Открыла сегодняшнее прослушивание Екатерина Савинкова (Россия).

Моцарт. Ария Констанцы из оп. «Похищение из Сераля».

Рахманинов. Ариозо Франчески из оп. «Франческа да Римини».

Чайковский. «Колыбельная».

Наконец мы услышали Моцарта на его родном немецком. Впрочем, лиха беда начало, «Похищение из сераля» еще прозвучит в этот день.

Екатерина, обладательница довольно сильного голоса, легко справилась с замысловатой моцартовской вязью, хотя некоторые места прозвучали как отдельное украшение в основному тексту. Впрочем, они так и задумывались.

Не представили для певицы проблемы и сложности ариозо Франчески. Впрочем, мне больше понравилась «Колыбельная», которая была спета совсем просто.

Следующей была ее тезка Екатерина Фенина (Россия).

Гендель. Ария Мелиссы из оп. «Амадис».

Чайковский. «Колыбельная».

Гуно. Вальс Джульетты из оп. «Ромео и Джульетта».

Генделевская Мелисса — ревнивая волшебница, страдающая от ухода возлюбленного. Чего-чего, а страдания в пении Екатерины было предостаточно. Даже стало жалко ее героиню, хотя по дальнейшему сюжету оперы она строит козни. Правда, в середине арии есть быстрая часть, намекающая на то, что не так она проста. Всё это прозвучало вполне органично и связано.

Несмотря на то, что настроение и интонация светлой «Колыбельной» — совершенно иные, она оказалась чем-то близка предыдущему номеру. Что ж, любовь есть любовь — и страдающая, страстная, и чистая любовь к ребенку.

А вот и баритон — Владислав Куприянов (Россия).

Гендель. Ария Ксеркса из оп. «Ксеркс».

Чайковский. «Подвиг».

Чайковский. Ария Роберта из оп. «Иоланта».

Ксеркса Владислав спел ровно, уверенно, я бы сказал, сдержанно. Не имея претензий к пению как таковому, я подумал: «А как это сочетается с пылким Робертом?»

Однако до Роберта был еще «Подвиг». Мы слышали этот романс не раз, и на этот раз в нем отыскалась новая грань: герой Владислава, конечно, готов смириться перед жизненными бурями, но это — то самое смирение, что паче гордости, он как бы говорит: «Вот какой я смиренный! Глядите и цените». Оказывается, романс Чайковского вполне допускает и такое толкование. Ну а от этого до «Кто может сравниться с Матильдой моей» уже рукой подать. Владислав легко спел эту арию, причем все всплески эмоций, которые заложены в ней и которые часто превращают ее в эффектный, почти эстрадный хит, действительно как бы вскипали внутри предыдущего текста и выплескивались очень естественно.

После небольшого перерыва показалось, что время ненадолго обратилось вспять — к тем годам, когда прослушивания на конкурсе Чайковского проводились отдельно по голосам. Роль такой машины времени сыграла жеребьевка, собравшая трех басов в одну группе.

Первым в тройке был Александрос Ставракакис (Греция).

Бах. Ария баса из «Крестьянской кантаты».

Верди. Ария Филиппа из оп. «Дон Карлос».

Чайковский. «Любовь мертвеца».

Такое движение по нисходящей (в смысле настроения): от баховского юмора к вердиевским трагическим страстям и далее — уже под землю. Однако диапазон этот оказался не так велик, как может показаться на первый взгляд: Александрос пел довольно сдержанно, не педалируя ни юмористические, ни инфернальные моменты, что не мешало ему достаточно выразительно играть актерски. Но в пении его не было таких страстей, которыми злоупотребляют порой певцы. А может, и жаль, что не было… Впрочем, пожалуй, для короля (я имею в виду Филиппа) это и уместно: монарху негоже открыто демонстрировать переполняющие его чувства.

Следующим вышел Джил Бьонг Мин (Южная Корея) .

Чайковский. «Благословляю вас, леса».

Глюк. Ария Париса из оп. «Парис и Елена».

Россини. Ария Дона Базилио из оп. «Севильский цирюльник».

