Если б даже не знать, что Борис Эйфман из всех нынешних отечественных хореографов искуснейший в повествовании сюжета, то его новая премьера балета «Преступление и наказание» неоспоримое тому свидетельство

 

Ни в ком из ныне подвизающихся на балетных подмостках художниках, не найти такого впечатляющего слияния личности персонажа с плещущей через край пластической и режиссерской фантазией, сочетаемой с убедительно развивающейся «историей».

Сцена из балета. Родион Раскольников-В. Афоничкин

Много десятилетий творческую мысль Эйфмана не отпускают образы великого русского писателя. Сегодня к сценическим воплощениям романов «Идиот» и «Брать Карамазовы» добавилось «Преступление и наказание». Литературное произведение Достоевского с его жгучим описанием человеческих страданий, Эйфман переводит на язык танца с неменьшей эмоциональной силой. Однако в вступительном слове, размещенном в программке. балетмейстер пишет: «В нашем спектакле мы не пересказываем сюжет книжного первоисточника, но интерпретируем в танце эмоциональный и идейный мир ключевых персонажей Достоевского. Каждый из них – микрокосм, переполненный запредельных страстей и сталкивающийся с неразрешимыми метафизическими противоречиями». Как Достоевский на бумаге, так и Эйфман своем спектакле средствами хореографии пригвоздил к позорному столбу саму антигуманную идею «Родиона Раскольникова, чье обостренное нравственное чувство и чуткость к чужой боли провоцируют появление теории о праве великих людей «перешагнуть через кровь» ради всеобщего блага».

Двухактный спектакль идет под фонограмму, записанную Губернаторским симфоническим оркестром Санкт-Петербурга под управлением Антона Лубченко. Излюбленный подход балетмейстера – компоновка музыкального материала, в данном случае — Густава Малера, Бориса Тищенко и митрополита Илариона (Алфеева). Получилась цельная, вполне отвечающая балетмейстерским задачам партитура, в которой гармоничные мелодии скрипки, мажорные вальсовые ритмы тревожно переключаются громовыми раскатами медных духовых. Звуковую палитру дополняют колокола, свисток невидимого жандарма, шум дождя, соловьиные трели… Но и сам танец балетмейстер посчитал необходимым пронзить шокирующе-истошными воплями артистов в образах Родиона Раскольникова или Старухи-процентщицы, к примеру.

Раскольников — В. Афоничкин, Порфирий Петрович — Д. Фишер

Конструкцию лишенной цветовой яркости, безжизненно-холодной декорации – традиционно для театра Бориса Эйфмана – придумал Зиновий Марголин. По-видимому, в создании на арьере своеобразного лабиринта, из которого трудно отыскать выход, декоратор исходил от лестничных пролетов петербургских домов и знаменитых дворов-колодцев. Взгляд сверху теряется в бездонной пропасти, которая может служить метафорой нравственного падения человека. Действие разворачивается на разных «архитектурных» уровнях. Визуально картинку разнообразят стена дома с пустыми глазницами окон, опускающиеся из-под колосников лампы «присутственного места». Лапидарность оформления позволяет легко менять мизансцены деталями: качелями, на которых мирно раскачивается Дуня, убогой «греховной» кроватью Сони Мармеладовой, грубым столом пристава следственных дел Порфирия Петровича – ищейки, чующей запах преступника.

Сцена из балета

Продолжено также сотрудничество с художником по костюмам Ольгой Шаишмелашвили. Как и декорации, эсаизы довольно условны: узнаваем только черный фетровый «бикорн» Наполеона, синие же мундиры лишь намеком отсылают к униформе городовых. Обычно большое значение в спектакле Эйфмана имеет свет, и здесь снова великолепная разработка балетмейстера совместно с Глебом Фильштинским. Одинокий луч прожектора вычленяет нужную часть сцены, мощный световой поток уподоблен электрическому разряду божьего гнева, общее освещение усиливает атмосферу происходящего на подмостках.

Спектакль начинают гипнотические движения безликой серой массы, из которой пытается выделиться человек. Это Родион Раскольников — мятежный дух одержимый вопросом: «Тварь я дрожащая, или право имею?»

Разве имея в труппе танцовщиков-близнецов, Эйфман мог не воспользоваться этим и не придумать образ двойника главного героя, названного программкой Тень Раскольникова (Даниил Афоничкин)?! Этот прием позволил балетмейстеру посредством сцены зримо передать психологические терзания Родиона – его муку нравственного выбора в трагических жизненных обстоятельствах. Движимый благими намерениями, которыми, как известно, «вымощена дорога в ад», Раскольнков совершает убийство, отягощающее его совесть. Двойник – alter ego героя — то, как змей-искуситель обвивает тело Родиона, то как короной венчает его голову двууголкой Наполеона, провоцируя перевес в бешеном споре между отвлеченной идеей и конкретным антигуманным деянием.

