Екатерина Семенчук впервые выступила с Александром Рудиным и Российским национальным оркестром.

 

27 мая коллектив представил в Концертном зале имени П. И. Чайковского  программу из французской музыки. Звучали сочинения Мориса Равеля, Клода Дебюсси, Шарля Гуно, Камиля Сен-Санса, Жюля Массне — в общем, весь цвет французской музыкальной культуры конца XIX-начала XX века.

К несомненным гениям добавили гораздо менее известного Эрнеста Шоссона — его «Поэма любви и моря» должна была стать гвоздем программы.

Пожалуй, самый лиричный из всех французских авторов, ученик Массне, фанат Франка и друг Дебюсси, Шоссон несколько теряется среди своих великих коллег. Его дарование наиболее ярко раскрылось в вокальных сочинениях, а любимым поэтом композитора был его друг Морис Бушор. «Поэма любви и моря» написана как раз на стихи этого автора.  Двухчастное произведение состоит из разделов «Цветок вод» и «Смерть любви», а между ними — оркестровая интерлюдия. Сюжет творения типичен для произведений романтической эпохи: герой, сердце которого разбито после личной драмы, пытается трансформировать свою любовь к женщине в любовь к морю.

Конечно, рядом с сочинениями великих французов, эта музыка, увы, воспринимается как второсортная. Поэма страдает некоторым мелодическим однообразием и излишним количеством повторов. Автором не всегда грамотно распределен баланс между вокальной строчкой и оркестровой партией, а музыкальный язык большей частью подражателен— ухо выхватывает как будто фрагменты из сочинений Массне вперемешку с эпизодами, предвосхищающими стиль Дебюсси.

Главное, чего не хватало в этом произведении в интерпретации РНО — истинно французской чувственности и шарма. Александр Рудин как будто побоялся сделать передозировку этого компонента, в итоге Шоссон предстал практически абсолютно стерильным и безжизненным. А учитывая однообразие музыки, монотонность в таком исполнении была просто обеспечена..

К Екатерине Семенчук вопросы совсем иного плана — мы знаем о ее прекрасных возможностях, большом, сильном и объемном голосе, ярком актерском даре. Но здесь сложилось впечатление, что артистке это сочинение стилистически не очень подходит: хоть она и пыталась петь лирическим звуком, мягко, интимно, использовала много пиано и пианиссимо, но вместе с тем ощущалось определенное напряжение…

Ситуация выровнялась во втором отделении, где у певицы появилась возможность сделать своего рода мини-сольник: подряд прозвучали ария Сафо из одноимённой оперы Шарля Гуно, ария Шарлотты из «Вертера» Жюля Массне и первая ария Далилы из «Самсона и Далилы» Камиля Сен-Санса. Тут певица чувствовала себя уже более комфортно, могла развернуть свой голос в полную мощь и дать себе возможность добавить драмы: лучшей в исполнении Семенчук показалась ария Сафо, в которой было в меру как лирики, так и трагической экспрессии.

Певица не смогла отказать себе в удовольствии потешить публику — и уже на бис была явлена хабанера из «Кармен» Жоржа Бизе. Здесь артистка позволила себе много вольностей в отношении динамики и авторского текста: в итоге интерпретация получилась чересчур манерной.

Что касается симфонической части программы, то она в плане исполнения представилась весьма компромиссной.

Лучшими по музыкальной целостности, общей подаче, чувству французской стилистики оказались «Облака» Клода Дебюсси. Этот ноктюрн с его неспешностью, хрупкой утонченностью и исключительной колористичностью по-видимому очень близок маэстро Рудину, его сдержанной и сосредоточенной манере дирижирования. В ноктюрне «Празднества» не совсем получилось создать образ воздушной, но все же тарантеллы — даже когда оркестр взрывался громкостью, не хватало живых, сочных, характерных красок. Прочтение «Послеполуденного отдыха фавна» коллективом РНО оказалось стабильно качественным, как по, собственно, звучанию, так и по выстраиванию формы. Но нельзя сказать, что оркестр как-то смог удивить или открыть это сочинение заново, насытить его свежими красками.

Любопытной получилась интерпретация «Моей Матушки-Гусыни» Равеля. Любовь Рудина к замедленным, растянутым темпам придала этой сюите в данном случае определенное очарование, а меланхоличность, которой насытил ее дирижёр, оказалась вполне впору этому сочинению. И даже «Волшебный сад», который практически всегда воспринимается, как торжество красоты и эстетики, приобрёл у Рудина несколько печальный оттенок — оркестр словно оплакивал прощание со сказкой.

Французскую чувственность и даже эротичность дирижер все-таки использовал, но приберег ее для финала. Вакханалия из «Самсона и Далилы» Сен-Санса дала в этом убедиться целиком и полностью: изящные ориентальные эпизоды сменялись томной и нежной лирикой, а буйная и зажигательная главная тема, казалось, сметала все на своем пути в экстатически-сладком порыве.

 

Фото предоставлены пресс-службой Московской филармонии

Автор фото — Владимир Волков