Боюсь, певец не проникся замысловатым содержанием русского романса. Во всяком случае, он спел его, демонстрируя свой голос и умение владеть им, но эмоционально весьма холодно. Предположение о том, что таков стиль певца, отмелось уже на втором из исполнявшихся номеров — стало ясно, что, когда он понимает, что к чему, то играет на полную катушку. А уж в арии Дона Базилио веселье охватило весь зал. Певец настолько вжился в образ, что даже издал ехидное «Хи-хи», не предусмотренное Россини и вызвавшее ответный отклик у слушателей. Причем, что весьма ценно, Дон Базилио был не совсем таким, каким мы привыкли его видеть. Как правило, это мелкий прощелыга, скаредный зловредный старикашка, готовый гадить окружающим ради нескольких монет. На сей раз перед нами предстал знающий себе цену злодей, презирающий всех и уверенный в своем праве и способности манипулировать ими. Думается, вне зависимости от результатов конкурса, этого певца ждет прекрасная театральная карьера.

И наконец, третий участник трио басов — Женисбек Пиязов (Узбекистан).

Гендель. Ария Арганте из оп. «Ринальдо».

Чайковский. «Благословляю вас, леса».

Верди. Ария Атиллы из одноим. оп.

Какой гордостью, надменностью преисполнен его Арганте! Гибкий голос певца позволил ему донести до нас не только характер героя, но и барочные украшения, которыми его наделил Гендель. И какой контраст с этой арией представил романс Чайковского! А потом — снова властитель, ощущающий свое право покорять державы и распоряжаться людскими судьбами. И все это было спето выразительным гибким голосом.

На смену басам вышла Екатерина Санникова (Россия).

Моцарт. Ария Фьордилиджи из оп. «Так поступают все женщины».

Чайковский «Колыбельная».

Леонкавалло. Сцена и баллада Недды из оп. «Паяцы».

Казалось бы, «Колыбельная» и баллада Недды близки между собой: нежная песня про «ветер, солнце и орла» и мечты о любви под щебет птичек, порхающих в голубом небе. Однако наша Недда оказалась не так проста. В исполнении Екатерины она ни на минуту не забывает о своей судьбе и все, что звучит у других певиц как беззаботный монолог, у нее оказывается сеансом самогипноза, попыткой убедить саму себя, что все не так плохо, впрочем, не увенчавшейся успехом. Интересная трактовка.

А вот и первый сегодня тенор— Ли МёнХён (Южная Корея).

Моцарт. Ария Тамино из оп. «Волшебная флейта».

Чайковский. «Хотел бы в единое слово».

Доницетти. Ария Эдгардо из оп. «Лючия ди Ламмермур».

Мне показалось, что голос у певца не очень сильный. Почему я говорю «показалось»? В этом небольшом зале он звучал хорошо, но из этого не должно однозначно следовать, что его не будет слышно в более масштабном помещении. И все же из того, что мы услышали, в том числе романса, у меня создалось впечатление, что перед нами скорей камерный исполнитель. Что не хорошо и не плохо, а просто так есть.

Полной противоположностью был его соотечественник Ким Гихун (Южная Корея).

Моцарт. Ария Гульельмо из оп. «Так поступают все женщины».

Россини. Каватина Фигаро из оп. «Севильский цирюльник».

Чайковский. «Серенада Дон Жуана».

Уже по тому, как он вышел, развернув грудь, как оглядел зал, чувствовалось — вот первый парень на деревне. Да и не на деревне, бери выше: как известно, Фигаро — первый в городе, factotum della citta!

Такими же первыми парнями оказались и все его герои. Их голоса — или один общий голос — заполнили помещение, так что чуть ли не эхом отзывались. И слушатели были покорены. Думаю, каждый подумал: «Как хочется услышать его в третьем туре, в большом зале!» Будем надеяться, что и у жюри такое же мнение.

Второе прослушивание этого дня открыл Чой Джонвон (Южная Корея).

Моцарт. Ария Осмина из оп. «Похищение из сераля».

Верди. Ария Банко из оп. «Макбет».

Чайковский. «Нет, только тот, кто знал».