Хореограф развивает драму с помощью Сони Мармеладовой, Дуни, Свидригайлова и Порфирия Петровича – двух антагонистов Раскольникова. Если в романе Порфирий Петрович не лишен положительных характеристик, а свою роль видит в спасении души Раскольникова, то Эйфман (и вслед за ним великолепный артист Дмитрий Фишер) скорее склоняется к образу «абсолютного злодея, садиста и истязателя человеческой души». Как кот, он играет со своей жертвой и уже не выпустит из когтистых лап.

Главная тема произведения — борьба в людских душах высокого и низкого, нарушение морального закона и неминуемая расплата с последующим мучительным процессом духовного возрождения. Эта борьба передается балетмейстером невероятной эмоциональной напряженностью пластики. Сразу понятно, какими чувствами герои обуреваемы. Друг за другом следуют два трио с участием Раскольникова: первое безмятежное, по-детски игривое с сестрой Дуней и Матерью, второе с ними же — «грозовое». Душераздирающие, содержательно осмысленные монологи, дуэты – лиричные и конфликтные, массовые эпизоды… Примечательно, Эйфман избегает нарочитости бытовых жестов: оголенное плечико Сони, стыдливо прикрываемое Раскольнковым, крестное знамение, указующий палец Порфирия Петровича, обличающий Родиона, ладонь Раскольникова, прижатая следователем к столу, как принуждение к признанию – все эти нюансы вплетаются в танец мимолетно, но драматургически показательно.

Раскольников — В. Афоничкин, Порфирий Петрович — Д. Фишер

Постановщик разрывает время, возвращая зрителей в комнату Старухи-процентщицы после отвлеченных эпизодов. Следование роману довольно точное — не упущено даже то, что Раскольников оставляет часть денег, когда в смятении исчезает из комнаты словно испуганная мышь в щели у самого плинтуса. Да, режиссер Эйфман такой же неистощимый, как и хореограф. Хотя балет – не дайджест первоисточника он представляет собой последовательные картины, динамично выстраивающиеся в цельное масштабное повествование.

Балетмейстер прибегает к излюбленным приемам использования декораций и реквизита. Снова в действие включается кровать, трансформация превращает ее в клетку. Но Эйфман не повторяет себя в виде самоцитат. Предметы позволяют ему расширять композиционные возможности тела и фигурных построений. Одним из примеров служит рама узковатого дверного проема, обрамившего Соню и Родиона в их сложных физических переплетениях.

Соня — Л. Андреева, Раскольников — В. Афоничкин

Передать человеческие страдания Эйфману помогают замечательные артисты. Одного прилежания и техники здесь недостаточно. Налицо исключительная способность исполнителей воплощать сложнейшие замыслы мэтра, абсолютное доверие и любовь к непостижимому творцу. Потрясающий образ создала Юлия Шункова. Ее Старуха-процентщица не копирует известных балетных старух – Карабос «Спящей красавицы», или Мэдж «Сильфиды». Совершенно другая угловатая манера движений, алчный взгляд исподлобья, куда более страшные в портретной характеристике омерзительной нелюди. Образ Свидригайлова в исполнении Сергея Волобуева врезается в память. Перекресток дорог плоти и духа оказался для этого сладострастного, пресыщенного и опустошенного человека ловушкой.

Дуня — М. Абашова, Свидригайлов — С. Волобуев

Безупречный дуэт танцовщика с Дуней-Марией Абашовой и другими женщинами отражает взрывчатую силу животного темперамента героя с характерным дисбалансом низменных порывов, эгоистической черствости и совестливых устремлений. В партии Сони Мармеладовой Любовь Андреева поражает умением осветить все области души своей героини. В ней есть все — чарующая женственность, детская беззащитность, чувственность и внутренняя сила. От ее танца веет дыханием бескрайнего моря — то ласково спокойного, то бурного, штормового. Как и все герои Достоевского, Родион Раскольников-Владимира Афоничкина носит в себе дьявольскую частицу. Она и подливает масла в огонь болезненных мыслей человека, измученного нищетой и ударами судьбы. Танцовщик проживает жизнь своего героя с предельным трагизмом внутреннего разлада, и с полной самоотдачей в танце. Спектакль заканчивается тихо и проникновенно. По заснеженной дороге понуро бредут каторжники. Среди них Раскольников – несостоявшийся Наполеон.

Итак, коллективный труд театра увенчался очередным успехом. Родившийся серьезный, волнующий спектакль, понятный даже тем, кто не читал романа Достоевского.

Соня — Л. Андреева, Раскольников — В. Афоничкин

 

 

 

Фото предоставлены пресс-службой театра

Автор фото – Евгений Матвеев