекличку птиц и кукование кукушки. В «Свадебном поезде» царило волшебное звучание челесты и колокольчиков, а в «Сечи при Керженце» — тревожные фанфары меди и ритм стремительной скачки. Мистериально выглядел финал «Хождение в невидимый град», где композитор живописует сказочный лес с фантастическими цветами, вещими птицами Алконост и Сирин, а далее переход Февронии в иной мир — райские кущи Китежа. Здесь героиня и все жители растворяются в мистически-торжественном колокольном звоне. Оркестру Новой Оперы прекрасно удалось передать изысканную, модерновую стилистику финала и более традиционно-кучкистскую эстетику языка трех остальных частей. Исполнение получилось прочувствованным и одновременно сконцентрированным на деталях, которых у Римского-Корсакова, мастера инструментовки, всегда много.

А вот интерпретация Первого фортепианного концерта Александра Глазунова не задалась. И проблема здесь заключалась в солисте, хотя и оркестр театра был явно не на высоте. Александр Гиндин играл очень грубо и провел все произведение буквально на одном нюансе — mezzo-forte, а ведь в глазуновской партитуре масса различных тонкостей и подробных указаний. Мало того, что у Гиндина отсутствовала какая-либо выразительность, так и технически пианист звучал крупно и тяжело, в том числе в бисерных пассажах.
Не было взаимопонимания у Гиндина и с оркестром. Любовь Носова все время пыталась «поймать» солиста, но тот постоянно ускорял темп, музыканты за ним не поспевали, из-за чего концерт Глазунова распался на отдельные фрагменты. В этом сочинении столько романтической приподнятости, тонкости чувств, листовской изысканности, что оно достойно более качественного прочтения. Но, видимо, не в этот раз.
Второе отделение было целиком посвящено Шостаковичу. Здесь за пульт встал Даниил Коган, больше известный как скрипач. Сейчас он только начинает свою дирижерскую карьеру (например, не так давно выступил с Musica Viva), параллельно учась в Московской консерватории на третьем курсе у Анатолия Левина. Капельмейстерский дебют Когана в Новой Опере однозначно удался: он показал себя вдумчивым музыкантом.
Начали со Скерцо соч.1 — первого «официального» произведения композитора.
Хотя эту музыку написал тринадцатилетний мальчишка, уже здесь, за шесть лет до создания Первой симфонии, слышен авторский стиль Дмитрия Дмитриевича: игрушечный марш флейт и струнных живописует мир кукол (пока что легкий прообраз идеи о людях как марионетках в последующих сочинениях), но разрастается в грандиозное шествие. А в середине — напевная русская тема в кучкистском духе. Оркестр Новой Оперы под управлением Даниила Когана преподнес Скерцо с изрядной долей юмора и характерным для Шостаковича чувством иронии.

В совсем иную сферу перенесла Первая симфония, которая у Когана воплощала образ беспощадной силы, истребляющей все живое на своем пути.
Первая часть была пронизана настороженностью и зловещей тишиной перед катастрофой. Мрачноватый марш с угловатой темой кларнета (Андрей Сухарев) сменялся легким, звенящим звучанием флейты (Сергей Гречаников) в ритме воздушно-трепетного вальса, который воспринимался как музыка не от мира сего. Катастрофа появлялась в устрашающем Скерцо, будто написанным кровью. Солирующий кларнет рисовал жуткую пляску Смерти под аккомпанемент струнных и пугающие пассажи ветра у рояля (Александра Самбир). Внезапно все замолкало и возникал однотонный, печальный напев двух флейт (Сергей Гречаников и Дарья Морозова), в котором слышна боль и тоска русского человека, застрявшего на распутье времен. Далее — марш, словно машина смерти, после которого пауза и три ля-минорных аккорда рояля, изображающих последние удары человеческого сердца. Некоторым островком отдохновения предстала третья, медленная, часть, в которой, однако, тоже присутствовало скрытое внутреннее напряжение. Здесь на фоне мерного колыхания струнных звучало протяжное соло гобоя (Антон Бальцевич) — как образ ускользающей, хрупкой красоты. Потом эту тему перенимала скрипка (Роман Викулов), у которой она становилась еще более изломанной и призрачной. Параллельно в аккомпанемент струнных вплеталась фигура фанфар, которая вырастет в полный рост в финале, как символ Рока. Четвертая часть — полотно вселенских страданий и трагедии: лавиноподобное тутти живописало саму Смерть, от которой никому не укрыться. От этой страшной картины отвлекали проникновенное, успокаивающее соло скрипки (Роман Викулов), трансцендентное звучание флейты (Сергей Гречаников) и челесты (Александра Самбир). Накопившееся к концу финала напряжение завершалось диким туттийным ударом. Пауза. Литавры (Виктор Сыч) интонировали фигуру фанфар, после которой, казалось, печально отпевала павших солирующая виолончель (Татьяна Сарасек). И наконец мрак рассеивался — и живым светом лилась восторженная тема у струнных. Но за ней следовал бравурный, помпезный марш, который нельзя трактовать однобоко позитивно (что делают многие музыковеды) или негативно. Он воспринимался как вопрос, которым задавался Дмитрий Дмитриевич: есть ли жизнь после смерти? Этот же вопрос повис в прочтении Даниила Когана: он представил пронзительную, беспощадную по своему эмоциональному накалу и животрепещущую трактовку Первой симфонии.
Следующие программы цикла пройдут 27 февраля, 26 марта и 23 апреля. Будут исполнены Первый фортепианный концерт, музыка к спектаклю «Гамлет», опера «Игроки» (в концертном исполнении), Четырнадцатая симфония Шостаковича, Первая симфония Гавриила Попова, «Лулу-сюита» Альбана Берга, морские интерлюдии из оперы «Питер Граймс», Концерт для скрипки и альта с оркестром Бенджамина Бриттена.
Фото — Светланы Волковой

Пока нет комментариев