Голос певца, что называется, бас-бас, с гулкими низкими нотами. Но мне показалось, что он уж очень старательно все выпевает. Как-то по-ученически. Хотелось бы большей свободы. Да и не большей, а просто свободы.

И снова Дон Жуан. Да и не один, а сразу два — в исполнении Вячеслава Васильева (Россия).

Моцарт. Ария Дон Жуана из одноим. оп.

Верди. Ария Макбета из одноим. оп.

Чайковский. «Серенада Дон Жуана».

В самом начале выступления Вячеслава едва не произошел сбой: он решил еще раз поклониться залу, а аккомпаниатор, не заметив этого, дала вступление. Но певец вступил точно вовремя.

Тут было все от гордого, самодовольного взора и сжатых кулаков до громогласного вокала. Кончено, певец подобрал репертуар под стать своему характеру и мощному голосу, но хотелось бы услышать и как он справится с нежным пиано. Охотно допускаю, что вполне успешно, но сегодня проверить это нам не удалось.

Второй Дон Жуан в его исполнении оказался практически копией первого. Или наоборот, в общем близнецы (если не сказать клоны), только разговаривающие на разных языках.

Если вы уловили некую иронию в моих словах, то должен вас уверить, что она совершенно не совпала в настроением в зале: Вячеслава проводили овацией.

Если про предыдущего корейского певца я сказал «бас-бас», то Ли Мюнжин (Южная Корея) — тенор-тенор, со всеми приличествующими ему лирическими переживаниями, трепетом в голосе и до-олгими высокими нотами, так ласкающими наш слух. На этот раз — иронии ни грамма: уверен, он будет хорош во всех партиях нежных любовников. А сегодня он пел вот что:

Верди. Ария Оронта из оп. «Ломбардцы в первом крестовом походе».

Гайдн. Ария из оратории «Сотворение мира».

Чайковский. «Нет, только тот, кто знал».

Следом вышел Даниил Матвиенко (Украина).

Моцарт. Ария графа Альмавивы из оп. «Свадьба Фигаро».

Вагнер. Ария Вольфрама из оп. «Тангейзер».

Чайковский. «Благословляю вас, леса».

Еще один граф Альмавива. На этот раз — удивленный: он просто не может поверить в то, чтобы слуги вышли из повиновения, а он не смог бы их обуздать.

Совсем по-другому прозвучал Вольфрам. Впрочем, как раз настолько, насколько Вагнер отличается от Моцарта.

А вот в романсе мне не хватило света, как-то он печально прозвучал, будто певец благословляет все, о чем поет, покинув этот мир. Во всяком случае, «ночи тьма» прозвучала убедительней, чем «солнца свет», а «если б» — как констатация того, что это желание неосуществимо. Хотя, возможно, можно дать этому романсу и такую трактовку.

И снова наши старые знакомые — Дон Жуан и граф Альмавива. На этот раз в исполнении Гамида Абдулова (Россия).

Моцарт. Речитатив и ария Графа Альмавивы из оп. «Свадьба Фигаро».

Беллини. Речитатив и ария сэра Ричарда из оп. «Пуритане».

Чайковский. Романс «Серенада Дон Жуана».

Слушая Гамида, я подумал вот о чем. В драматическом театре со времен Станиславского принято, что актер, выучивший роль, то есть чужие слова, произносит их так, будто они только что родились в его уме. В опере же, из-за того, что записаны не только слова, но и как их произносить, это кажется необязательным. Актер, конечно, вживается в текст (в том числе музыкальный), вызывает у себя нужные эмоции, но все же ощущение здесь и сейчас рожденных слов — крайне редко в музыкальном театре. Пение же Гамида создает именно такое впечатление. Разумеется, он не единственный, кому это удается, но все же пришла эта мысль мне в голову именно при его пении — о чем-то это говорит?

Какие же мысли пришли в голову графу Альмавиве? Чем он отличается от тех, кого мы слышали прежде? Этот граф страшно зол, его переполняет ярость. Совсем другие чувства владеют Ричардом: он растерян, не может поверить в потерю любимой, хотя и рассказывает о ней. Ну а Дон Жуан — Дон Жуан, он поет, произнося слова, которые пришли ему в голову (сродни пушкинскому «ба! что в голову придет»).

