В Камерном зале Московского международного Дома музыки прошел сольный концерт известного пианиста, заслуженного работника культуры РФ Михаила Лидского

 

Прославившийся своим обширным репертуаром, артист представил публике сочинения Вольфганга Амадея Моцарта и Николая Метнера.

Выбор музыки таких разных авторов говорит о нестандартности пианиста — кажется, как возможно их вообще соединить в одной концертной программе? Но Лидский не боится экспериментировать и сочетать несочетаемое.

Судя по разговорам и реакции публики, в зале собрались не случайные люди с улицы, а истинные ценители академического искусства и поклонники творчества пианиста. Среди зрителей, кстати, была замечена Марина Анатольевна Дроздова, ученица Марии Юдиной, знаменитый педагог гнесинской школы.

Еще в преддверии начала выступления пианиста, чувствовалось, что этот вечер будет особенным. А когда в зале выключили свет и оставили лишь его луч на сцене, установилась истинно творческая и доверительная атмосферу между музыкантом и слушателями.

 

В первом отделении были представлены ми-бемоль мажорная (KV 282) и ля-мажорная (KV 331) сонаты Моцарта.

Признаться, такого исполнения моцартовских сочинений автору этих строк еще не приходилось слышать. Современные пианисты частенько перегружают интерпретации обилием деталей, стремлением воссоздать аутентичную стилистику, слишком педалируя галантность и рафинированность. Этого нет и в помине у Лидского — его Моцарт абсолютно прозрачен, ясен, даже лаконичен. Разумеется, все украшения, форшлаги, указанные в нотах, выигрывались и были исполнены с невероятным стилистическим чутьем, но абсолютно не чувствовалось желание пианиста приукрасить эту музыку, выделиться за ее счет. Моцарт Лидского не принадлежит к какому-либо направлению, не поддается рациональному определению — он существует вне пространства, как что-то абсолютно вечное и недосягаемое в своей гениальной простоте.

Темпы были весьма сдержанными, что позволило особенно оценить музыкальную фактуру, язык композитора, насладиться обилием вкусных деталей. Даже менуэты у Лидского лишаются манерной танцевальности и обретают многозначность — они могут восприниматься как Adagio между быстрыми частями или же лирическое интермеццо…

Камерность исполнения наиболее ярко, пожалуй, проявилась в 1 части ля-мажорной сонаты с ее вариациями — где, словно, демонстрируя разные грани совершенства музыкант показывал, как многообразно может быть классическое искусство.

Но больше всего впечатлила трактовка знаменитого «Турецкого марша» (третья часть) — напрочь лишенного привычной игрушечности, приподнятости, радости жизни. Не слишком быстрый темп, интересно артикулированная фразировка у Лидского впервые дарят этому номеру оттенок меланхолии, какой-то ностальгической печали, грусти по уходящей красоте… Никакой аффектации, никакой грубости и желания поразить публику — лишь легкость и воздушность пассажей, мягкость в ведении музыкальной линии, красота моцартовской выразительности.

 

Произведения Николая Метнера во втором отделении тоже получились отнюдь не банальными. Но тут совсем другой разговор.

Николай Карлович написал много фортепианных миниатюр под названием «сказки». Их он сочинял на протяжении 24 лет — композитором создано около сорока произведений с таким названием. Для Метнера они не всегда выражали что-то сугубо фантастическое — в них он фиксировал свои ощущения, переживания, эмоции, это очень личная музыка.

Данные творения не так уж просты для восприятия, как скажем, прелюдии или «Этюды-картины» Сергея Рахманинова. Они очень философичны, направлены на глубокое размышление. Композитор часто использует остро диссонирующие, альтерированные созвучия и не применяет яркие, запоминающиеся мелодии.

Своеобразный колорит этих сочинений Лидский прекрасно показал в своей интерпретации — в меру интеллектуальной, и в меру романтичной, достаточно сдержанной в плане темповых градаций, погружающей слушателя целиком и полностью в эту музыку.

Были представлены избранные «сказки» — радостная, искрящаяся соль-мажорная сказка из девятого опуса, грозное и атакующее жесткостью «Шествие рыцарей» (op.14). Целиком прозвучал op.42 — Три «сказки». «Русская», основанная на мрачной и затаенной теме, держит слушателя в напряжении, Сказка во фригийском ладу пленяет загадочными, мистическими образами — композитор тут словно изображает таинственный свет ночных болотных огней. Третья сказка соль-диез минор любопытна яркими сопоставлениями: первая тема, про которую композитор написал, что ее нужно исполнять певуче, как будто играет солирующая виолончель, сочетается с двумя другими — скерцозно-шутливой и порывисто-взволнованной. Все они чередуются между собой, проходят различные этапы развития.

В «сказках» Лидский показал себя как тонкий интерпретатор авторского текста, замечательный исполнитель русской позднеромантической музыки.

В заключении прозвучали Две элегии op.59 (1940, посвящены философу Ивану Ильину) — это последний опус, написанный композитором для фортепиано соло. Здесь снова те же личные переживания автора — только в удвоенном трагическом ощущении. В этих пьесах господствует атмосфера упадка— их скорбное, угнетающее, безнадежное настроение пианист уловил абсолютно гениально. Состояние долгих медлительных раздумий, чередующееся со вспышками страсти, гнева, Лидский запаковал в рамку философских, может быть даже мистических размышлений зрелого человека о жизни и смерти, любви и печали. Посыл пианиста как бы направлен во внутренний мир слушателя, в его подсознание. Не ощутить влияние на себе этой музыки было невозможно — настолько музыкант сам проникся ею.

На своем концерте Михаил Лидский доказал, что противоположности притягиваются и даже такие, казалось бы, полярные авторы, как Моцарт и Метнер, в чем-то тождественны друг другу. Пианист соединил их в одной программе и показал насколько неординарной и непривычной может быть музыка гениев, когда ее играет большой мастер.

 

Фото с сайта zaryadyehall.ru