В 2018 году читка пьесы  Павла Пряжко «Сосед» в постановке Леры Сурковой была представлена на фестивале молодой драматургии «Любимовка».  В 2019 году на Малой сцене Театра на Таганке вышел спектакль на двух актеров.
Все  начинается  очень лирично: на  высокую стену (она же будет забором, стеной дачи,  сараем и многим другим)  проецируются колышущиеся тени, летящие птицы, и по залу разливается некое элегически-осеннее настроение с привкусом легкой печали и ностальгии.  А затем зажигается яркий свет, и на узком пространстве сцены разыгрывается, на первый взгляд, очень простая история.

Два соседа – молодой и пожилой, общий забор дачных участков. И безостановочный поток слов старшего,  в котором сплелось все: воспоминания, раздражение, сожаления, ругань, любовь к жене и ненависть к дачному участку.  Второй – интеллигентный скоромный парень – почти все время молчит, не  силах вставить больше трех-четырех предложений. Он и рад бы уйти, да вежливость не позволяет, вроде бы надо дослушать. А старший все никак не уймется, и все говорит-говорит-говорит.  И только в самом конце молодому дачнику удастся, наконец, прорваться в этом потоке слов и выкрикнуть отчаянную просьбу – сделать музыку, которую слушает супруга соседа, потише, а то уже невозможно. Зал радостно смеется на многие пассажи, реалии дачной жизни универсальны, и, до поры до времени, космос человеческой жизни не виден за дощатым сараем, инструментами, ведром картошки и жалобами на жену, жару и цены.

Режиссер аккуратно выстраивает двухуровневую композицию. Первый этаж – предельно земной, внятный и, на самом деле, очень важный.   История сближения двух людей, перехода из веселья в печаль из печали в радостный смех, от мелочей к главному  и обратно сделана без лишних  наворотов – сцена практически пуста,   сценография Ольги Никитиной  предельно лаконична. От слов не отвлекает практически ничего.   И потому основная нагрузка ложится на актеров.   Александр Резалин   – пожилой,  нервный, задерганный  горе-дачник,   до смерти рад свежему слушателю и вываливает на бедного парня тонны совершенно лишней информации. Его молодой сосед по имени Паша – Семен Шкаликов  – мнется, жмется, испытывает всю гамму чувств – от сочувствия до раздражения, и оба тонут в потоке  так и невысказанного.  Резалин рисует своего героя резкими, яркими  мазками, немного гротескно. Шкаликов  сдержаннее, этакий не очень внятный интеллигентный любитель природы. Своему не в меру  говорливому  партнеру он нужен для другого – Паша выводит простую историю на следующий уровень.  В пространство почти надчеловеческое.   Рассказ о жалости к людям начинает превращаться в  притчу о тотальном одиночестве каждого из нас.  Как бы кто ни старался выговориться,  каким бы идеальным слушателем не был другой – никто не может высказаться сам и понять другого по-настоящему.   И тут самое время вновь вспомнить, что, периодически, в спектакле, все по той же стене, шли все те же проекции, что и в начале, вновь куда-то улетали птицы, и вспоминалась осень. Огромный, немного таинственный, но, в общем-то, безразличный к человеку мир. Слова, пущенные на ветер, в нем  теряются, а  значимых дел ни один из героев предъявить не может – все, что они совершили, не выходит за рамки скучной обыденности – а потому, их не слышит никто, даже они сами.

Пьеса Пряжко начинает звучать интонациями  «Постороннего» Альбера Камю с его ласковым равнодушием  мира к человеку.    Сближение легкое, почти пунктирное, секундное и режиссер  снимает и сминает нарастающий пафос – в самом финале на сцену в клубах дыма вывезут огромную позолоченную арфу,  прелестная арфистка в вызывающе пошлом  чуть ли не спортивном костюме начнет наигрывать  дивную музыку.   Нарочитая нелепость такого финала  –  сознательный расчет  и жестковатая ирония режиссера.  Лера  Суркова опрокидывает конструкцию обратно в человеческое,  земное пространство.  Арфистка и дымы – прием избито-театральный отрезвляет, развеивает морок сложных аллюзий. История, действительно, окажется о недотепах, человеческой нелепости и трогательности, об одиночестве, о том, что иногда нам всем нужно просто выговориться, и неважно, есть ли при этом слушатель.  Просто для того, чтобы услышать свой собственный голос – как доказательство, что мы,  вообще говоря, есть.  На самом деле, важнее всего просто понимать, что ты существуешь. И даже если твоя соседка невыносимо громко слушает музыку у себя на участке,  а ее муж тебе битых два часа рассказывает по кругу свою жизнь – это  тоже может быть доказательством того, что ты жив. И сосед тоже и соседка. А в масштабах целого мира это уже очень много. Хотя, конечно, черт бы их всех побрал, соседей этих.

 

Фото предоставлено пресс-службой театра

 

Все права защищены. Копирование запрещено.