Следом выступала Оксана Майорова (Россия).

Чайковский. «Забыть так скоро».

Гендель. Ария Армиды из оп. «Ринальдо».

Россини. Ария Матильды из оп. «Вильгельм Телль».

Ее выступление не произвело на меня особого впечатления. Вроде бы и играет она хорошо, так, что героинь ее даже жалко. Может, дело в том, что актриса, что называется, бьет на жалость? А может, в голосе? Мне он показался вроде как подернутым туманом, сквозь который время от времени, как солнечные лучи, пробиваются высокие ноты. Вот тоже парадокс: лучше всего — с теми звуки, которые могут составить проблему для кого-то другого.

Зато очень милой мне показалась Парк Джае Юн (Южная Корея).

Пуччини. Ария Мими из оп. «Богема».

Чайковский. «Ночи безумные».

Моцарт. Ария и речитатив графини из оп. «Свадьба Фигаро».

Ее Мими робеет, от смущения перебирает руками, и все это передается голосом тоже.

Зато два других произведения совершенно другие: там и страсти, и слезы, даже рыдания. И графиня не такая, как порой бывает — безропотная жертва, пассивно участвующая в проказах Фигаро, а разозленная, оскорбленная, ревнивая женщина. И как же хорошо, что перед этим мы видели Мими, показавшую нам певицу с совершенно другой стороны!

Появления Марии Бараковой (Россия) все ждали с нетерпением: как-никак, победительница конкурса Глинки!

Моцарт. Речитатив и ария Фарначе из оп. «Митридат, царь Понтийский».

Чайковский. Сцена и ария Ольги из оп. «Евгений Онегин».

Чайковский. «На сон грядущий».

И наши ожидания оправдались: в моцартовской вещи мы услышали голос сильный, глубокий и в то же время гибкий (что для Моцарта просто необходимо).

В арии (так в программе, обычно все же ее обозначают как ариозо) Ольги вообще прозвучали два разных голоса: один — самой Ольги, а вторым были пропеты слова «Уж как по мосту, мосточку». И в конце («Меня ребенком все зовут») на слове «зовут» Мария не ушла в меццо-сопрановые глубины, а спела фразу ровно. Что, в общем, больше соответствует образу юной девушки.

А чтобы кто-нибудь ненароком не подумал, что она просто не может спеть так низко (хотя после всего услышанного вряд ли кому-то такая мысль пришла бы в голову), Мария именно так пропела последние слова романса: «Хоть сновиденьем обмани!»

Завершил день Ли Сунджин (Южная Корея).

Моцарт. Речитатив и ария графа Альмавивы из оп. «Свадьба Фигаро».

Верди. Ария Родриго из оп. «Дон Карлос».

Чайковский «Серенада Дон Жуана».

И новый граф! Этот — не чувствует ни ревности, ни обиды. Он просто не может испытывать этих чувство по отношению к низшим. Он совершенно не волнуется: ведь нет никаких сомнений в том, что он выйдет победителем из ситуации, как он всегда побеждает. И слово «Vedro» («Посмотрим») он произносит, вкладывая в него не тот смысл, что, мол, поглядим-ка, что получится, а — вы у меня еще посмотрите!

Интересно, кстати,  сколько трактовок допускает моцартовский персонаж. Впрочем, это отнюдь не бином Ньютона: ровно столько, сколько есть певцов, за вычетом тех, кто не ищет своего, а копирует найденное другими. Во всяком случае, участники нашего конкурса показали, что они не из числа последних.

В арии Родриго мне поначалу показалось, что исполняется она чересчур спокойно, хладнокровно. Но вот прозвучало «La vendetta del Re» («Месть короля») и все поменялось: мы увидели страдание человека, готового в любой момент проститься с жизнью, но старающегося не показывать этого, так как есть еще недоделанные дела на этом свете, и главное из них — оставить наставления Дону Карлосу.

На этом закончим сегодняшний обзор.

 

 

Все права защищены. Копирование запрещено.